Ответь я хотя бы единым жестом на ее боль, она стократ усилилась бы.

И я молчал, ощущая, как кровь тщетно пытается добраться до кончиков пальцев. Пахло слезами, потом и дешевым постельным бельем, во дворе не пели птицы. Крики разрываемых в клочья людей, вкус крови, взгляд холодных, пронзительно-синих глаз, испуганный крик Саи - раз, два, три - вспышками молний с грохотом падали на дно сердца и оставались тяжелыми камнями, так что моя грудная клетка казалась сделанной из железа.

Я не чувствовал ладони.

Утро скользнуло из-за горизонта незаметно, вкрадчиво, как грабитель. Вместе с ним пробудилась Сая и слова о войне. Они прозвучали тихо, я сначала и не обратил внимания. Так можно принять за салют взрыв, прогремевший вдалеке.

- Что ты сказала? - рассеянно спросил я.

Сая вытащила из-за пояса платья брошь и использовала ее в волосах, как шпильку.

- Я не могу спустить ей это с рук. Она, кажется, упомянула войну? Так тому и быть. Связи в свете у меня еще остались. Как я выгляжу, Хаджи?

- Потрепанно. Как куртизанка после шумного бала.

- Восхитительно. А ты бледно-серого цвета. Страшилище, - парировала она, глядя на меня недовольно и с беспокойством, как на сломанную телегу.

- Хозяйка уже подала завтрак. Мне бы хотелось, чтобы ты спустилась, когда будешь готова. Думаю, что скоро можно отправиться в поместье.

На улице мир был пьяным и грязным, как после ярмарки. Он давно проснулся, скрипел колесами телег и глуповато сверкал в глазах крестьян. На меня пялились, как на дивное диво - не каждый день увидишь благородного господина без верхней одежды. Девушки смело улыбались, юноши смотрели на меня и Саю с сальным пониманием.

Чтобы добраться до "Зоопарка", мы наняли экипаж.

Замок умер и сам себе сделался надгробием - черным, как сажа. Запах горького тлена и гари вился с пеплом по двору. Он отпугивал даже ворон, окруживших поместье, но не решавшихся сесть на трупы. Мертвые тела без крови - это ненормально.

Смерть оглушает, когда видишь ее в таком количестве. Я ничего не испытывал, глядя на трупы, будто одновременно и не видя их. Казалось бы - на этом месте внутри точно должно твориться нечто страшное, но вместо этого - тишина.

- Джоуля ещё нет. Вот-вот соберётся ливень. Давай зайдём в часовню.

Это сказал я, и голос прозвучал деловито, точно я как раз раскурил трубку да зашуршал газетой.

Саей овладело то же отупение. Под его гнетом мы дошли до здания из мелкого, белого кирпича. Отчего-то мы оба не могли туда войти, стояли под козырьком.

- Ты веришь в бога, Хаджи?

Опять собралась философствовать? Я переплюну ее в этом деле в два счета. Вообще-то, подобный вопрос называют провокационным. Задавать его, да еще и так небрежно - не принято, но это же Сая...

- Любой, кто отвечает определенно - лжет, - сообщил я, и передо мной, на черную землю тропинки одна за другой стали роняться тяжелые, дождевые капли. Небо заволокло простудным, сырым туманом серости.

- Тогда как назвать то, что допускает зло?

- Люди, - ответствовал я, подставив под дождь ладонь. Холод воды ощущался странно, словно на мое тело набросили тонкую, как паутина, но непроницаемую и крепкую пелену, притупляющую температурные ощущения.

- Только люди? - Сая хмурилась.

- Только люди.

- А Бог?

- Ты видишь этот лист? - спросил я, выдержав вздох и подбирая слова, способные толком ответить на короткий, но каверзный вопрос Саи. Означенный мной, осенний, желтый лист осины дрожал и панически держался изо всех своих сил за ветку, впитывая последние соки жизни, еще не до конца его оставившей.

- Ну, вижу.

- Есть два пути развития событий, - осторожно произнес я. - Либо он упадет в течение десяти минут, либо нет. Эти варианты бесконечного выбора - и есть Бог. А упадет листик или нет - зависит от того, крепко ли он держится.

- Он в любом случае упадет, - мрачно сообщила Сая.

- Люди в любом случае умрут.

- Не в любом, - покачала головой Сая, окинув меня красноречивым взглядом, и я пожал плечами:

- Вот и листик может, на самом деле, продержаться дольше статистически предполагаемого. Чудеса разлиты в воздухе, не злы и не добры, а просто такие, какие есть. И чтобы взять их, нужно делать выбор. Возможность выбора - это то, что вшито в разумную волю человека.

- Такой Бог чудовищен, - отрезала Сая. - Я отказываюсь в него верить.

- Он, вообще, устроен так, что Его именем можно назвать что угодно. Попробуй.

- Богохульник, - но она сказала это без неприязни, просто печально и как-то отстраненно. - Я сама выбрала то, что произошло в замке. Так выходит?

- Мы все вместе справились.

Сая не прокомментировала - нам обоим было ясно, как это чудовищно.

Слова рождались из горла тяжело, потому что хотелось не говорить, а закрыть глаза и притвориться деревом. С него нет никакого спроса - стой и жди своего топора. В каком-то смысле, паршивая осинка мудрее меня.

От обобщений, бродивших внутри буквально табунами взбесившихся слонов, могла заболеть голова, и она заболела.

Сая стояла подле меня, ловя своим личиком влагу с небес. Это было печально, красиво, бессмысленно. Глядя на нее, я почти возненавидел слова и саму способность человека разговаривать.

- Хаджи, выполни одно моё желание... - внезапно быстро пробормотала она на выдохе, явно недолго поразмыслив перед этим.

Словно у меня был теперь какой-то выбор.

- Не отпускай меня, - изрекла она, пожимая плечами. - Если я стану слабой, если испугаюсь и умчусь в закат с каким-нибудь смазливым ефрейтором, если сойду с ума или сама захочу от тебя избавиться, не отпускай.

Это самое эгоистичное, что я от нее слышал. Казалось бы.

- Клянусь, - спокойно сообщил я. - Никогда не отпущу тебя. Никогда не забуду. Никогда не умру.

- Вот именно. Не умирай.

"То есть, мало того, что я обречен таскаться за тобой, так еще и смерть не оборвет этих скитаний", - я посмотрел на нее холодно.

- Ты невыносима, - спокойно сообщил я.

- Просто обещай, - она готовилась всерьез разозлиться, так как ожидала немного другой реакции. Капризная, маленькая, глупая девочка с непомерно большим самомнением, сверкая глазами, сжав кулачки, стояла подле меня и, если бы я был псом, она бы дернула меня за ошейник. Я медленно улыбнулся:

- Если таково твое желание, я обещаю.

С тех самых пор в голове Саи не было ничего, кроме ее самой и мести. Иногда там проскальзывали мысли о сладком. Чего греха таить, они конкурировали с мыслями об этой самой мести. А уж когда речь заходила о светлом чае с медом или кофе с шоколадом, мировые проблемы шагали мимо ее внимания бесшумным строем.

- То есть, ты выпустила Диву? - спросил я.

- Да, - равнодушно процедила Сая.

- Зачем?

- Потому что я и впрямь дура, - она все еще злилась. - Она обещала спеть на дне рождения Джоуля.

Я удержался от скорбной улыбки - Дива действительно устроила грандиозное представление. Ее дебют нескоро забудут на много миль окрест.

- А откуда взяла ключ?

Она буркнула, не глядя в мою сторону:

- У Джоуля стащила...

Я кивнул:

- Кое-чему ты у меня научилась.

Таким образом мы переговаривались под ореолом закономерной ненависти к себе, а секундами - и друг к другу. Беседа протекала неплохо, Сая ни разу не заревела, только намочила чуть-чуть туфельки. Никто из нас так не высказал, почему мы не можем зайти в церковь. Разбираться еще и в этом казалось невыносимым и ненужным.

Я не мог ненавидеть Диву просто потому, что она была единственный существом, понимавшим меня без слов. А еще потому, что она безумна, как бывает зверь, если долго мучить его. Ведь их обеих могли поменять местами, и какой бы тогда сделалась Сая? Я понимал, что ей нужна не месть, а помощь врача. Сая - существо вспыльчивое и непредсказуемое, но доброе. Ее жестокость не заходит дальше слов. Чем она умела пользоваться, так это своим острым язычком, а потому не мог себе представить, что она и впрямь начнет мстить. Ведь для этого надо что-то делать, а Сая умна, талантлива, но безмерно и страшно ленива. Если попытаться заставить ее выполнять то, что ей не нравится, она весь день будет не в духе. Для мести Диве придется изрядно пошевелиться.