Если это случалось раньше, это может случиться снова.

Пока Чарльз сидел, оцепенело держа в руках открытку, Тони просунул голову в барак:

— Мы идем в город сегодня вечером. Ты с нами, Муньоз?

В ответ Армандо в очередной раз вырвал в ведро.

— Похоже, это значит «нет», — дружелюбно сказал Тони. — Как насчет тебя, Профессор? Когда-нибудь тебе придется перестать прятаться тут и писать письма и, наконец, немного повеселиться. Может, священник и не может по-настоящему повеселиться, но блин, ты мог бы хоть пива выпить.

— Бывший священник, — автоматически поправил его Чарльз, бессмысленно, как попугай.

— Почему бы тебе не пойти? — Армандо рухнул обратно на свою койку. — Отдохни хотя бы раз.

— Я должен остаться с тобой.

— Что еще ты собираешься мне сказать? Продолжай пить это сладко-соленое дерьмо, старайся попадать в ведро?

Чарльз помедлил.

— В основном, да.

— Не беспокойся обо мне, Профессор. Я выживу, — лицо Армандо исказила гримаса, как будто его желудок решил оспорить эту браваду. — Ты действительно хочешь сидеть тут весь вечер и наблюдать, как я блюю?

Хотя Чарльз лучше бы остался со своим пациентом, он знал, что всю ночь не сможет думать ни о чем, кроме Рейвен и Эрика. Разве что у него получится как-то отвлечь себя.

— Хорошо. Я пойду.

— Срань господня, да у нас тут настоящее чудо! — громко рассмеялся Тони.

Но эта ночь в городе не принесла утешения. Бар, в который они пошли — отвратительное место с гофрированными металлическими стенами и дощатым потолком, — был почти что борделем. Чарльз выпил кружку пива, потом еще одну, и еще, пытаясь любезно отвязаться от полураздетой молодой девушки. Пиво не заглушило ни его собственные тревоги, ни ту суматоху, которую он ощущал вокруг.

Души здесь… это точно было похоже на чистилище.

Некоторые из них упивались этой атмосферой. Банд определенно был среди них, поливая грудь девушки ликером и слизывая его. Даже некоторые проститутки были счастливы — те, которые отхватили себе молодых, привлекательных солдат или, как минимум, тех, которые могли хорошо заплатить. Но этот лихорадочный восторг был связан с совсем другим видом мыслей — холодным, бесконечным расчетом, кто, что и за сколько будет делать. Также была и печаль, как холодное студенистое дно подо всем этим беспорядком — новые девушки, которые не хотели продавать свое тело, парни, которые боялись получить триппер, но не желали упасть лицом в грязь перед своими товарищами, и устойчивая качка тошноты тех, кто выпил слишком много.

«Подождите, — мысли Чарльза были размытыми. — Может быть, это всего лишь я».

Хорошо приложившись к бутылке джина, Банд начал орать:

— Мне нужно это! И я хочу этого прямо сейчас! — он покачнулся назад, усадил себя на пол, а затем практически распластался по нему. — Ты меня слышишь? Я хочу этого прямо сейчас! Сейчас же!

Одна из женщин оседлала его, а затем раздвинула колени так, чтобы лицо Банда оказалось в ее промежности. Он принялся за работу под громкие аплодисменты.

Это стало последней каплей. Чарльз поднялся из-за стола.

— Мне нужно на воздух, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. Не удивительно, если они не заметят, что он ушел.

Когда он спускался вниз по шатким ступеням, одна из хозяек бара — пожилая женщина с макияжем в западном стиле и в темно-фиолетовом платье — поймала его за руку.

— Тебе это не нужно, да? Все эти девушки.

— Нет. Не нужно.

— Пойдем, пойдем. Я знаю, что тебе нужно, — она развернула его и подтолкнула к боковой двери в одну из спален. — Я всегда знаю. Это то, что нужно, да?

Чарльз уставился на того, кто ждал его обнаженным на кровати — мальчик, которому на вид было не больше восьми лет.

— Нет, — сказал он.

— Нет? Ты уверен?

— Я абсолютно уверен, — его голос дрожал от гнева. — Это ребенок.

— Очень симпатичный…

— Это ребенок, и вы должны немедленно одеть его и забрать из этого места! — Чарльз никогда ни на кого так не кричал, ни разу за всю свою жизнь. Но сейчас он практически рычал на мадам. — Да что с вами не так? Неужели в вас совсем нет порядочности? Как вы можете делать это с маленьким мальчиком?

Ребенок начал плакать, и мадам прогнала Чарльза из комнаты.

— Хорошо, ты его не хочешь. Убирайся.

— Вы не можете оставить его тут. Вы должны отправить его домой, — и тут Чарльз почувствовал, как что-то внутри него оборвалось, когда он осознал… это и был дом этого ребенка. А мадам — его бабушка — убаюкивала его, сознательно слепая к тому вреду, который причиняют ее действия. Она беспокоилась только о том, что этот иностранец напугал ее внука.

«Ее нужно было бы арестовать», — в ярости думал Чарльз, но он понятия не имел, как это сделать. Местные власти были внизу с девушками и вряд ли пошли бы против хозяйки этого заведения. На один сумасшедший момент он представил, как сжигает это чертово место дотла…

…возможно, сейчас он как никогда был близок к тому, чтобы действительно понять Эрика…

…но это было бесполезно. Он был бесполезен. Чарльз видел настоящее зло и не мог сделать ничего, чтобы остановить его. Он снова вспомнил тело снайпера, мертвым весом падающее с дерева.

Он кинулся прочь, на улицу, едва успев добраться до ближайшей канавы, в которую его вырвало.

Он никогда не чувствовал себя настолько бессильным. Так далеко от Бога. От слабости он хватался за дорожный указатель, пока его рвало, снова и снова.

— Ого, — Тони стоял на полпути между ним и баром. — Не думал, что ты так напился.

— Я тоже, — он, конечно, выпил достаточно, но это… это было больше похоже на то, что подкосило Армандо. — Кажется, я заболел.

— Кого угодно стошнит от того, что происходит внутри, — сказал Тони. — Я не говорю, что не люблю проводить время с дамами, но, черт возьми, нужно же где-то подвести черту, правда? И если ты, как священник, не смог с этим справиться, то, я предполагаю, ты никогда раньше не был замешан в чем-то подобном.

— Нет. Никогда.

— Надеюсь, нет. Или, может быть, именно поэтому они тебя и вышвырнули.

— Тони, я ушел по собственной свободной воле.

— Я не куплюсь на это, — круглое лицо Тони выглядело удивительно суровым в тусклом свете. — Ты не можешь посвятить жизнь служению церкви, а потом просто уйти, чтобы немного побыть с девушками. Это священное обещание. Ты не можешь просто забрать назад священное обещание!

Чарльз пытался относиться к этому с пониманием, игнорировал обвиняющие взгляды, которые Тони бросал в его сторону каждый раз, когда кто-то из них доставал четки, но теперь его терпение лопнуло.

— Лучше забрать его назад, чем нарушить. Церковь была достаточно священна для меня, чтобы покинуть ее, когда это было необходимо. Ты бы предпочел, чтобы я был лицемером? Предпочел бы, чтобы я лгал? Это то, где ты «подводишь черту», Тони? Тебе нравятся священники, которые говорят одно, а делают другое? Тогда тебе с этим не ко мне. В католической церкви осталось достаточно таких.

Несколько мгновений они оба молчали. Когда Тони заговорил, то сказал всего лишь:

— Ты позеленел.

Внутренности Чарльза скрутило, и его вырвало так сильно, что в глазах начало двоиться, и он упал на колени.

Когда позывы к рвоте прекратились, Тони осторожно положил руку Чарльза себе на плечо.

— Тебя тошнит не из-за пива. Это то же самое, что и у Армандо.

Тони удалось довести их обратно до джипа и затем до лагеря, где Чарльз мог пить ту же смесь, что и Армандо, и беспокойно дремать рядом с ним. На следующее утро ни один из пациентов не был в состоянии идти на патрулирование, так что они долгие часы просто безмолвно лежали в колышущейся жаре. Чарльз смотрел на фото Эрика и Рейвен.

Он едва ли мог видеть Джин на нем. Его сознание было уже настолько искажено.

Но в самые жаркие дневные часы, когда Чарльз чувствовал, что может просто расплыться лужей страданий и пота, он наконец подумал: «Ты должен верить».

Вот к чему все пришло: вера. Всю свою жизнь он взращивал свою веру в Бога, и даже сейчас, в самое сложное время, эта вера оставалась с ним. Разве он был неспособен иметь такую же веру в своих собратьев? Разве он не мог понять, что мадам одновременно продавала своего внука и любила его? Это сложно было понять, и он никогда не сможет смириться с этим, но он должен принять то, что это действительно так. Это парадокс, но это так.