– Ага. Это настоящая я. И раз так, я хочу обнять тебя прямо сейчас!

Алекс показал на толпу, заполнявшую зал в предвкушении обеда:

– Не стоит. Мы ведь здесь одна большая семья, а значит, на вас сейчас смотрит несколько тысяч тяжеловооруженных строгих родичей.

Только тут я сообразил, что он и себя относит к «родичам». Где-то по пути домой он сменил гендер на мужской.

– Это… – Амир в изумлении огляделся. – Самира, это здесь ты работаешь?

Самира то ли засмеялась, то ли всхлипнула от счастья:

– Да, любовь моя. Да, я здесь работаю. А сегодня ведь Ид-аль-Фитр, верно?

– Верно. Наши родные собирались поужинать вместе. Прямо сейчас. Я не знал, сможешь ли ты уйти…

– Да! – Самира повернулась ко мне. – Извинишься за меня перед танами?

– Извинения излишни, – заверил я. – Я правильно понимаю, что Рамадан закончился?

– Да!

Я усмехнулся:

– Тогда на этой неделе я вытащу тебя пообедать. Мы будем есть при свете дня и смеяться, смеяться…

– Договорились. – Самира развела руки, изображая «воздушное объятие». – Обнимаю!

– Обнимаю.

Алекс ухмыльнулся:

– Пожалуй, надо мне пойти с ними в качестве строгого родича. Надеюсь, ты меня простишь…

Я не хотел его прощать, но выбора не было. Сэм, Амир и Алекс умчались праздновать Ид-аль-Фитр и поглощать вкусности в немыслимых количествах.

Мы, оставшиеся, весь вечер пили мед, терпели тысячи похлопываний по спине и слушали речи танов о том, как мы здорово справились, хотя в их-то времена герои были куда качественнее. Над нашими головами, в ветвях Лерада, как обычно, скакали белки, вомбаты и небольшие олени. Валькирии носились по залу, подавая еду и подливая мед.

Под конец пира Томас Джефферсон-младший попытался научить нас некоторым строевым песням Сорок пятого массачусетского. Хафборн Гундерсон и Мэллори Кин то кидались друг в друга посудой, то убегали целоваться в нишах, под смех викингов. Мне было радостно видеть, что они снова вместе… хотя из-за этого появилось такое чувство, будто чего-то не хватает.

Блитцен и Хэртстоун так зачастили в Вальгаллу, что Хельги пришлось даровать им статус почетных гостей с правом приходить и уходить, когда вздумается. Но при этом он особо оговорил, что им не полагаются комнаты и ключи от мини-бара, равно как и любые виды бессмертия, а потому им надлежит соблюдать осторожность и избегать летящих предметов. И выдал Блитцу и Хэрту по шлему с надписью «ПОЧЕТНЫЙ ЭЙНХЕРИЙ», что их совсем не обрадовало.

Когда вечеринка подходила к концу, Блитцен хлопнул меня по спине, которая и так уже ныла от бесчисленных хлопков, полученных за этот вечер.

– Мы пошли, сынок. Надо немного поспать.

– Уверены, ребята? А то сейчас как раз самое интересное начнется. Перетягивание каната над шоколадным озером.

– Наверное, это весело, – знаками согласился Хэртстоун. – Но мы лучше все-таки увидимся завтра. Да?

Я понял, о чем он на самом деле хочет спросить: намерен ли я следовать своему плану насчет услуги, о которой попросил Одина.

– Да, – обещал я. – Завтра.

Блитцен ухмыльнулся:

– Ты хороший человек, Магнус. Это будет нечто…

Перетягивание каната прошло весело, хотя наша команда проиграла. Наверное, потому что замыкающим у нас был Хундинг, а ему хотелось искупаться в шоколаде.

Уже под утро усталый, счастливый и накачавшийся по брови газировкой «Херши», я побрел к себе в номер. У двери комнаты Алекса Фьерро я остановился ненадолго и прислушался, но ничего не услышал. Возможно, он все еще праздновал Ид-аль-Фитр с Сэм и Амиром. Оставалось надеяться, что праздник у них удался на славу. Они это заслужили.

Ввалившись в свой номер, я застыл в прихожей, капая шоколадом на ковер. Хорошо, что в отеле в прямом смысле фантастическая уборка номеров. Я вспомнил, как впервые вошел сюда после того, как умер, свалившись с моста Лонгфелло. Как таращился на все эти роскошества – кухню, библиотеку, диван перед огромным телевизором, атриум со звездами, мерцающими сквозь ветви…

С тех пор на моей каминной полке прибавилось фотографий. Каждую неделю там волшебным образом появлялись один-два новых снимка. Хотя некоторые были как раз старые, из семейного архива: мама, Аннабет, даже дядя Рэндольф с женой и дочками в их лучшие времена. Но были и недавние снимки нас с друзьями по девятнадцатому этажу, а еще фото с Блитцем и Хэртом, которое я сделал, еще когда мы все жили на улице. Мы тогда позаимствовали чей-то фотоаппарат, чтобы сделать групповое селфи. Как отель «Вальгалла» сумел заполучить этот снимок из мирового эфира, понятия не имею. Может, у Хеймдалля в облаке хранятся все когда-либо кем-либо сделанные селфи.

В тот раз я впервые почувствовал, что, войдя в номер, вернулся домой. Может, я и не буду жить в этом отеле вечно. На самом деле я совсем недавно обедал на том самом месте, где мне однажды суждено умереть. И все-таки… номер казался мне теперь вполне подходящим местом, чтобы повесить на стену свой меч.

Кстати, о мечах… Осторожно, чтобы не разбудить, я снял Джека в виде рунного кулона с шеи и положил на кофейный столик. Он что-то счастливо гудел во сне – может быть, грезил об Анаклузмос, мече Перси Джексона, или вспоминал всех клинков, которых когда-то любил. Я пока не очень представлял, как буду разыскивать Браги и уламывать его воспеть Джека, но об этом можно было подумать и потом.

Только я успел стащить с себя пропитанную шоколадом рубашку, как голос у меня за спиной произнес:

– У тебя могло бы возникнуть желание закрыть дверь, прежде чем переодеваться.

Я обернулся.

Алекс Фьерро стоял, прислонившись к дверному косяку, скрестив руки поверх кольчужной жилетки и сдвинув розовые темные очки на кончик носа. Он покачал головой, словно не веря своим глазам.

– Ты что, участвовал в боях в грязи и проиграл?

– А… – Я опустил взгляд. – Это шоколад.

– Ясно. Даже спрашивать не буду.

– Как Ид-аль-Фитр?

Алекс пожал плечами:

– Отлично, наверное. Много счастливых людей. Много еды и напитков. Родственники обнимают друг друга. Признаться, это не совсем мое.

– Верно.

– Я оставил Сэм и Амира в отличной компании всей их родни. Они были… Нет, даже не счастливые, а… В восторге? В экстазе?

– Вне себя от счастья? – предположил я. – На седьмом небе?

Алекс посмотрел мне прямо в глаза:

– Да. Это подходит.

Кап… Кап… Я продолжал самым очаровательным образом капать на ковер шоколадом.

– Ладно, – продолжал Алекс. – Я тут подумал над твоим предложением…

У меня перехватило горло, аж дышать стало трудно. Может, у меня аллергия на шоколад, а я и не знал? И вскоре я познаю еще один интересный способ умереть…

– О чем? – просипел я.

– Насчет особняка, – уточнил Алекс. – А ты о чем подумал?

– А, конечно. Насчет особняка. Ясное дело.

– Пожалуй, я в игре, – сказал он. – Когда начнем?

– О, отлично! Завтра можно все осмотреть – ключи у меня есть. А потом придется подождать, пока адвокаты сделают свою работу. Может, через пару недель?

– Идеально. А теперь иди в душ – смотреть на тебя тошно. Увидимся за завтраком.

– Ладно.

Он повернулся, чтобы уходить, но вдруг остановился.

– Да, еще кое-что. – Он подошел ко мне. – Я еще думал про твои слова насчет вечной любви и всего такого…

– Я не… это было не…

И тогда он взял мое липкое лицо в ладони и поцеловал.

Интересно, можно ли полностью растаять, раствориться в шоколаде на молекулярном уровне и пролиться лужей на ковер? Потому что именно так я себя ощущал тогда. Уверен, Вальгалле пришлось несколько раз воскрешать меня, пока длился этот поцелуй. Иначе совершенно непонятно, как я уцелел до того мгновения, когда Алекс наконец отстранился.

Он оценивающе оглядел меня своими разными глазами, карим и янтарным. У него появились шоколадные усы и бородка, и жилетка тоже была вся в шоколаде.

Буду честен. Часть меня вопила: «Алекс же сейчас парень! Я только что целовался с парнем! И что я по этому поводу чувствую?»