— Капак, — он лучезарно улыбается, как будто мы закадычные друзья, — вы последний, кого я ожидал здесь увидеть. Приехали проинспектировать нас или…

— Я хочу увидеть гроб Кардинала, — прерываю я.

Это несколько отрезвляет его.

— Кого? А, вы имеете в виду другого Кардинала, мистера Дорака?

— Именно.

Он неуверенно улыбается:

— Довольно поздно для визита. Могу я спросить…

— Просто проведите меня к нему. Немедленно. Прежде чем я заменю вас тем, кто умеет выполнять распоряжения сразу же после того, как их получает.

Сайнс мрачнеет, но у него достаточно мозгов, чтобы промолчать. Он ведет меня по лабиринту гробов. Я молча следую за ним, не обращая внимания на шепот за спиной.

Пройдя глубоко внутрь Холодильника, мы останавливаемся около склепа. Маленькое, восьмиугольное металлическое сооружение, единственное стоящее отдельно. Все остальные гробы стоят вместе. Кардинал после смерти, как и при жизни, проживает один. Вход в склеп закрыт компьютеризированной дверью.

— Я — единственный, кто знает код, — сообщает Сайнс, колдуя над дверью. — Стены напичканы самой современной сигнализацией. Кардинал заранее убедился, что его тело будет недоступно для грабителей могил.

— А что случится, когда вы умрете? — спрашиваю я.

— Я храню код на файле в секретном месте. Мой преемник сможет его найти.

После серии громких щелчков дверь распахивается, и я отступаю назад. Внутри сияет свет.

— Он включается автоматически, когда открывается дверь, — объясняет Сайнс в ответ на мой вопросительный взгляд.

Я захожу внутрь. Гроб Кардинала размещен на пышно украшенной мраморной плите в центре помещения. Он часто говорил, что ему все равно, что станет с его телом после смерти, однако оставленные им подробные инструкции, что надо сделать с его останками, доказывали противоположное.

— Выйдите и заприте за собой дверь, — говорю я Сайнсу.

Он хмурится:

— В комнате нет вентиляции. Через несколько часов воздух кончится.

— Все нормально. Я дам сигнал, когда захочу выйти.

— Но здесь нет кнопки, которую можно нажать. Никто не услышит вас, если вы даже станете колотить в дверь или в стены — слишком плотная изоляция.

Я на минуту задумываюсь.

— Тогда возвращайтесь через час. Если я захочу остаться дольше, я дам знать.

— Вы — начальник, — бормочет Сайнс, нехотя нажимает пару кнопок и тревожно смотрит, как закрывается дверь, оставляя меня наедине с Кардиналом.

— И тогда их стало двое, — тихо говорю я и поворачиваюсь, чтобы осмотреть гроб.

Полная тишина.

Я обхожу гроб. Длинный. Широкий. Черный. Имя Фердинанда Дорака выгравировано на серебряной табличке, даты рождения и смерти и короткая эпитафия «Никто не сказал мне, что настанут дни, подобные этим». Меня одолевает приступ смеха. Приятно видеть, что старый бастард до самого конца сохранил чувство юмора. Я пропустил похороны Кардинала. У меня были другие поводы для беспокойства, например как управлять городом, готовым взорваться после смерти своего прежнего правителя.

— Где ты теперь? — Я дотрагиваюсь до гроба. Он теплый, сделан из твердого пластика, но мягче, чем я ожидал. — Катаешься в преисподней у черта на заднице? Подрываешь основы царствия небесного? Или просто гниешь здесь?

Не знаю, верю ли я в жизнь после смерти. Я являюсь доказательством, что мертвых можно вернуть обратно. Но что случается с миллиардами душ, которых виллаки не перехватили по пути на тот свет? Священники могущественны, но я не могу представить, как они отбирают власть над душами у Бога или дьявола. Возможно, они властвуют только над мертвыми, потому что мертвым больше некуда деться.

Покачав головой, я осматриваю крышку гроба. Ее удерживают шурупы, которые легко отвернуть. Подавляя дрожь, я отворачиваю их все, тихо поднимаю крышку гроба и кладу ее рядом. Я ожидаю увидеть что угодно: живого, усмехающегося Фердинанда Дорака, одного из виллаков, даже пустой гроб, — однако все, что является моему взору, это самый обычный труп с серой кожей.

Волосы Кардинала спутаны, ногти — длинные и неровные, пальцы скрючены, но в остальном он такой же, каким я его помню. Руки скрещены на груди в обычной манере мертвых. Я проверяю мизинец на его левой руке. Обычно он отгибался в сторону от остальных, когда Кардинал создавал нового Аюмаркана. Теперь он прямой. Не знаю, кто ныне возвращает мертвых к жизни, только не этот ветхий мертвец.

Из любопытства я дотрагиваюсь двумя пальцами до левой щеки Кардинала. Слышится легкий хруст крошащейся кости. Я быстро отдергиваю руку, чтобы что-нибудь не сломать.

Кардинал находился в довольно жалком состоянии, когда его соскребли с тротуара у подножия Дворца: падение с пятнадцатого этажа — это слишком даже для самого крепкого сукиного сына. Сотрудники похоронного бюро провели невероятную работу, чтобы собрать его тело воедино для транслировавшихся по телевизору похорон, но оно все держится на честном слове. Один удар в челюсть, и его голова рассыплется.

Я усмехаюсь при мысли об осквернении останков — часть меня ненавидит Кардинала, за то, что он создал меня и приговорил к вечной жизни, — но я не стану этого делать. Он только повиновался своей природе, как я повинуюсь своей. Настоящие мои враги — это виллаки, хитрые негодяи, которые манипулируют нами.

Я кладу крышку гроба на место. При этом чувствую себя довольно глупо. Зачем было тащиться сюда? Послание Кончиты, вероятно, имело какой-то другой смысл. Это пустая трата времени. Мертвые не могут видеть. Как только Сайнс выпустит меня, я вернусь во Дворец и соберусь с мыслями. Должно быть, это…

Звук, похожий на стон, мгновенно прерывает мои мысли. Я бросаюсь к двери, но она по-прежнему заперта. Звук идет не снаружи, а отсюда, изнутри. Прислонясь к стене, я стою, пристально глядя на гроб. Я ожидаю, что крышка со скрипом откроется, как в фильмах ужасов, и труп Кардинала, шатаясь, выйдет из гроба. Но этого не происходит. Вместо этого гроб начинает соскальзывать с мраморной плиты. Сначала я думаю, что это колдовские чары, но потом замечаю тонкий металлический выступ сзади и понимаю, что это технология в действии, а не что-то сверхъестественное.

Гроб останавливается. Я делаю несколько шагов вперед и вижу, что мраморная плита пустотелая. Внутри имеются ступени. Пока я смотрю в темноту, обдумывая увиденное, снизу появляется голова — кто-то поднимается вверх. Мое горло сжимается, я начинаю шарить по телу в поисках оружия. Но я перестал носить пистолеты и ножи много лет назад — они не нужны, когда ты бессмертен.

Борясь с желанием броситься к двери и начать колотить в нее, я остаюсь на месте, с ужасом ожидая, что будет дальше. Глядя на фигуру, поднимающуюся по ступенькам, я первым делом понимаю, что это женщина, высокая, с темной кожей и длинными черными волосами. Потом до меня доходит, что она обнажена.

Когда все это вместе вторгается в мое сознание, его пронзает еще более невероятная догадка.

— Ама? — хрипло говорю я.

Ее голова поднимается вверх, взгляд устремляется на меня, но она молчит.

— Ама, — умоляюще повторяю я и, шатаясь, делаю шаг вперед.

Ама Ситува была любовью всей моей жизни, женщиной, которую Кардинал создал для меня. Мы могли быть вместе много лет, но я принес ее в жертву. Часть цены я заплатил, согласившись на эту демоническую сделку.

Ама подносит палец к губам и произносит «шшш». Я стою как вкопанный и смотрю на нее. Мне хочется плакать, но я забыл, как это делать. Она протягивает мне руку ладонью вверх. В страхе я отрицательно трясу головой. Она складывает пальцы лодочкой и жестом зовет меня, ободряюще улыбаясь. Я дрожу, боясь того, что может случиться, если я возьму ее руку, и в ужасе оттого, что будет, если я этого не сделаю. Наконец дотрагиваюсь пальцами до ее руки. Она сжимает их, потом поворачивается и начинает спускаться по ступенькам. Я колеблюсь, стоя наверху — внизу совсем темно и ничего не видно, — но она снова сжимает мою руку и кивает, как бы говоря, что никакой опасности нет. Я знаю, что мне не следует идти за ней. Это безумие — отдавать свою жизнь в руки обнаженного привидения, но я ничего не могу с собой поделать. Разум покинул меня. Духи прошлого предъявили на меня права.