— Какого хера, ты, мразь! — один из мемберов схватил Дже за грудки и встряхнул. — Хули ты творишь?!
— Сами подумайте, контракты несправедливы, — Ким прочитал план Юнхо с юристами, запомнил, что говорить и какие приводить доводы. Он боялся, что ему не поверят, потому голос то дрожал, то истончался. — Альбомы расходятся сотнями тысяч копий, на концертах яблоку негде упасть, рекламы и фотосессии, мерчи… Мы имеем пятнадцать процентов от всего этого! И еще делим на четверых. Вам достаточно?
— Жадность в жопе засвербила?
— А вы готовы гнуть спины бесплатно?! — Дже отпихнул от себя парня, яростно рявкнул, чтобы те пришли в себя, задумались. — Мы спим по четыре часа в сутки и то по дороге от аэропорта на студию, семьи не видим! Бом ногу сломал, так его повсюду таскали на костылях вместо того, чтобы дать немного отдохнуть! Ты сам в обморок падал от истощения, забыл?! Нам не дают сольники, не разрешают выпускать свои песни, хотя у каждого стол ломится от тетрадей… Вас это устраивает?
Парни молча переглянулись.
— Осталось три года, Дже.
— Я не собираюсь терять время. Нам еще в армию идти…
— Так ты с нами время теряешь?! — не в силах сдержать эмоции самый младший вдруг замахнулся и ударил Джеджуна по лицу.
Ким устоял на ногах. Более того, он ответил, но только вломил не пощечину, а врезал кулаком. Мембер покатился по полу с лопнувшей губой. Давно уже Дже не получал по лицу, в принципе, как с Юнхо поладил. Ведь мама игнорировала его, а ее шестерки побаивались лезть, ограничивались руганью.
— Я о группе думаю, мудак! О том, что нами всеми пользуются, а мы терпим, как болваны! — завопил Джеджун на всю комнату. — Да где ваша гордость, ребята? Неужели не обидно, что за все годы, которые пашем, мы не получили достаточной отдачи? Если не деньгами, так хотя бы расписание не такое интенсивное.
Макнэ поднялся, злобной мегерой уставившись на главного вокалиста.
— О гордости заговорил? А что насчет благодарности? Нас выбрали из множества трейни, привели к успеху. Наши родители вложили столько усилий, а мы вот так просто наплюем на все?
— Ребята, успокойтесь. Давайте сядем и все обсудим.
— Не собираюсь я ничего обсуждать. Мой дед — акционер компании, я никуда не уйду. К тому же куда? В других компаниях так же.
— Создадим свой лейбл, — не сдавался Дже, как-то позабыв, что повторяет заученные фразы. Внутреннее смятение и смутное недовольство, вызванное усталостью, выплеснулось топливом в угольки бунта, и пламя протеста вспыхнуло с силой. Он верил в то, что говорил, и с каждым словом его уверенность в этом росла. — Мы в достаточной степени отплатили за тренировки и дебют, теперь можно пойти в самостоятельное плаванье. На Западе группы…
— Мы не на Западе. Покинем большую компанию, нас затопчут конкуренты. Видал, сколько новичков появилось в этом месяце? Без серьезной поддержки нам конец.
— Я понимаю, мне тоже страшно. Но вместе мы сможем.
Макнэ вытер кровь с лица.
— Я никуда не уйду, — жестко проговорил он и вышел.
Дже с надеждой взглянул на оставшихся парней. Те отвели глаза.
— Джеджун, — в комнату заглянул менеджер. — Президент вызывает в офис. Собирайся.
Ким стиснул кулаки — теперь начнется настоящая битва. Когда он, умывшись и переодевшись, приехал в главное здание компании, сразу заметил изменения. Персонал пялился на него, словно бы видел впервые. Кто-то перешептывался, кто-то ехидно усмехался. Его уже оклеймили предателем. И вздумай он сейчас сдать назад, к былому всеобщему обожанию никогда бы уже не вернулся. Мосты были сожжены, оставалось гордо поднять голову и идти вперед. Туда, куда подталкивала незримая рука Юнхо. Хотелось бы сейчас почувствовать его поддержку, но он был один. Один посреди моря обескураженности, удивления и ненависти.
Разговор ни к чему не привел. Президент был мягок, пытался узнать причины поведения Дже, чем конкретно он недоволен, заверял, что немедленно созовет совет акционеров, чтобы найти пути выхода из кризиса. Джеджун же разом вспомнил всю боль, которую приходилось терпеть во временя стажировки, вспомнил злые слезы, когда полуголодный засыпал на полу в танцевальном зале, вспомнил, как после встреч с Юнхо в рюкзаке чудом появлялись пачки рамёна. Он шел за мечтой, обдирая в кровь тело и душу, терпел испытания и принимал подачки. Он многого добился, а теперь предстояло все начать заново. Только он уже был не трейни Дже, милый мальчик с огромным желанием петь, а подлый предатель Ким Джеджун, возомнивший, что сможет свернуть горы в одиночку. Само естество взбунтовалось, и Дже понял, что готов идти до конца. Знал бы, какой будет цена… Он покинул кабинет, ощущая на спине взгляд разочарования. Юнхо был прав, невозможно остаться чистеньким в шоу-бизе. Либо о тебя покорного, ноги вытрут, либо оплюют, стоит только показать зубы. Можно вечно ходить в любимчиках, в душе же зная, что на шее висит огромный ошейник, куда он потянет, туда тебе и дорога. Юнхо тоже показал ему свой поводок. Осталось только рискнуть проверить, а не проиграет ли он, сменив хозяев.
Юнхо не скрывал, что хочет использовать его в своих далеко идущих целях. Но при этом он оставлял для Дже главное — свободу творчества. Ким мог хоть песни писать, хоть горшки лепить, и это было главным аргументом в пользу бандита в смутной борьбе, происходящей в душе Джеджуна. Сольная карьера, альбомы, проекты… Дже верил, что способен в одиночку сделать все то, что сулила ему компания, все время отбирая и оправдывая недостаточным финансированием или жизнеспособностью. Да, за его спиной сволочь вела свои делишки, но все же он был куда ближе всех президентов и менеджеров. Если уж говорить о доверии, несмотря ни на что, он верил именно Юнхо. Хотел верить.
Мемберы не поддержали его. Руководство подготовило собственный иск против нахала, и завертелось. Появилась угроза отмены концертов, поднялась волна протестов — деньги невозможно было вернуть в полной мере, ибо они уже были пущены в оборот. Люди требовали компенсации, но громче всех выли фанаты, желающие увидеть долгожданное шоу. Пикеты и демонстрации, организованными фан-клубом, затрудняли движение в городе, повсюду висели плакаты. Повсюду виднелись заплаканные лица. СМИ раздувало шумиху, печатая новости и слухи, подогревая интерес к своим изданиям сплетнями и небылицами. Джеджун стал самым известным человеком в Азии на несколько недель. Его открыто ненавидели за то, что разбил миллионы сердец преданных фанатов, ему желали смерти. В окна его машины летели мусор, камни и слюни, у дома висели плакаты, где фанаты вырезали его изображению глаза. В интернете вывели в тренды хечтэг «убирайсякимджеджун», подписывали петицию о том, чтобы забанить его пожизненно на тв как артиста. И все же в этом океане ярости находились островки поддержки. Сочувствующие фанаты, любители музыки и даже композиторы, с которыми вела дела компания, выражали сожаление по поводу ситуации и призывали остальных не топтать мужественный выбор Джеджуна. Ему писали письма, обклеивали автобусы фотографиями, умоляли не бросать карьеру. И уже вскоре фандом распался на два лагеря: те, кто хотели разорвать предателя, и те, кто ушел с ним.
Суд разбирал дела, СМИ мусолили тему, выдвигая свое видение ситуации, а концерты состоялись. Джеджун стоял чуть дальше от остальных мемберов, его партии заглушал свист, или же целые секции концертного зала вырубали лайтстики, выражая свое отношение. Чувствовалось напряжение, выматывающее и стаф, и группу, и фанатов. После концертов группа официально приостановила свою деятельность. Поднялась вторая волна ненависти. Уже к компании и тем, кто защищал группу. Некогда адекватные молодые люди, скандируя имя Джеджуна, едва не набрасывались на фанатов бывшего квартета и оставшегося трио, в свою очередь обзывая их предателями и трусами, отвернувшихся от их любимца. В интернете велась война, все поливали друг друга грязью, закрывали фанкафе. Творился ад.
Яркие огни ночного города слепили глаза. Джеджун сидел у окна и играл вином, гоняя его языком во рту. Казалось, он провел целый год вот так, ничего делая, только цедя алкоголь и разглядывая открывающийся из окна пейзаж. Суд остался позади. Как и говорил Юнхо, они выиграли дело — контракт был признан рабским и разорван, неустойки компании выплачены. Поговаривали даже, что контракты оставшихся участников были пересмотрены и некоторые пункты смягчились или вовсе исчезли, однако новоявленное трио затаилось, чтобы вернуться по-королевски и утереть нос хейтерам. Готовилось нечто грандиозное. Джеджун же, громко заявив о себе и покинув родное гнездо, теперь не знал, что делать со своей свободой, что оглушила его. Точнее, не было сил на что-либо. Недописанные песни так же лежали в столе, рояль, на котором учился играть, после переезда на новую квартиру был завален коробками. Предложений на передачи опальной звезде не присылали. Юрист обещал связаться, как только найдет хорошего менеджера, а тот подберет агентство. Вынужденное безделье вовсе лишило Джеджуна сил. Казалось, что вот представился шанс выспаться, но и спать он не мог из-за внутреннего напряжения и переживаний.
