Но я боюсь. Что, если она оттолкнет меня? Что, если она ненавидит меня за все, что я сделал с ней? Лучше умереть один раз по-настоящему, чем быть отвергнутым ею. В пещере Койи она заботилась обо мне, но это могло быть простое сострадание. Может, это и к лучшему, если мой дух вырвется на свободу, когда я уничтожу инков.

Теперь я близко от цели — один или два поворота. Их голоса я слышу так же ясно, как удары ножей о каменную кладку, в которой они неистово стараются проделать брешь. От мерцающих огней светильников туннель кажется теплым и уютным. Жрицы не могут ориентироваться в темноте так же свободно, как виллаки, хотя провели всю жизнь, не видя даже света луны, которой поклоняются.

Я должен был привести их к луне. Если бы я признал власть священников и стал действовать заодно с Джири и остальными сыновьями Паукара Вами, они бы поднялись из глубин. Под сенью статуи Манко Капака, доминирующей над городом, Койя утвердила бы свою королевскую власть, мамаконы стали бы самыми модными дамами, а виллаки — самыми могущественными мужчинами. Они достигли бы верховной власти. Эта мечта заставляла их двигаться к цели во мраке и убожестве. Она была целью их жизни. Более благородный человек мог бы почувствовать к ним жалость — они были рождены для такой участи и ничего не могли поделать, — но я — жестокий сукин сын и не чувствую ничего, кроме злобной радости от мысли, что скоро разрушу их тщательно продуманные планы.

Я уже почти настиг их. Короткая пауза — перевести дыхание и размять пальцы, чтобы раньше времени случайно не нажать на кнопки на жилете. Потом надеть на лицо улыбку, ковыляя, преодолеть последний поворот и выйти на всеобщее обозрение.

Этот туннель уже остальных, с низким потолком — в него едва протиснули кровать. Завал можно преодолеть — инки перебрались бы через него, если бы не их разбухшая королева, — но его трудно расчистить. Все священники и жрицы заняты этим, но как только они расчищают его, сверху сыплются новые потоки камней. В любой момент может обвалиться потолок. Это опасное дело, требующее осторожности и времени, которого у них больше нет.

— Развлекаетесь? — громко спрашиваю я, и две дюжины испуганных лиц стремительно поворачиваются ко мне. Койя находится ближе всех, и я слышу, как она шипит от страха, делая какие-то движения своими заросшими жиром руками, как будто желая защититься от меня. Священники и служанки бегом устремляются к Койе и выстраиваются перед ней. Я усмехаюсь:

— Я услышал, что вы устраиваете вечеринку, и решил присоединиться.

— Где остальные? — кричит англоговорящий виллак.

— Их нет.

— Умерли? — вскрикивает он удивленно.

— Нет, кусок дерьма, они вернулись в город.

Он хмурится:

— Ты пришел один?

— Заткнись, гнида! — Я делаю шаг вперед, чтобы лучше видеть Койю. — Меня интересует пчелиная матка, а не ее трутни.

Священник открывает рот, чтобы ответить мне соответствующим образом, но Койя резко обрывает его. Она садится в кровати, выпрямляется и пристально смотрит на меня, изучая мой жилет.

— Ты пришел убить меня, — говорит она на том древнем языке, который так же понятен мне, как и мой собственный.

— Можешь не сомневаться, — усмехаюсь я.

— Но это глупо! Ведь мы твои родители, Кровь Снов, твоя судьба. У нас связаны с тобой грандиозные планы. С помощью тайных интриг мы сможем продлить твою власть на многие тысячелетия. Если ты останешься один, то тебя будут окружать только простые смертные, чтобы восхищаться тобой и радовать тебя, но это надоест гораздо быстрее, чем ты думаешь.

— Я уже потерял к этому интерес, — вздыхаю я, — но ты меня тоже не интересуешь. Мне безразличны твои планы. У меня есть собственные. Ты сделала ошибку, приказав Кардиналу создать меня. Ты думала, что я буду чувствовать с тобой родственную связь. Но ты ничего не значишь для меня, ты, жирная, уродливая инкская сука.

Я никогда не получал такого удовольствия от ругательств. Если останусь в живых, то буду снова и снова вспоминать эти мгновения.

Койя что-то злобно бормочет, потом кричит своим слугам:

— Взять его! — Примитивный набор финальных слов, но у нее нет времени, чтобы добавить подходящий заключительный аккорд.

Виллаки и мамаконы бросаются ко мне. У меня осталось только четыре или пять секунд.

Стиснув пальцы левой руки, я нажимаю маленькую кнопку в центре ладони. Короткая пауза, и я нажимаю правую кнопку. Не раздается никакого щелчка, никакого ощущения наступающей опасности. Жилет взрывается мгновенно — ужасный взрыв, уничтожающий меня и ближайших инков, сбивающий с ног остальных и обрушивающий крышу на визжащую, омерзительную Койю и весь ее клан.

Конец.

Динь-дон, ведьма мертва.

Прошло почти две недели с тех пор, как гвардейцы, клуксеры и Змеи объединились, чтобы избавить город от инкских правителей, и хотя еще рано о чем-то говорить, положительные признаки налицо. Райми и Даверн сотрудничают весьма осторожно, а я и Сард — представители Змей — стараемся убедить всех, что мы не против этих переговоров. Дни раздела и изоляции восточной части города закончились. Теперь банды, находящиеся здесь, действуют под одним знаменем. Для начала нам пришлось надавать кое-кому по головам, и это будет продолжаться еще некоторое время, но скоро люди увидят все преимущества выбранного нами курса. Они начнут стекаться к нам, и настанет новая эра мира и процветания.

По крайней мере, таков план.

Город никогда не выглядел прекраснее, чем в те минуты, когда я вместе с Амой и отцом вырвался на свет из туннелей. Был вечер, солнце садилось, и впервые за десять лет рубиново-красное небо не напомнило мне о крови. По дороге наверх мы услышали взрыв и поняли, что Райми выполнил задуманное.

— Итак, — прогудел низким голосом Паукар Вами несколько минут спустя, когда мы в изнеможении повалились на лужайку с обгоревшей травой и в мрачном молчании уставились в небо, — мы победили виллаков и их королеву, объединили воюющие группировки города и заложили основы для долгого и крепкого мира. Неплохая работа для одного дня, а, Эл, мой мальчик?

— Могло быть и хуже, — с непроницаемым лицом произнес я, потом расхохотался вместе с ним.

Ама в это время задумчиво смотрела перед собой и мечтательно улыбалась (наверное, думала о Райми).

Закончив смеяться, Вами поднялся и стал пристально разглядывать возвышающиеся перед нами здания города. Его зеленые глаза стали задумчивыми.

— Кончено, — проговорил он тихо, — я действительно свободен, в первый раз в жизни. Никаких виллаков, никакого Фердинанда Дорака, указывающих, что мне надо и что не надо делать. Я теперь могу быть человеком для себя самого, жить для себя, делать что хочу.

Его руки непроизвольно сжались, как будто хватая новую жертву.

Прочистив горло, я встал рядом с ним.

— Здесь больше не будет убийств, — сказал я. Он никак не прореагировал на мои слова. — Свои грязные пристрастия реализуй где-нибудь в другом месте. В городе это запрещено.

— Кто это сказал? — прошептал он, все еще глядя на небоскребы.

— Вождь Змей.

— Я — вождь Змей.

— Нет. Их вождь — Паукар Вами. В этом городе может быть только один Паукар Вами, и это я. Если хочешь, мы можем сразиться, но это вряд ли имеет смысл. Тебе ведь не важно, где убивать. Зачем настраивать себя против меня, когда ты можешь идти куда угодно, чтобы насладиться убийствами?

Он ненадолго задумался, потом кивнул:

— Что ж, хорошо. Город твой. Я ухожу и оставляю его тебе.

— Я предпочел бы, чтобы ты пока этого не делал, — сказал я. Вами удивленно посмотрел на меня. — Следующие несколько недель будут трудными. Ты можешь мне понадобиться. Я хочу, чтобы ты остался, затаился и ничего не предпринимал, но пребывал в готовности включиться в дело, когда я позову.