– Если у Алёны остались другие украшения, я готов их пристроить.
Он был не первый, кто говорил о богатствах бабушки. Володины односельчане тоже иногда повторяли слухи о бриллиантах, но сам он в эти рассказы не верил, считая, что, если бы драгоценности существовали, бабушка Алёна давно сказала бы ему о них. Он пожал плечами и ответил:
– Я в её доме не видел ни одного стула из гостиного гарнитура мастера Гамбса[2].
– А ты посмотри получше, чем чёрт не шутит, – серьёзно ответил старик.
– Обязательно посмотрю, а когда обнаружу, принесу вам на оценку.
Получив отступные, бывшая жена Муханова согласилась уехать на окраину Москвы, а сам он поселился за городом, рядом со своими друзьями. Разбирая вещи в своём новом жилище, он нашёл тетрадь, где были записаны адреса и телефоны людей, с которыми ему приходилось вести переговоры об обмене квартиры. Он уже собирался выбросить её, но, полистав, решил попытаться использовать имеющуюся информацию. Выбрав троих желающих, он нашёл для них несколько вариантов обмена, позвонил им, напомнил о себе и сказал, что у него есть хорошая новость. Они внимательно выслушали его и договорились встретиться. Он показал каждому будущее место жительства и назвал цену за предоставляемые услуги. В общей сложности она была равна его двухмесячной зарплате. Никто даже и не подумал торговаться, и Володя решил, что маклерство может стать хорошим приработком.
Через некоторое время заболела мать Муханова – Евдокия Олеговна. Он привёз её в Москву, выяснил, что ей надо делать операцию, и с большими трудностями устроил в больницу, а после операции забрал мать домой и больше месяца ухаживал за ней. Когда она выздоровела, он собирался отвезти её в деревню, но она возвращаться не хотела. Ей очень нравилась Москва. Жить здесь было гораздо легче. Не надо пилить дрова, топить печку и ухаживать за огородом. Продукты всегда можно купить в магазине. Конечно, они не такие хорошие, как в деревне. Там колхозники на дальнем поле выращивали для себя овощи, которые, как и в добрые старые времена, удобряли навозом. Другие, на продажу, они щедро поливали разной химией. Продукты, полученные по новейшей технологии, были гораздо крупнее своих натуральных собратьев и совершенно безвкусные. В них никогда не заводились черви, и они месяцами не портились. Впрочем, в Москве даже они успевали сгнить, и Евдокия Олеговна не могла понять, в каких условиях надо было их хранить, чтобы довести до такого состояния. Но всё это было очень небольшой платой за удобства столичной жизни.
Несмотря на недовольство сына, она продолжала жить с ним, а выгнать её он не мог. Она до сих пор имела на него сильное влияние. В детстве он вообще её побаивался. Тогда она была молодая дородная женщина и в процессе воспитания сама часто применяла веками опробованные средства, которые впоследствии стали считаться антигуманными и непедагогичными. Когда у Евдокии Олеговны не осталось уже никаких признаков болезни, Володя твёрдо настроился отправить её в деревню. Он говорил, что её дом требует ремонта, что бабушка Алёна уже стара, самостоятельно жить не может, и ей необходима помощь. Евдокия Олеговна не возражала, но всё время оттягивала отъезд, а когда, наконец, наступил заранее назначенный день, она притворилась больной и так натурально разыграла свою хворь, что соседи стали обвинять Володю в бессердечии. Слушая их упрёки, он подумал, что в других обстоятельствах его мать могла бы быть неплохой артисткой. Он сделал ещё несколько попыток избавиться от неё, но, убедившись, что это не удастся, прописал её у себя, купил справку, что ей полагается дополнительная жилплощадь, и после нескольких обменов въехал с ней в двухкомнатную квартиру.
Со временем он познакомился с чиновниками, оформлявшими ему документы, и с помощью одного из них приобрёл путёвку в специальный дом отдыха. Такого обслуживания он раньше не мог себе представить. Он жил в отдельном номере, каждый день ему меняли постельное бельё, в столовой кормили деликатесами, которые в обычных магазинах почти никогда не продавались. В распоряжении отдыхающих был бассейн, гимнастический зал, теннисные корты и тренеры по любому виду спорта. В нескольких кинозалах можно было смотреть не только советские фильмы, но и иностранные, которые никогда не появлялись в прокате. Каждый вечер устраивались танцы с неизвестно откуда взявшимися симпатичными доступными девочками.
Пожив в раю всего несколько дней, Володя твёрдо решил войти в круг избранных. Не он этот мир выдумал, не он установил правила игры, он лишь хотел хорошо жить, и деньги, как оказалось, были далеко не самым главным для достижения этой цели. Гораздо важнее были власть и связи. Володя видел, что первый секретарь какого-то подмосковного района с деревенским именем – Трофим Спиридонович Артамонов – бесплатно имеет то, что ему самому не светит даже при наличии хорошего капитала. Муханов познакомился с этим толстым чванливым человеком и сделал всё, чтобы понравиться ему. Потом с его помощью устроился инструктором в Красногорский райком и скоро влюбил в себя его дочь Аллу. Когда Трофим Спиридонович хватился, она уже собралась выходить за Володю замуж. Артамонов пытался было возражать, но Алла устроила истерику с битьём посуды и царапанием собственной физиономии, после чего ушла к Володе. Домой она вернулась только через две недели, когда зажили все царапины, а родители согласились на её свадьбу.
Тесть без восторга отнёсся к этому браку, но решил сделать молодым царский подарок. Не потратив ни копейки собственных денег, он начал пробивать им шикарную трёхкомнатную квартиру. Однако это требовало времени, а пока, так же без всяких капиталовложений, Трофим Спиридонович Артамонов договорился со своими чиновниками о поездке дочери и зятя в Германию.
До этого Володя за границей не был. Узнав о предполагаемой поездке, он сказал жене, что хочет посмотреть страну, а не бегать по магазинам.
– Что же ты там собираешься увидеть? – спросила она.
– Как люди живут, что они делают в свободное время. Как пьют пиво, стучат кружками по столу и едят сосиски с квашеной капустой. Я и сам хочу попробовать их пиво с сосисками, а если повезёт, то и попасть в театр Брехта.
– Интересно, на какие шиши?
– Это не должно быть очень уж дорого. К тому же питаться мы будем консервами и возьмём с собой водку. Говорят, «Столичная» там очень высоко ценится. Но тратиться на покупку тряпок я не хочу. Когда мы вернёмся, обещаю тебе достать всё, что угодно.
О поездке в капиталистическую страну простой смертный не мог тогда даже мечтать, но и в «страну братского социалистического лагеря» попасть тоже было нелегко, а семью в полном составе за границу и вовсе старались не выпускать. Хотя бы одного представителя элементарной ячейки общества государство оставляло у себя в качестве заложника. Для Мухановых сделали исключение. Узнав об этом, Володин коллега Пётр Слизняков, давно подавший заявление на путёвку, тоже решил взять с собой жену. Он был склочник и интриган, ссориться с ним никто не хотел, и перед руководителем группы встал неприятный вопрос: кого из ранее утверждённых кандидатов оставить дома. Предлог мог быть любой, можно было даже обойтись и без предлога, сославшись на решение высшего начальства, но руководитель хотел выглядеть объективным и, собрав комиссию, провёл дополнительное собеседование со всеми соискателями. Им задавали вопросы по международному положению и истории КПСС, а когда очередь дошла до секретарши, её стали спрашивать особенно придирчиво. Она, зная свою незащищённость, подготовилась лучше других и правильно ответила на все вопросы. Тогда руководитель группы поинтересовался, почему она хочет за границу и всё ли осмотрела на одной шестой части суши, именуемой Советским Союзом. Женщина всё поняла и расплакалась. Она долго копила деньги на отпуск и перед пенсией хотела съездить в Германию, для того чтобы купить себе приличное зимнее пальто и привезти подарки внукам, однако её планам не суждено было осуществиться. Члены комиссии вместо неё включили в туристическую группу жену Слизнякова. Конечно, им было жалко секретаршу, но они решили, что если она не уйдёт на пенсию, то сможет поехать в будущем году…
