У нее были черные прямые волосы, длинные, как у благородных девиц, спадали на грудь и спину. Миловидное лицо казалось белым, будто из мрамора. Черты лица были правильными, словно кукольными, и большие темные глаза с длинными ресницами еще больше придавали девочке сходство с куклой. Одета она была в черное платье с широкой юбкой, а на плечах носила простую шерстяную накидку, способную согреть в непогоду и, при случае, скрыть от ненужных глаз.

Девочка встала подальше от всех решеток, а главное, как почудилось Вейдоку, подальше от судьи. За ее спиной возвышалась женщина-южанка. Темнокожая, с коротко остриженными волосами и карими глазами, одетая в плотное льняное, перепоясанное кожаным ремнем, сюрко. На спине она носила крест накрест две сабли из гибкой стали, без ножен, в ременных петлях, как носят оружие эпреты.

Телохранительница сложила руки на груди и лениво следила за происходящим.

– Так вот куда мы теперь сажаем пленных магов, – сказал судья, оглядывая стены подземелья. – Помню времена, когда с чародеями-бунтарями обходились несколько иначе.

– Помню и я их, – сказал Таймон. – В прошлом магам заливали в рот расплавленный свинец, чтобы они не могли выкрикивать заклятья. А если они делали пассы руками, руки им быстренько отрубали.

– О! – Судья просиял. – Значит, ты уже знаком с предметом?

– В некоторой степени, – ответил Таймон. – Всего, конечно, не видел. Можно ли охватить неохватное? Но как ломаются берцовые кости на дыбе, к примеру, знаю. Раскаленные клещи пробовал на себе. Из банального повешения искусный мастер может сделать невыносимую пытку. А что можно сделать кнутом – ни за что не догадаетесь!

Девочка, несмотря на присутствие телохранителя, побелела как мел. Вейдок раздумывал, дать Таймону пинка сейчас, или отругать его потом.

– Вынужден согласиться, ваша честь, – продолжал Олли, – условия, в которых нас содержат, прекрасные. Не то, что были в прошлые века. Мне приходилось бывать в местах и похуже, чем эта темница.

– Вот как? – удивился судья. Он был, судя по всему, жизнерадостный балагур, и любил поболтать, все равно с кем. – И каково впечатление?

– Самое паршивое. Никому такого не пожелаю.

– Ясно. Что же. Не знаю, кто ты такой, незнакомец. Наверное, лжец, коль скоро помнишь прошлые века. Но если уж ты полагаешь, что тебя содержат в чересчур мягких условиях, твоей непритязательности можно только позавидовать. Наслаждайся пока, потому как завтра тебя повесят, и в аду, куда ты непременно попадешь, будут совсем другие условия. Таких ты еще не испытывал на своей шкуре. Ни сейчас, ни в века минувшие!

Девочка, видя, что на нее никто не обращает внимания, неуверенно кашлянула.

– Господин судья, вы не забыли обещание?

Судья глянул на нее с неожиданной нежностью и рассмеялся.

– Ну-ну, дитя, не беспокойтесь. Я пошутил. Про ад и про казнь, конечно.

Девочка нахмурилась. Судья определенно ей не нравился. Тому было все равно, он взглянул на тюремщика:

– Послушай, уважаемый, оставь-ка нас на несколько минут.

– Не положено, – пробурчал Варек, опершись на древко пики. – Сами знаете, господин судья, правила…

– Знаю, уважаемый, я сам эти правила писал! – возмутился судья. – Говорю тебе, подожди снаружи темницы. Ничего не случится.

– Господин судья, без приказа…

– Ну что ты станешь делать! Похвальная бдительность. Такое соблюдение устава обязательно должно поощряться, – в голосе судьи послышалась многозначительность, которой сообразительный Варек не мог не заметить. Он помялся и сказал:

– Ну, коль так… Фонарь вам оставлю.

– Давайте же приступим к установлению личности, – сказал судья, когда тюремщик удалился. – Леди Амелия, узнаете ли вы среди этих двух… хм, людей своего подопечного?

Девочка подняла голову, внимательно вглядываясь в лица Вейдока и Таймона, словно желая их получше запомнить. Она, конечно, их не узнавала, поскольку видела впервые. Вейдок ощутил легкое волнение. Что-то было не так. Судья терпеливо ждал.

– Да, – сказала девочка наконец. – Это Олли Таймон. Мой подопечный.

Голос ее звучал решительно и твердо.

– Который? – уточнил судья.

Девушка сжала губы и уверенно кивнула, глядя на Олли Таймона:

– Вот этот. Вам его лицо может показаться странным. Мой подопечный.

Лицо Вейдока вытянулось от удивления.

– Значит, ошибки быть не может, – вздохнул судья. – Отлично… Господин Таймон, – обратился он к Таймону. – Позвольте зачитать вам один интересный документ.

Он вынул свиток.

– О-о, – протянул Таймон. – Это займет уйму времени.

Судья сделал вид, что не слышит. Вейдок только покачал головой. Он отошел от решетки, уселся на солому и сделал вид, что происходящее его больше не касается.

– Записка написана мальчишкой-писарем, – продолжал он. – Видимо, запись была сделана для тюремщика. Он старался не забыть, вот и раскошелился на памятку. Писалось скверным пером на обеденном столе. Жирное пятно. Кляксы. Очень интересно, послушайте:

Несчастная девочка, которой пришлось все это слушать, поспешно подняла ладонь ко рту. Вейдок сказал бы, что у нее случился неожиданный приступ тошноты. А судья, закончив, свернул свиток и убрал его в рукав.

– Замечательная бумага, – проговорил Таймон. – Как минимум, бедолаге Топтуну светит пристрастный допрос.

– И на этот раз ты прав, – сказал судья сурово. – Топтун или Таймон, а досталось бы тебе крепко. Выходка твоя светит на колесование, сдирание кожи и медленную смерть, когда приговоренного варят живьем в масле!

– Бывало и хуже, – пробормотал Таймон задумчиво.

И тут судья вышел таки из себя.

– Послушай, уважаемый! – процедил он, сдержавшись таки от крика. – Не знаю, зачем тебе понадобилось сознаваться во всех этих, явственно собранных со всего города, преступлениях. Может, ты умалишенный?

Вейдок поднял голову и пробормотал:

– Весьма похоже на правду.

Судья взял себя в руки.

– Теперь последуют вынужденные пояснения, которые попросила сделать для тебя, Таймон, эта леди. Ее ты, конечно же, узнал. Твоя осведомленность подсказывает мне, что ты, вне сомнения, знаешь, что дела, в которых затронута церковь, сразу передаются в Инквизицию. Инквизиция не проводит долгих расследований. Там не любят церемониться, выслушивая всякие небылицы. Их конек, да будет тебе известно – допросы и пристрастное дознание. Поверь, в ходе такого дознания ты признал бы и то, что было, и то, чего не было. Довольно быстро признал, скажу я тебе, господин шутник!

– Ни сколько в этом не сомневаюсь, господин судья, – вежливо на этот раз ответил Таймон. – И прошу простить меня за мою несдержанность.

– Надеюсь, со временем ты осознаешь, что в тюрьме язык до добра не доводит, – ответил судья серьезно. – Извинение, впрочем, принято. А теперь позволь рассказать тебе о сути дела и предупредить.

– Слушаю внимательно, господин судья, – сказал Олли Таймон.

– Дело об убийстве священника Клода передано Инквизиции сегодня утром. Так положено по закону, – сказал судья. – И хотя давно известно, кто отправил святошу к его создателю и за что, ты бы ответил за его смерть сполна, поверь мне. Но среди ночи ко мне влетела эта леди, которую ты видишь здесь со мной. Она не побоялась явиться в неурочный час, поднять меня с постели и этим довольно сильно рассердить. Впрочем, учитывая некоторые обстоятельства, я выслушал юную леди и, приняв во внимание прошлую дружбу с ее уважаемым родителем, согласился выполнить одну просьбу.