– Точно ли автор Сурков? Об этой книге разное говорили и писали. Тем более что роман вышел под именем Натана Дубовицкого…
– Точно. Я с Сурковым разговаривал. У меня есть экземпляр с его автографом.
И вот наше общество оказалось не готовым к тому, что человек из власти, «Бенкендорф», может написать что-то серьёзное, стоящее. К этому не готовы ни правые, ни левые, какой лагерь ни возьми. И когда я говорю, что не вхожу ни в какие лагеря, это не оттого, что задираю нос или что они кажутся мне неправильными. Очень хорошо, что у нас есть разные лагеря, исповедующие различные идеологии. Я просто не нахожу там места для себя. И либералы меня не любят, и почвенники, и националисты. Я вообще считаю, что не столько в идеологии дело, сколько ещё и в том, что России сейчас нужна крупномасштабная личность, президент, правитель, который сможет произвести модернизацию страны.
«Литературная газета», 10 ноября 2009 г., № 45
«Полюбите меня черненьким»
Фима Жиганец не боится филологов и мечтает переплюнуть Владимира Даля
Александр Анатольевич Сидоров (р. 1956) – поэт, прозаик, филолог и журналист. Родился и живет в Ростове-на-Дону. В 1979 году окончил филфак Ростовского государственного университета. 18 лет работал в газете Ростовской области, издаваемой для осужденных (с 1980 по 1988 год – «Голос совести», с 1988 по 1997 год – «Тюрьма и воля»), из них десять лет – ее редактором. Авторитетный исследователь истории советской и российской преступности, уголовно-арестантской субкультуры России. Автор более десятка книг, в том числе двухтомной «Истории профессиональной преступности Советской России» (1999, 2005, 2006), «Словаря блатного илагерного жаргона. Южная феня» (1992), «Тюремных баек» (1999), сборника этимологических очерков «Жемчужины босяцкой речи» (1999), сборника «Классические блатные песни с комментариями и примечаниями» (2001, 2005). Являлся консультантом нескольких криминальных сериалов. Скандальную известность Сидорову принес сборник «Мой дядя, честный вор в законе» (1995, 1999), выпущенный под псевдонимом «Фима Жиганец». Автор «перевел» на жаргон преступного мира стихи Пушкина, Лермонтова, Крылова, Маяковского, Шекспира, Киплинга, Вийона и др.
Александр Сидоров, похоже, точно знал, что делает, когда занялся «переводами» классиков русской и мировой поэзии на блатной жаргон. Трудно сейчас найти такого поклонника литературы, который не был бы знаком с этими «переводами» и ничего не слышал о Фиме Жиганце. Реакция неоднозначна: кто-то восхищается, кто-то негодует, но мало кто остается равнодушным к экспериментам известного ростовского поэта, прозаика и филолога.
– Александр, откуда взялся этот псевдоним – Фима Жиганец?
– Это даже не псевдоним, а скорее литературная маска. Появление Фимы непосредственно связано с началом моих опытов по «переводу» классической поэзии на блатной жаргон. Идея таких «переводов» возникла у меня в середине 90-х.
Во всяком случае, первое, карманное издание таких переводов – «Мой дядя, честный вор в законе» – появилось именно в 1995 году.
– А с чего такой интерес к блатному жаргону?
– Как-то само собой вышло, я ведь был редактором газеты для осужденных.
Ее издавало Управление исполнения наказаний Ростовской области. Именно благодаря тому, что я в ней проработал почти 18 лет, мне удалось накопить ценнейший материал по субкультуре и истории уголовного мира России. Но, разумеется, как человек с филологическим образованием, я всегда с головой был погружен в чтение и изучение литературы классической. В сфере моих особых интересов находился, например, шекспировский «Гамлет». И вот однажды, зайдя в ростовский Дом книги, я увидел сборник переводов этой трагедии на русский, приложением к которым было десятка полтора переводов знаменитого монолога «Быть иль не быть?». Книгу я, естественно, тут же купил. А выходя из магазина, вдруг подумал: можно ли «перевести» столь глубокий философский монолог на русский блатной жаргон? Ведь это же высокая литература, найдутся ли для нее подходящие слова?
– Наверное, тут немаловажна поддержка друзей, коллег, которые с пониманием могли бы отнестись к столь спорному начинанию?
– Поддержка была. Друзья из окружной газеты «Военный вестник Юга России», где мы верстали свое тюремное издание, после того, как я им прочел первые несколько «переводов», пришли в восторг и посоветовали выпустить книжицу в их типографии. Вскоре она появилась на свет. Но! Статочное ли дело – майору внутренней службы, редактору газеты, нацеленной на перевоспитание и исправление преступников, издавать стишки на блатном жаргоне? До этого я уже выпустил «Словарь блатного и лагерного жаргона. Южная феня», но под своим настоящим именем. Однако то было издание совсем иного рода. А тут уголовные «переводы»… За мной к тому времени уже закрепилась незавидная репутация смутьяна и фрондера, который «заигрывает» с осужденными. Не хватало еще давать козыри в руки моим недругам. И тогда я решил выпустить книгу под псевдонимом. Сам характер переводов подсказывал что-то забавное и заодно залихватское. На ум пришло жаргонное «жиган» – отчаянный, горячий, безрассудный человек. Но, поскромничав, я взял уменьшительное – Жиганец. Имя долго подыскивать не пришлось. Покойного моего деда по отцу звали Ефимом Матвеевичем. Но, поскольку прозвище уменьшительно-ласкательное, то и имя должно было соответствовать. Вот так и появился Фима.
– После «рождения» Жиганца Сидоров ушел в тень?
– Нет, они друг другу не мешают. Имя Фимы стало уже почти легендарным.
«Переводы» размножены по всему интернету, в прессе. Фиму цитируют, а на Сидорова уже потом ссылаются журналисты, критики, филологи, историки. С другой стороны, я так свыкся с маской, что и оригинальные стихи свои стал публиковать от лица Фимы. А это порой настораживает и отталкивает любителей серьезной поэзии. Мне не раз писали: «Александр, я сначала думал, что вы пишете низкопробный шансон или пошловатый юморок. А оказалось – любовная, философская, пейзажная лирика… Зачем вы пугаете читателей своим блатным имиджем?» На что я отвечаю: «Полюбите меня черненьким, а беленьким меня всякий полюбит».
– У Шаламова есть рассказ «Заклинатель змей». В нем описана история, когда интеллигент пересказывает ворам произведения мировой литературы, тем самым облегчая себе жизнь на зоне. А тебе известны случаи, когда твои переводы классики на феню помогали кому-то в аналогичной ситуации?
– Это называется «тискать рОманы». Сейчас на зонах этого почти нет. Теперь ведь там радио, телевизоры, видео, DVD. Ну, слушают, наверное, аудиобайки Шуры Каретного, но это совсем другой жанр, ближе к эстраде, в котором главное – рассмешить, а о чем речь, какой сюжет берется за основу, с каким подтекстом, уже никого не интересует. По поводу своих блатных переводов на зоне ничего не слышал, зато знаю точно, что их поклонниками являются многие политики, актеры, вообще творческая интеллигенция. Попадалась мне стенография заседания украинской Верховной Рады. Депутат Чародеев требовал отставки двух своих коллег и аргументировал предложение следующим образом: «В узком кругу они обращаются на жаргоне – пахан, братан, я приведу пример стихами нашего поэта в изложении для этой категории лиц:
«Пахан и шобла – это ж два братана́:
Кому из них шестери́ть ты пошел бы?
Мы говорим – шобла, подразумеваем пахана́,
Мы говорим – пахан, подразумеваем шоблу».
Мой старинный товарищ, вхожий в Госдуму, рассказал, что один из известных журналистов-обозревателей любит, появляясь там, обращаться к депутатам с другой цитатой, «лермонтовской»:
Но есть еще, козлы, прави́лка воровская,
За все, как с гадов, спросят с вас,
Там башли и отмазы не канают,
Там вашу вшивость выкупят на раз!