— Идём, — приказывает Одинсон и хватает актёра под локоть не грубо, но настойчиво, словно тот пьян и не знает, как до дома добраться. Хиддлстон послушно следует туда, куда ведут. Одинсон бросил машину у обочины, даже не закрыл дверь со стороны водителя. Том садится на место, откуда его недавно демонстративно выгнали, захлопывает дверь и удивлённо смотрит на покрытое трещинами лобовое стекло. Недоумение заставляет актёра на миг забыть обо всём. Неужели Тор ударил в стекло рукой? Или чем-то тяжелым. Странно, что лобовое стекло просто не разлетелось на куски.
— Ничего не говори, — бросает Одинсон, оказавшись в салоне и хлопнув дверью, мягко давит на педаль газа. На попутчика не смотрит, руль сжимает нервно, дорогу он всё же как-то видит, хотя из-за трещин это сложно.
«Только молчи, умоляю, молчи!» — думает Тор с надеждой.
Хиддлстон даже и не собирался как-то обозначать своё присутствие, только изредка шмыгал носом и смотрел в мутное окно. Он отказывается понимать, что происходит. Ехали недолго, Тор свернул к какому-то дешёвому мотелю, лишь буркнул: «Нам сюда», и Том послушно выбрался из машины.
Хиддлстон не успел и опомниться, как они оказались в простеньком номере: двуспальная постель застелена свежим бельём, пара прикроватных тумбочек с ночниками. В гостиной зоне небольшой стол и стулья, кресло, несколько узких полок на стене заставлены разными вазочками и флаконами; на окнах тёмно-синие портьеры, а на стенах - обои цвета морской волны. В воздухе витает тонкий аромат лаванды, Хиддлстон чувствует, как накатывает дрожь, но это из-за дождя, а вовсе не по вине Одинсона. Актёра не пугает обстановка, он вполне спокоен.
Тор о чём-то ещё переговорил с владельцем, сделал заказ, актёр не прислушивался. Понятное дело, для чего они сюда приехали. Ну и пусть. Когда они остаются наедине, Хиддлстон поворачивается к богачу и открывает было рот, но не знает, что сказать, к тому же Тор обрывает его.
— Иди в душ, — говорит как рассерженный отец непослушному ребёнку.
Актёр замирает на миг, подобно мраморному постаменту. Том плохо помнит отца, тот умер, когда Хиддлстону было шесть. Несчастный случай на производстве. Том бережно хранил в памяти лишь некоторые детали. Джонатан был волевым, сильным и правильным, часто строгим, редко улыбался. Но своего мальчика любил и никому бы не позволил его обидеть.
В этот момент Одинсон напоминал отца, в нём присутствовала некая внутренняя правильность и уверенность. Вот только Джонатан, как и их семейство в прошлые времена, не был богат. Средний достаток — не беда, главное они были счастливы.
Том не отзывается, вообще ничего не говорит, просто идёт в душ, как если бы Джеймс отправил его греться, промокшего после дождя.
Актёр долго раздевался, всё ждал, когда же Одинсон нарушит его уединение, но этого так и не произошло. Том залез в ванную, закрыл штору и включил воду. Да, под горячими струями воды становится тепло. Хиддлстон снова ждёт, моется долго, тщательно растирает кожу намыленной мочалкой. Богач не спешит завалиться в ванную комнату и наброситься на него, это начинает настораживать.
Том дышит глубоко.
Главное не нервничать, просто перетерпеть. Он сможет.
Британец отключил воду, вылез из ванной, немного подсушил волосы полотенцем, мокрую одежду бросил в корзину для грязного белья, натянул свежий белый халат, который нашёл в шкафчике под раковиной. Отвернулся от своего отражения в зеркале и толкнул дверь, осторожно выглянул.
Тор расхаживал по комнате, однако немедленно обернулся, как только почувствовал, что потянуло влажным воздухом из ванной комнаты. Томас почувствовал себя вдвойне неуютно от того, что Одинсон каким-то непостижимым образом успел раздобыть чистую сухую одежду, а он сам облачён в один лишь халат. Однако Том не мог не оценить странности выбора одежды: чёрная рубашка, брюки и туфли. Темнота словно бы обволокла крепкое тело, лишь светлые волосы немного разбавляли эту загадочную дымку. Обычно Тор одевался как попало: то джинсы и рубашка, то брюки и водолазка. Хотя порой одевался, безусловно, элегантно.
— Я уже начал беспокоиться, — сказал Тор, не сводя с актёра странного взгляда. — Я заказал тебе суп, недурной на вкус, кстати.
Том миновал порог, прикрыл за собой дверь и глянул в сторону стола. В самом деле там стоял поднос: нарезанный хлеб, две тарелки, одна пустая, другая дожидается Тома, и бутылка виски в придачу.
Одинсон не делал ни одного лишнего движения в сторону Хиддлстона, предпочитая находиться в некотором отдалении. Том молча прошёл к столу, только сейчас заметил, что на полу ковровое покрытие, и ступни не мёрзнут. Актёр лишь скептически глянул на тарелку с супом и немедленно взялся откупоривать бутылку со спиртным. Одинсон хмуро наблюдал, как британец делает торопливый глоток прямо из горла, и тут он не выдержал, рванул в его сторону и, оказавшись за спиной актера, ухватил бутылку и потянул вниз, не позволяя Хиддлстону напиться. Том не возражал, сам бы он точно не остановился, горло прилично обожгло, зато внутри стало тепло, хорошо. Главное три больших глотка он сделать успел, не чувствуя вкуса, просто как горькую пилюлю.
— Ты что делаешь? — снова этот отцовский тон.
Том дёрнул пояс халата и обернулся.
Тор был слишком близко, но не напирал, просто забрал бутылку, отставил в сторону. Он лишь хотел, чтобы актёр немного согрелся, а не напился.
— Давай, — Том смотрел с вызовом.
— Что? — заторможенно переспросил Одинсон.
Хиддлстон судорожно выдохнул и нервно сбросил халат с плеч.
«Только этого не хватало!» — подумал в тот момент Одинсон.
— Ты вроде хотел меня, не успокоишься до тех пор, пока не трахнешь. Я согласен, давай. Скажи, как встать или лечь?
Алкоголь медленно начинал действовать, накатывала лёгкая расслабленность. Это даже к лучшему, что он выпил.
— На постели одежда, — процедил Тор, стараясь не смотреть на обнажённого актёра. — Оденься, я отвезу тебя в отель.
Хиддлстон бросил взгляд на постель, и действительно там лежали серые брюки и белая рубашка, на полу пара черных туфель.
— Пользуйся моментом, я согласен, чёрт возьми! — разозлился Том. — Ты нервы мне мотал всё это время. Уже сделай это, и забудем, я не могу постоянно оборачиваться в ожидании, что ты на меня нападёшь. Я устал, чёрт возьми, тебя бояться! Утоли свою жажду, и покончим с этим.
Тор замер, сглотнул, нахмурился. С одной стороны приятно было сломить оборону и получить желаемое, но отчего-то такая победа вовсе не обрадовала, горькая на вкус, пропитанная страхом и безысходностью смертного существа. К тому же он сегодня уже сорвался из-за этого британского зазнайки. Хорошо, что Хиддлстон не был свидетелем представления, которое Тор устроил в салоне машины: сила его взбунтовалась, молнии сверкали и разили прямо в лобовое стекло, но так же быстро он и успокоился, опомнился и помчался искать рыжего.
— Послушай, Том, — бог грома нервно отвернулся. — Оденься…
— А, я понял, — Хиддлстон окончательно слетел с катушек, то ли спиртное его подвело, то ли напряжение последней недели сказалось, он хотел поставить жирную точку в этой глупой и нелепой ситуации, и он это сделает сейчас, немедленно. — Я был эдаким непослушным рабом, а сейчас мне надо вымаливать твоей благосклонности. Хорошо…
От таких речей по спине бога прошёл холодок. Что вообще несёт этот глупец? Тор едва успел повернуться к актеру, как изящные руки легли на его грудь и принялись расстёгивать рубашку. Тор хотел было немедленно оттолкнуть смертного, встряхнуть, привести в чувства. Но асгардец замер как вкопанный, руки британца путаются то ли в попытке застегнуть пуговицы, то ли расстегнуть, отчего-то трясутся как осиновый лист; щёки алеют стыдливым румянцем, бронзовые кудряшки ещё влажные, а глаза смотрят сквозь Тора, как невидимый клинок пронзают горло.
Одинсон вздрагивает всем телом и теряет контроль ровно на столько, что немного подаётся вперёд и касается губами Томового виска нежно, целомудренно. Словно бы защитник пытается показать, что не тронет, будет заботливым другом, а не варваром-завоевателем. Тот хмурится и медленно поднимает голову, наконец, они смотрят друг другу в глаза.