Друзей. Было похоже на то. Эрик точно не знал, когда это произошло, но точно не жалел. Тем не менее это не делало Чарльза менее грозным, а его телепатию — менее опасной. Всё происходило так быстро.
— Мои способности могут быть опасны. Но это не всё, что они представляют из себя. Точно так же, как ты — опасный человек, но это не описывает тебя всецело, видишь?
— Тебе стоило бы тщательней выбирать выражения рядом со слепым.
Это был удар ниже пояса. Он должен был шокировать и смутить Чарльза. Но он ответил:
— Это было больше, чем просто выражение. Ты позволишь мне попробовать кое-что?
Эрик кивнул. А затем…
… а затем он смотрел поверх длинного дубового стола в комнате совещаний, смотрел поверх своего же плеча и видел закат. Он видел его.
Зрение Чарльза. Его глаза. Эрик видел точно тот же закат. Он не был особенно красивым: грязно-сиреневые края на пасмурном небе, но это поразило его. Возможность видеть цвета казалась ему самым потрясающим, что он когда-либо испытывал. Простейшие удовольствия могут стать невероятными…
— Ох, — прошептал Эрик, — ты не… это не иллюзия?
— Это тот же закат, что вижу я. Можешь поверить.
Вопрос о том, мог ли он верить Чарльзу со всеми его закатами, оставался открытым.
***
Эрик так и не ответил себе на этот вопрос. Не знал, верит ли способностям Чарльза или нет. Но точно знал, что они полезны ему.
На этой же неделе он начал позволять Чарльзу направлять его — сначала только слегка: подсказки о том, что находится вне его зоны досягаемости или о контурах комнаты, когда Эрик терялся, но возможности были слишком заманчивыми, чтобы ими не воспользоваться. Его мир расширился ещё больше. И более того… они начали веселиться.
— Это очень безответственно.
— Разве? Но мне нравится, — Эрик широко улыбнулся.
— Тебе обязательно ехать так быстро?
— Не своди наши глаза с дороги, — с этими словами Леншерр втопил педаль газа, и стрелка спидометра Шевроле преодолела отметку пятидесяти миль в час. Он без труда влился в основной поток трафика, а Чарльз бросал взгляд на зеркала в нужный момент.
Поэтому голова его лежала у Эрика на плече — но это была лишь необходимость. Их обоюдное удовольствие было только от поездки, ни от чего больше.
— Сконцентрируйся, Эрик. Подумай о том, что ты чувствуешь, не только что видишь. Со временем, если ты достаточно чувствителен к металлу, ты сможешь сам вести машину.
Эрик последовал совету. Он чувствовал автомобили вокруг, мог судить об их скорости и даже ускорении. Но этого было недостаточно, и он расширил диапазон ощущений так, что мог «видеть» людей в машинах. О них говорили ему заклёпки их джинсов, зажимы на галстуках, монеты в кошельках и даже пломбы в зубах. Если бы кто-то захотел пересечь шоссе пешком — как глупо бы это ни было — Эрик был уверен, что смог бы почувствовать это лишь по металлу. Всё это он знал, не сводя внимания с автомобилей, и даже без зрения, что Чарльз с ним делил. Его способности становились сильнее и проворнее в попытке заполнить пустое место, оставшееся от потерянного зрения.
— Сбавь скорость! Если нас остановят за превышение, мы никогда не оправдаемся.
В первый раз за, казалось, несколько лет Эрик засмеялся.
Он почувствовал тёплую телепатическую волну от Чарльза, вероятно, из-за его смеха. Это было приятно. Это была лучшая поездка в его жизни.
Вернулись домой они поздно днём, уставшие, но в приподнятом настроении. Эрик уверенно прошёл первые шаги по особняку, опираясь на металлические балки в основании стен и пряжку ремня Чарльза. Телепат уже забрал зрение по обоюдному согласию, здесь оно ему не было нужно.
«Дома», — подумал он. А затем подавился собственной мыслью.
— Эрик? Ты в порядке?
Эрик судорожно начал искать какое-нибудь отвлечение и нашёл его в тонкой полоске металла, параллельной стене, такие он видел в нескольких комнатах. Они интриговали его, пока он не понял, что это зеркала. Металлическая составляющая их была настолько мала, что они никогда не привлекали внимание Эрика, когда он ещё мог видеть. Он уловил иронию в собственных мыслях.
— Могу я ещё немного посмотреть?
— Конечно, — мгновенно ответил Чарльз. Они вместе подошли к зеркалу, и заимствованное зрение снова появилось. Он резко вдохнул — не от шока, от эмоции слишком яркой, чтобы игнорировать её, но слишком эфемерной, чтобы давать ей название.
Сначала всё, что он мог — это пялиться. Он был худее, чем был раньше, но не настолько костлявым, как предполагал — хорошая еда сделала своё дело и вернула его в состояние, напоминающее его былую форму. Уложив волосы, как он делал это раньше, он действительно стал больше похож на себя прежнего. На первый взгляд он даже почти не изменился. Не изменились даже глаза, хотя было странно не видеть собственного взгляда, смотрящего прямо из отражения.
Водолазка определённо была чёрной. Видимо, складывать одежду по цветам и в правду было хорошей идеей.
Эрик осторожно закатал рукав и повернул руку к зеркалу. Татуировка была на месте, доказательство того, что пережил, и его клятвы отмщения. Сначала он увидел её зеркально отражённую, но затем Чарльз посмотрел прямо на неё.
— Это помогает? Видеть её снова?
— Да. Но я не горю желанием смотреть на себя. Иначе мне не нужно было бы зеркало.
— Ох. Хорошо.
Их общий взгляд вернулся к зеркалу. Фокус изменился, и сам Эрик стал размытым, полувидимой тенью сбоку. Чарльз смотрел на себя.
Он был моложе, чем Эрик предполагал, должно быть, на третьем десятке. Мягкие тёмно-каштановые волосы, уложенные в немодную причёску, были настолько длинными, что их можно было заправить за уши. Почти пугающий эффект от изогнутых выразительных бровей смягчался большими глазами нереального оттенка голубого. С одеждой его была беда: бесформенная и старомодная, она абсолютно не сидела на нём. Эрик даже подумал, действительно ли он хороший советчик по поводу одежды. Светлая кожа была гладкой, черты лица — одновременно детскими и аристократическими. Форму и цвет губ можно было назвать женственными, но их сполна компенсировали грубый подбородок и ярко выраженная мужская челюсть.
— Ты красивый, — сказал Эрик настолько обыденным тоном, настолько смог.
— Ты тоже.
Взгляд снова обратился к лицу Эрика, а затем зрение исчезло.
========== Часть 5 ==========
Некоторые раны невозможно вылечить. Но некоторые всё же заживают.
Слепота Эрика беспокоила его гораздо меньше, чем он мог когда-либо представить. Он изучил план поместья на ощупь, на слух, по металлу и памяти, и мог ориентироваться в нём не хуже, чем любой видящий. Жизнь в одиночестве больше не была невообразимой, и хоть Эрик мог предвидеть некоторые трудности, он понимал, что она вполне возможна. И всё же Леншерр не торопился уходить.
Его желудок снова привык к хорошей пище, тело восстановило здоровье и выносливость. Он занимался в спортзале вместе с мальчиками. Шон приклеил скрепку к баскетбольному мячу, чтобы они могли играть вместе. Эрик был так хорош в этом, что каждый раз, когда он попадал в цель, его обвиняли в том, что он расширяет кольцо. Эрик просто знал, где оно находится, и мог подкорректировать траекторию полёта мяча, используя этот маленький кусочек металла на нём.
Ангел начала больше говорить с другими. Мойра начала приветствовать Эрика в коридоре, и тот осознал, что совершенно не возражал. Хэнк сконструировал объёмные модели запланированных сооружений, чтобы Эрик мог оценить их уже на стадии разработки.
А Чарльз… был просто Чарльзом.
С металлическим набором шахмат, Леншерр мог различать фигуры. Он играл всё лучше. Возможно, это была заслуга Чарльза, чья стратегия была настолько бесконечно изобретательной, что всегда бросала вызов и возбуждала интерес.
Играли они в основном по ночам и слушали музыку вместе. Эрик убедил Чарльза послушать Бетховена, Малера, Баха. Ксавьер в ответ предложил ему Луи Армстронга, Дюка Эллингтона, Билли Холидэй. Оба жаловались, но ни один не возражал, когда они начали уважать вкусы друг друга.