Было так много всего, с чем Чарльзу предстояло немедленно разобраться, что он даже не знал, с чего начать.

— Джин… ты знаешь, что дядя Эрик и я…

— Это секрет, — она продолжала расчесывать золотистые кукольные волосы. — Я знаю это.

Как? Как она узнала о чувствах Рейвен к Эрику? Восприимчивый ребенок мог бы догадаться о таких вещах — это не было за пределами его понимания. Но как она узнала о том, что он будет беспокоиться, если она расскажет кому-то о них с Эриком?

— Так же, как и ты всегда знаешь, глупенький, — Джин посмотрела на него.

Чарльз начал по-другому воспринимать свой дар много месяцев назад, когда впервые оказался во Вьетнаме. Теперь тот небольшой сдвиг превратился в революцию. Его глаза расширились, когда он осознал, что его дочь такая же, как он. Что дар, который он получил от Бога, не уникален.

Когда-то это могло бы уязвить его. Теперь же эта возможность сияла ярким светом — настолько невероятная, что едва можно было поверить.

Всю свою жизнь Чарльз верил, что ему была дарована способность видеть души людей, чтобы он мог понять их внутреннюю борьбу, сострадать им. Быть свидетелем. Он говорил Эрику, что быть свидетелем — это благородная цель. Это позволило ему посвятить свою жизнь благотворительности, наставлять и утешать тех, кто в этом нуждался.

Но что, если он только начинает осознавать, на что действительно способен его дар?

Нет, не его дар. Их дар.

Щедрость Господа была намного больше, чем он мог представить. И, может быть, Чарльз сможет сделать для мира гораздо больше, чем когда-либо мечтал.

— Джин, ты помнишь, как говорила дяде Эрику, что хранишь свои мысли, пока я не вернусь? — осторожно спросил он.

— Ага, — Барби была моментально отброшена в сторону, Джин не могла устоять на месте от волнения. — Я сохранила много-много мыслей для тебя. Хочешь посмотреть?

Чарльз протянул руку, и Джин положила свою маленькую ручку на его ладонь, широко растопырив пальцы. Восторг дочери тек сквозь него так же, как его собственный — сквозь нее. Чарльз понял это, когда она начала улыбаться.

Похоже, все, во что он верил раньше, теперь изменится. Но Чарльз не боялся.

— Покажи мне все, — прошептал он.