Онёр же сгорала от нетерпения, но играть её учил великий из учителей – жизнь. Учиться было трудно. Наказание – гнёт, голод и сон на сырой земле, но она сполна впитала знания и могла бы стать великой актрисой, но выбрала путь мести. Она не ведала, какие мысли бродят в голове любовника, но видела взгляд боли и вины и, словно дегустатор, могла определить, насколько чувство крепко. Очень крепко.

— Иди ко мне, — услышал Леонар…

Запряженная парой белых лошадей карета не торопилась. Её извозчика беспокоила пурга, вновь посетившая эти земли. Пока дорога пролегала по лесу, непогода не ощущалась, но стоило покинуть лес, как экипаж едва не перевернулся.

«Назад…»

Химемия убрала платок от глаз, услышав знакомый шёпот. Слезинка скатилась по щеке и сорвалась в полёт. Разбилась о белое кружево рукава.

«Вернись назад…»

Ветер бесновался всё сильнее. Шептал: «Вернись!», бил плетьми по лакированному боку, кидал под колёса снег и сор.

Девушка беспокойно прикоснулась к мужской руке и сжала.

— Ты в порядке, дитя?

«Я опять слышу голос.»

— Не слушай. Он, неприкаянный, толкает тебя на опасный путь. Будь сильнее и не поддавайся.

«Оно ещё ни разу не ошиблось.»

— И всегда, я повторюсь, всегда ставило тебя в опасные условия. Ты вспомни хотя бы тот раз, когда упала в реку!

«Да, я упала и поток унёс меня. Но, Остин, там я нашла тонувшего ребенка!»

— А случай с вором?

«Помилуй, я просто ощутила жар и скинула одежду. Его испуг и последующий полет случайны.»

— Он мог не испугаться, а захотеть вами овладеть!

«Но голос просил меня раздеться и не ошибся вновь. Вор испугался.»

— Вспомните тогда о молнии!

«Да, мне было страшно, и крыло болело долго. Не стоило летать в грозу. Но, Остин, голос соблазнил меня на тот полёт, и сохранил в целости деревню. Случись так, что ударило бы в крышу, и погибли б люди. Со мной же станцевала та стихия и лишь ранила. К тому же, Остин, если бы я слушала тот голос в детстве, то наш корабль не сожгло. Он мне кричал идти на палубу, а я не пошла!»

— Ты не виновата.

«Не вам решать. Но и не мне.»

«Быстрей вернись! Иначе будет поздно!»

— Химемия, ты снова его послушаешь?

«Да. Но это не единственное моё решенье. Остин, отошли письмо «эльфу». Напиши, что у нас произошло. Подробно опиши служанку и дворового. И… и пожелай мне удачи.»

Графиня надела маску и открыла дверь. Извозчик услышал, как пассажир выпрыгнул из кареты, и на мгновение его накрыла тень. А дальше ветер стих. Стихия понесла своё дитя. Она больше не звала.

Его ударили по голове и Леонар упал.

Онёр вела любовника до тени грабов, где на него и напали её братья. Сначала они хотели лишь его убить. Подкинуть бездушный труп на пепелище. Но, оглушив мужчину, передумали.

— Что толку в нашей мести, если о причинах виновники так и не узнают? — заявил Дафне. Его поддержал Парис:

— Ты прав, брат. Семейство Фаилхаит должно знать, за что лишилось сына, а сын – за что его казнят.

Один Чикут был против:

— Мне всё равно, узнает кто, или то останется тайной. Главное, они познают боль отчаяния и боль потери.

Выходило, что желающих рассказать о ненависти больше, но мужчины смотрели на Онёр и ждали её слова. Неважно, что сестра была куда младше них и являлась женщиной, по мнению мужчин – существом не холодного ума. Братья видели её как человека хладнокровного, пролившего кровь недрогнувшей рукой. Где пасовали остальные, она легко вела. А, стало быть, ей и принимать конечное решение.

Бывшая служанка нахмурилась. Она смотрела на любовника и никак не могла решить. Нет, Онёр и не думала помиловать его, она боялась наказания для семьи. Стоит только сыскарям найти следы прошлого, связать со слугами, которые якобы сгорели, как нить сложится в узор и всем всё станет ясно. Но помогать им в этом и обречь семью на смерть – женщина такого не хотела. Однако, так сладка казалась ей возможность заставить мучиться не только старших Фаилхаитов, но и этого щенка, которому пришлось надолго отдать власть над своим юным телом.

Онёр обратила взор на небеса, и будто боги услышали её желание – решили побаловать снегопадом. Хлопья обещались укрыть след, а значит, можно было и рискнуть.

— Мне думается, мы заслужили развлеченье, — сказала она. — Но – потехе час, а нам нужно поскорее скрыться.

— В запасе часов шесть, сестра, — беспокоился Чикут. — Мы не подготавливали отступления с грузом на плечах. Может, изменишь решение?

— Нет, я уже соблазнилась отомстить не только за тот грех. Уходим! Не будем тратить время!

Не успели они пройти и первой мили, как, разбивая тьму, ломая ветки деревьев, взрывая снег на них упала птица. Раскидала как котят и вновь взлетела, пошла на второй круг.

Но в этот раз Чикут был готов. Стрела арбалета тренькнула лишь раз – и тяжёлое тело упало с небес в глубокий снег.

— Кто видел, куда оно упало?

Птица подтянула раненое крыло. Царапина, но до её заживления не полетаешь. Она ещё могла бежать, но побоялась потерять из виду похитителей. Так что же делать ей? Спрятаться, сдаться или бежать?

Искали птицу, а нашли графиню. Продрогшую, всё в то же белой маске и перепачканном бурнусе.

— Убить? — Дафне обнажил меч и подошёл к дрожащей девушке.

— Есть идея лучше, — неприятно улыбнулась бывшая служанка, — берём с собой.

Испуганная Химемия не оказала сопротивления – позволила себя связать и увести к простой, гружёной бочками телеге. В нос ударил запах рыбы, тонкий слух сразу уловил, как в преддверии скорой смерти та плавает в деревянных тюрьмах.

— Голýбку к голубкý? — насмешливо уточнил Парис, который держал графиню.

— К нему, к нему, — Онёр даже не кивнула, она на новую пленницу не смотрела: беспокойно озиралась, всматриваясь в темноту. В атмосфере напряжения ни один не предложил снять с таинственной графини маску. Не до того им было.

Одна из бочек стояла без воды. Внутри неё сидел первый пленник, он всё ещё был без сознания. Но, главное, он был жив и Химемия всхлипнула от облегчения, услышав его сердцебиение. Графиню посадили к нему и накрыли сверху крышкой, погружая в темноту.

«Все хорошо, я с тобою рядом!»

Леонар на ощупь отдавал морозом. Он замерзал.

Шелест, что еженощно разносился из шкафа в покоях сына виконта, раздался в бочке. Юношу и девушку обняло тёплым «одеялом». Холод ночи отступил и скоро лорд перестал дрожать, но тот, кого он за это благодарил в беспамятстве, не заслуживал слов благодарности:

— Онёр…спасибо…Онёр…

«Ах, если бы вы были в силах меня услышать, Леонар.»

Тяжеловоз устало переставил ноги, напрягся и неохотно потянул телегу. Полозья заскользили, отмечая путь глубокими бороздками, которые неспешно засыпало снегом.

Сыскное отделение «встало на дыбы». Охраняемый ими лорд пропал из опочивальни. Из-под носа сторожей увели – единственного сына виконта Фаилхаита не уберегли. Какой позор!..

— Нет, господин, в комнату не заходили даже слуги, — оправдывались утром проштрафившиеся телохранители.

— А может, слышали чего? Или проспали?! — указывал на их некомпетентность прибывший сыскарь.

— Никак нет! — отвечали и оправдывались они.

Как и большинство сыскарей, Хатиор Браса не являлся человеком знатным, но и обычным селянином его не смог бы назвать даже самый предвзятый богач. Всегда одетый по последней моде, с идеальными манерами, с сединой в тёмных волосах и спокойным взглядом, он не мог не привлекать внимание. То его и сгубило от следующего шага на лестнице карьеры: для должности в тайной службе короля он дюже заметный и слишком выделялся. Потому так и остался старшим сыскарей. И, надо сказать, его такое положение вполне устраивало.