– Я желаю вас до боли, Амабель. Но я не заслуживаю ни капли вашей любви, ни крупицы сочувствия вашего сердца.

Много позже, Амабель писала в письме к тете Элисон:

«Дорогая тетя, мне кажется, что он начинает понемногу раскрываться мне. Конечно, ситуация была щекотливая, но мы преодолели неловкость и смогли поговорить, не поссорившись. Я вижу, как он желает меня, но что-то его сдерживает и не дает заявить на меня все права. Он сплошная загадка, и это привлекает меня к нему еще сильнее.

Ты говорила, нужно дать ему время. Возможно, это и есть верное решение. Мы наделали много ошибок, и теперь в наших руках их исправить. Я хочу дать ему шанс, хочу верить, что все наладится.

Знаешь, мне кажется, что я смогу полюбить его. Конечно, я не забыла тот разговор и того нападения, но сердце мне подсказывает, что Роберт не настолько виноват, как думается. Что просто мы многого не знаем. Я полна решимости разобраться со всем этим. И да поможет мне Бог».

***

Слуга, прибывший за два часа до приезда гостей, привез вселяющие страх вести. Помимо маркиза Нортгемптона с супругой к ним пребывали еще и другие гости. Граф Херефорд и его супруга, леди Джессолина, а так же герцог Арундел со своей женой, леди Шарлоттой.

Это были давние друзья их семьи, которые горели желанием навестить молодых в их гнездышке и обязательно убедиться, что сын высокородного Олдфорда Горсея сделал правильный выбор и живет в мире и согласии.

Амабель восприняла это известие с долей паники и тревогой, которую так и не могла унять. Так много гостей, которых надо разместить и приветить. А так же не забыть, что под прицелом стольких глаз, они с Робертом должны были выглядеть образцовой парой.

И еще тот самый план, от которого у нее подкашивались ноги и потели ладони. План, что вел в неизвестность и дарил ощущения подарка от судьбы. Амабель не собиралась упускать эту возможность. Тем более, что он сам это предложил. Значит, так тому и быть.

Как говорится в писании: «над телом мужа властна его жена». Соответственно, она может распоряжаться им по своему усмотрению. Хотя, она еще не совсем его жена, но была решительно настроена покончить с этим положением, все взяв в свои руки. Возможно, это Господь направил ее сюда, чтобы помочь Роберту в том несчастии, которое, как она чувствовала, мешает ему быть с ней. Она завоюет его доверие и поможет ему. Обязательно поможет.

Но для начала надо встретить неожиданных гостей так, чтобы они не уделяли слишком пристальное внимание их взаимоотношениям. Ибо, хотя правилами этикета и приписывалось сохранение невозмутимости и неизменной вежливости, пример Розалинды был вполне убедителен, чтобы ожидать каверз и от друзей маркиза.

Олдфорд Горсей надменно и гордо прошествовал в гостиную, где неожиданно по-отечески поприветствовал Амабель поцелуем в лоб и пожал руку сыну. Его просиявшая дочь была вознаграждена снисходительным похлопыванием по щеке. Затем он обосновался у пылающего камина, выжидая, пока остальные приезжие не познакомились и не поприветствовали друг друга.

Когда леди Эсмерелда одарила дочь и молодых теплыми объятиями, он пустился в многоречивые сетования по поводу отвратительной погоды и последней волне слухов и сплетен, касающихся якобы затонувшего корабля Георга II, на котором тот возвращался в Англию. Подключившиеся к разговору Херефорд и Арундел с жаром кинулись обсуждать последнее обращение принца Уэльского к парламенту об увеличении своего содержания.

Пока мужчины разговаривали, Амабель украдкой рассматривала приехавшие пары, вежливо отвечая на вопросы женской половины гостей. Хрупкая леди Джессолина и мощный рослый Херефорд выглядели странной четой, однако не вызывало никаких сомнений, что именно муж был под пятой своей энергичной жены.

Леди Шарлотта выглядела более вялой в сравнении с леди Херефорд и, соответственно, более спокойной, однако у Амабель сложилось впечатление, что ее взгляд может проникнуть гораздо глубже и увидеть намного больше. Герцог Арундел ей немного напоминал Джорджа. Он так же заглядывал в глаза маркиза Нортгемптона, будто бы выпрашивая вкусность. И на любое его телодвижение отвечал своим, достигнув потрясающей синхронности. Все рассуждения маркиза им принимались за несомненную истину, исторгая одобряющие восклицания и поддакивающие междометия.

Политические дебаты мужчинам, по-видимому, казались весьма разумным времяпровождением. Но когда эти разговоры продолжились и за ужином, леди Джессолина не выдержала и с возмущением воскликнула:

– Господа! Это просто невозможно. Херефорд, милый, ты и дома обсуждаешь это каждый божий день. И тут продолжается то же самое!

– В конце концов, это невежливо, – поддержала ее леди Шарлотта. – Среди вас столько дам, а вы все о политике, да о политике. Скука смертная.

Маркиз Нортгемптон поднял в поражении руки.

– Прошу прощения. Вы правы. Это было неучтиво с нашей стороны.

– Рыба просто изумительна, – заметила леди Эсмерелда, давая понять мужу, что она бы предпочла беседовать на нейтральные темы.

– У вас так много цветов, – проговорила леди Шарлотта, повертев головой в разные стороны.

– Слишком много и слишком дорого, – добавила Розалинда.

Амабель покраснела.

– Так романтично! – восторженно поддержала тему леди Джессолина. – Херефорд, милый, ты видел, как теперь ухаживают за молодыми женами?

Ее муж пробурчал что-то невнятно положительное, отпив вина из бокала.

– А может, это в честь чего-то знаменательного? – предположил маркиз, взглянув на сына. Тот невозмутимо продолжил есть.

– Знаменательного? – живо откликнулась неугомонная леди Херефорд.

– В каком смысле знаменательного? – глаза леди Шарлотты перебегали от одного собеседника на другого.

Леди Эсмерелда успокаивающе проговорила:

– Олдфорд, дорогой, сбереги свой вздох, чтобы остудить овсянку. (прим. авт.: английская поговорка, означающая, что не стоит вмешиваться в чужие дела)

Маркиз Нортгемптон внимательно посмотрел на Амабель, будто бы ожидая, что она сейчас же в чем-то признается. Но закаленная в борьбе с обстоятельствами юная жена стойко выдержала его взгляд. Невозмутимо отпив из бокала, она обратилась с толковым вопросом к леди Джессолине, направив течение разговора на балы и лондонские развлечения. Тема оказалась неисчерпаемой, и вскоре к этому разговору присоединились все сидевшие за столом. Обсудили красоты Олд-Спринг-Гарденз и целебные воды в Ислингтоне, затем перешли на новые тенденции моды и возникшему интересу к кружевным воротничкам. Казалось, гости благополучно отвлеклись от щекотливых вопросов, однако Амабель все время ощущала на себе пристальный взгляд старшего Горсея. Подбадривающий кивок Роберта и легкая улыбка немного ослабили ее напряжение, но она все равно чувствовала себя неловко.

Когда мужчины перешли на кофе и сигары в кабинет, дамы оказались предоставлены самим себе. Розалинда с леди Джессолиной и леди Шарлоттой немедленно пустились в пересуды последних светских сплетен, а леди Эсмерелда и Амабель, сев рядом, остались практически один на один.

Леди Горсей взяла невестку за руку и мягко проговорила:

– Как вы, моя дорогая? – Eе добрые глаза излучали теплоту и участие. – Мой сын с вами хорошо обращается?

– Он очень… обходителен, – слегка улыбнулась Амабель.

– Меня это радует, правда. – Она помолчала, потом продолжила: – Роберт мой первенец. О таком ребенке мечтает каждая мать. Добрый, послушный мальчик. Не без баловства, как водится, но я не видела в этом преднамеренной жестокости или грубости. Даже на выпады маленькой Розалинды он всегда отвечал только мягко и терпеливо.

Амабель про себя заметила, что это говорило о его незлобивости, но вряд ли способствовало правильному воспитанию дочери маркиза. Откинув мысли о Розалинде, она, воспользовавшись моментом, задала леди Эсмерелде мучающий ее вопрос.

– Но он мне кажется несколько замкнутым. Его трудно… разговорить, – Амабель чуть смутилась, задавая этот вопрос, так как осознавала его двойственность. Однако ее свекровь восприняла предмет разговора серьезно, по-настоящему задумавшись перед тем как ответить.