– Что же мне делать?

– Думай сам, теперь всё зависит от тебя.

После переговоров с Тураевым Бориса взяли лаборантом в НИИ, и он стал делать диплом в недавно организованной лаборатории автоматики. Штатное расписание в ней утверждено не было, существовала она на хозрасчётные темы, и было непонятно, выживет ли она вообще, а если нет, то Тураев мог уволить молодого специалиста без лишних объяснений. Боря в институте получил лишь самое поверхностное понятие об автоматике и должен был учить её по ходу работы над дипломом. Иногда он приходил на кафедру родного института для консультаций.

Там делал диплом Саша, который, несмотря на желание перебирать двигатели, на завод распределяться всё же не стал.

Однажды, встретив Бориса, он спросил:

– Ты здесь ничего необычного не заметил? – Боря посмотрел по сторонам.

– Нет, а что?

– Плакат видишь?

– Ну, вижу.

– Интеллигентные люди не говорят «ну, вижу», они говорят просто «вижу».

– Вижу, ну.

– Не «вижу, ну», а просто «вижу».

– Ну, вижу, ну.

Эту шутку они впервые услышали в Одессе и довольно часто её повторяли, меняясь ролями. Им обоим она не надоедала, потому что напоминала их недавно закончившееся путешествие по Югу. Перед дипломом они поехали туда на Сашиной машине. Володя присоединиться к ним не мог, поскольку уже два года во время каникул ездил на гастроли по различным городам Союза вместе с небольшой группой артистов, которую собрал Лужин.

– Почитай внимательно вон тот плакат, – сказал Саша. Боря посмотрел в указанном направлении, потом присмотрелся, потом прочитал ещё раз и ухмыльнулся.

– Моя работа, – похвастал Саша.

Он добавил всего одну букву и так ловко переписал две соседние, что это совсем не бросалось в глаза, но смысл плаката менялся кардинально. Теперь вместо стандартной и набившей оскомину фразы «Идеи Ленина побеждают», висевшей во всех местах общественного пользования, на стене красовалось злобное утверждение о том, что «Иудеи Ленина побеждают».

– Кто-нибудь видел? – спросил Боря.

– Мишка Ларионов.

– Ну?

– Я ж тебя учу, воспитанные люди не говорят «ну».

– Ну? – повторил Коган.

– Посоветовал мне перерисовать всё взад.

– А ты?

– Я хочу провести научный эксперимент и посмотреть, сколько этот плакат здесь провисит.

– Я слышал, что ты вместе с Мишей диплом делаешь?

– Да, шеф считает, что дал нам многообещающую тему, и если всё нормально пойдёт, то она может стать основой для кандидатской.

– Кому?

– Нам обоим.

– Понимаю. А как у Мишки дела, я имею в виду дома?

– Мне кажется, он счастлив, когда ему удаётся оттуда вырваться. Он, между прочим, способный парень. Просто для того чтобы добраться до своих способностей, ему пришлось разгрести много дерьма, но теперь он часто подаёт хорошие идеи. Я думаю, это связано и с тем, что Миша Второй уже вне опасности.

– А Света?

– Она взяла академический отпуск и носится с детьми, как клуша. Мне вообще иногда кажется, что именно она виновата в болезни своего первенца.

– То есть?

– Понимаешь, маленькое человеческое существо – это зверёныш. Он чувствовал, что был смыслом жизни и центром внимания всей семьи и хотел этого внимания ещё больше, а взять его было неоткуда, вот он и болел. А когда родился второй ребёнок, он понял, что всё прошло и даже если он умрёт, родители это переживут. И назло им выздоровел.

– Ты мистик, Саша.

– Никакой я не мистик, я реалист. Ты только Мишке ничего не говори.

Незадолго до защиты диплома Саша должен был встречать отца, возвращавшегося из отпуска на Юге. Саша не любил такую погоду и ехал очень осторожно. Шёл мелкий противный дождь, дорога была скользкая, к тому же на неё занесло мокрые листья, которые представляли дополнительную опасность. Перед поворотом Саша увидел впереди огни и притормозил, но водитель приближающейся машины оказался не таким осторожным, и его вынесло на встречную полосу. Саша резко вывернул руль и, избежав лобового столкновения, слетел в кювет. Там мирно спали три алкоголика, напившиеся какой-то самодельной дряни. Экспертиза установила, что один из них умер ещё до того, как его ударила машина, двое других тоже отравились и вскоре отправились бы к праотцам без посторонней помощи, однако удар убил второго и ранил третьего. Грузовик, из-за которого всё это произошло, даже не остановился, а других машин на дороге не было. Саша выбрался из кювета, но вместо того чтобы уехать и отрихтовать свою машину, привёз всех пострадавших в больницу, рассказал, что произошло, и по просьбе секретарши составил протокол. Это было его ошибкой. Суд приговорил его к четырём годам тюрьмы. Не смогли ему помочь ни деньги, ни знакомства, ни адвокат.

Он отсидел от звонка до звонка, а вернувшись, прежде всего решил получить диплом и поехал на кафедру. Там он встретил Мишу Ларионова, и бывший однокурсник стал его расспрашивать, но Саша был немногословен. Жизнь в Сибири приятных воспоминаний не оставила. Ему там приходилось несладко, однако 183 см роста и огромная физическая сила были хорошим козырем в борьбе за выживание. Помогло также и то, что Саша был прекрасным механиком, и всё лагерное начальство обращалось к нему за помощью. Быстро закончив свой рассказ, Саша спросил, что произошло в его отсутствие.

– Тесть все эти годы пытался перетянуть меня в торговлю, и мне стоило огромного труда удержаться в науке, – ответил Миша, – я знал, что мне лучше не вступать в тяжбу с законом. Опасности я не чувствую, интуиция у меня отсутствует, и я попался бы при первой же ревизии. Я остался на кафедре, защитил диссертацию и стал доцентом.

Затем Миша Ларионов предложил другу инженерную должность, обещая ему помочь не только защитить диплом, но и поступить в аспирантуру. Он говорил, что в ближайшие три года он гарантирует Саше кандидатскую. Саша отрицательно покачал головой. Жизнь его пошла по другому руслу, и он не хотел начинать всё сначала. Он себя нормально чувствовал в мастерской, и, хотя работа у него была не такая чистая, как на кафедре, денег она приносила гораздо больше. Время упущено, и наверстать его нельзя.

– Всё можно, – уговаривал Миша, – надо только хотеть. У меня есть знакомый аспирант, которому тридцать пять лет, но он совсем не считает себя стариком.

– Нет, Миша. Если ты очень хочешь проявить благотворительность, помоги Борису.

– Он теперь занимается совсем другими вещами.

– Какая разница, ему освоить все эти премудрости гораздо легче, чем мне.

– Понимаешь, Сашка, я не могу ему ничего обещать, а поэтому не хочу и обнадёживать. Судимость в нашей стране прощают, а вот национальность нет. Ты же помнишь, чего тебе стоило распределить его в НИИ, а у нас начальник отдела кадров ещё хуже, чем тот. Как его фамилия?

– Тураев.

– Вот именно. Ну а что ты собираешься делать?

– Постараюсь организовать свою мастерскую по ремонту машин.

В начале приватизации чиновники всех уровней делали себе состояния на взятках, но Александр Иванов ухитрился никому не заплатить ни копейки. Деньги у него были, но, когда чиновники прозрачно намекали, как можно ускорить решение вопроса, он доверительным тоном сообщал о своём тюремном прошлом, добавляя, что лично он ничего против ускорения не имеет, но должен отчитываться перед своими корешами, а как они поступят с человеком, позарившимся на их деньги, он не знает.

Лаборатория автоматики выжила, и через год её заведующий – Вадим Юрьевич Старков – хотел перевести Бориса на должность старшего инженера, но Тураев заявил, что по правилам, прежде чем получить повышение, человек должен проработать не меньше двух лет. Где он нашёл такие правила, было неизвестно, но спорить с ним заведующий лабораторией не стал. Боря тоже не лез на рожон. В конце концов, на жизнь ему хватало, работа нравилась, и здесь, пожалуй, было больше шансов защититься, чем в традиционном автомобилестроении, поэтому он спокойно пропустил в аспирантуру сотрудника, принятого в лабораторию позже него.