– Я давно уже не читатель, мне трудно судить. Но про то, что «литература измельчала», критики говорили всегда. У них иначе хлеба не будет. Они думают, что руководят литературным процессом, описывают его, отслеживают какие-то тенденции, но всё это иллюзия. Критики обычно пишут не о том, что есть, а о том, что им хочется видеть.
– Почему писатели перестали быть «властителями дум»? Можете ли вы представить ситуацию «литература без читателя» и будете ли продолжать писать, если это станет явью?
– А я уже примерно так и пишу. Вот сейчас о прозе Ломоносова, например.
Для кого? Кто будет это читать? Понятия не имею, но пишу. Просто я прочёл работы Ломоносова по минералогии, в которых он описывает камни. И я увидел, как это сделано! Настоящая литература без преувеличения! А я, окончив в своё время Горный институт, вполне могу это оценить. Что же касается властителей дум, то вопрос долгий и спорный. Да вы вспомните, кого из писателей знали в том же XIX веке? Кто был властителем дум? По рукам все рукописи ходили. И писали они друг для друга, а не для народа. Пушкин – для Жуковского, Гоголь – для Пушкина. И так далее. А это та самая великая литература, о которой потом другие люди создавали мифы.
– На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его вам не задал?
– Наверное, мне нечего больше сказать. Все молитвы я сократил до трёх слов: «Спасибо и прости!» Благодарите жизнь за то, что она вам дана.
«Литературная газета», 23 мая 2012 г., № 21
«Бог устанавливает свой срок»
Юрий Бондарев не готовится к юбилею
– Юрий Васильевич, близится ваш юбилей, однако в средствах массовой информации об этом мало говорят. А ведь вы – фигура без преувеличения легендарная…
– Мне трудно ответить так, чтобы это устроило и вас, и меня. Кстати, совсем недавно я стал лауреатом крупной премии «Ясная Поляна». Поэтому что-то и перепадает порой…
– Ваш ровесник Даниил Гранин часто говорит от лица ветеранов, повсюду выступает.
– Я ощущаю от этого некоторую неловкость. В определённом возрасте, когда Господь Бог устанавливает свой срок или следит за этим сроком, надо выбирать свою писательскую позицию уже очень осторожно.
– А как, вы думаете, пройдёт ваш юбилей?
– Бог его знает. Не могу ничего сказать по этому поводу, потому что никогда не прилагал никаких усилий для празднования. Я знаю, как некоторые готовятся, задействуют связи, знакомства, но мне это всегда было глубоко чуждо. А если кто-то хочет отметить мой юбилей, то я сопротивляться не стану.
– Вы в последние годы во многих изданиях публикуете свои прозаические миниатюры, так называемые «Мгновения». А крупное что-то пишете – роман, повесть?
– Я давно пишу роман, но сейчас он находится в состоянии «отдыха», скажем так. Потому что сейчас я весь направлен на «Мгновения». И крупнее «Мгновений» для меня ничего нет. Считаю, что это дело не менее серьёзное и не менее нужное, чем огромный роман. На трёх страницах порой можно сказать то, чего не скажешь на восьмистах. Это очень серьёзный жанр… Между прочим, сейчас своего рода эпидемия возникла – «малочтение». Когда крупные формы пользуются у читателей меньшим спросом, чем малые. И это тоже печально…
– А из молодых авторов кого могли бы отметить?
– Из молодых мне нравится Прилепин, я его выделяю из общего числа. К сожалению, я пока не читал его романа о чеченской войне, но ещё прочту. Также мне нравится Проханов. Его молодым не назовёшь, конечно, но по сравнению со мной он молод. Его политические романы очень интересны. Это вообще трудно – писать о политике. Писать о ней пытаются многие, а выходит не у всех. Проханову это удаётся, безотносительно его позиций по тем или иным вопросам.
– А есть ли писатели, которых вы могли бы назвать своими учениками?
Ну, или те, о которых можно сказать, что они вышли из вашей «Шинели»?
– Не буду никого называть, но таких – не один и не два автора. В их прозе я чувствую своё дыхание, вижу свои приёмы. Я часто общаюсь с этими людьми, они привозят свои рукописи, просят у меня советов. Моя проза повлияла на многих писателей. Это я знаю. Но пусть литературоведы будущего этим занимаются, проводят параллели, что-то выискивают, находят, делают открытия…
– Вот вы сказали, что сейчас меньше читают. Помимо того, что это обусловлено чисто техническими моментами, как развитие интернета, где объёмные тексты читать не очень удобно, причина, наверное, ещё и в преподавании литературы?
– Конечно! Приведу один пример. Я воевал вместе с ребятами-артиллеристами, которые почти все были из деревень. В нашей батарее только три офицера оказались городскими, остальные были деревенскими. Из Сибири, средней России, южной России… И должен сказать, что все эти ребята были образованными! Они не учились в вузах, а сами тянулись к знаниям. Я профессор университета, мне приходится общаться со студентами, в последнее время я делаю это реже, но тем не менее… Порой я задаю простые вопросы, на которые они затрудняются ответить. К примеру, я спрашиваю: «Что вы думаете о Бунине?» А в ответ слышу: «А кто такой Бунин?» Я снова спрашиваю: «Что вы можете сказать о Наташе Ростовой?» И мне отвечают: «Кажется, это какая-то литературная героиня…» Это студенты! А мои однобатарейцы ничего, кроме своих деревень не видевшие и о высших учебных заведениях не мечтавшие, с пахоты шагнувшие в окопы, они были куда образованнее! Те ребята знали гораздо больше. Потому что до войны была масса кружков в домах пионеров, в сельсоветах, открывались избы-читальни, писатели ездили по всей стране и встречались с народом. И в школе литературу преподавали не так, как сейчас, по три часа в неделю, а гораздо чаще. Я ведь и сам учился в школе и прекрасно помню, какому бережному отношению к слову, к культуре нас учили.
– Вы давний автор «ЛГ». Не хотели бы попросить редакцию о каком-нибудь одолжении?
– Я прошу только об одном: напишите покороче, как можно короче… Вы помните, кто это сказал: «Краткость – сестра таланта»?
«Литературная газета», 12 марта 2014 г., № 10
Литпроцесс – река с глубинным течением
Владимир Бондаренко чувствует себя продолжателем традиций русских консерваторов
Владимир Григорьевич Бондаренко – критик, литературовед, публицист. Родился в Петрозаводске в 1946 году. Окончил в 1969 г. Ленинградскую лесотехническую академию, химико-технологический факультет. В годы учёбы публиковал в ленинградских газетах заметки и стихи. Был дружен с вернувшимся из архангельской ссылки Бродским. В 1974 г. поступил в Литературный институт. Работал корреспондентом в «Литературной России», заведовал отделом критики в журнале «Октябрь». В 1990 г. вместе с Александром Прохановым основал газету «День» (запрещённую и переименованную впоследствии в «Завтра»). С 1997 г. стал выпускать литературную ежемесячную газету «День литературы». В настоящий момент является секретарём правления Союза писателей России. Лауреат многих литературных премий, в том числе и премии «Золотой Дельвиг». Автор более тридцати книг, основные из которых: «Очерки литературных нравов», «Пламенные реакционеры», «Последние поэты Империи», «Трудно быть русским», «Михаил Лермонтов. Мистический гений». Живёт и работает в Москве.
– Вас обычно относят к критикам-консерваторам. Говорят, что Бондаренко если и разбирается, то только в старых авторах, а молодых для него, за исключением Шаргунова и Прилепина, не существует.
– Я и на самом деле изначально чувствовал себя критиком консервативного склада. Впрочем, все наши гении и в поэзии, и в прозе, и в критике либералами себя не считали. Ни Лермонтов, ни Блок, ни даже Бродский. В этом достойном ряду и я себя чувствую уютно. Да и в критике чувствовать себя продолжателем традиций Константина Леонтьева, Михаила Меньшикова, Василия Розанова, Михаила Лобанова, Вадима Кожинова никак не стыдно. И насчёт авторов я частично соглашусь. Практически каждый критик привязан и к своему времени, и к своему поколению, не так уж удобно в мои 67 лет «задрав штаны, бежать за комсомолом». Да и «старых» авторов у нас на мой век хватит: от недавно ушедших Юрия Кузнецова и Иосифа Бродского, Василия Белова и Виктора Астафьева, которых я ещё числю за современностью, до ныне живущих Юрия Бондарева и Глеба Горбовского, Владимира Кострова и Валентина Распутина, Олега Чухонцева и неувядающей, боевой Юнны Мориц. На мой взгляд, если объективно судить, то и в самой современной литературе в России пока ещё преимущество за «старыми» авторами. Кто определяет современную прозу? Александр Проханов и Эдуард Лимонов, Юрий Поляков и Владимир Маканин, Анатолий Ким и Тимур Зульфикаров – всё те же мои «немолодые» авторы.
