Амабель, удерживая испанский клинок у горла Колдера, смотрела в его почти белые от страха глаза и чувствовала мстительную радость от мысли, что держит жизнь мерзавца в своих руках. Хоть на краткий момент, но она упивалась этим.

Распахнувшаяся дверь заставила виконта дернуться, от чего нож чуть сильнее надавил на кожу, и появилась тонкая струйка крови.

– Какого черта тут происходит?! – раздался разъяренно-удивленный голос Роберта.

Чуть повернувшись к нему, Амабель увидела, что его глаза излучали сильную злость. Ну конечно. Как же она устала от его отрицательных эмоций!

– Думаю, вы сами знаете ответ на этот вопрос! – бросила она, не забывая удерживать клинок в прежнем положении.

– Амабель … – его голос дрогнул.

– Убирайтесь! И заберите своего мерзкого друга!

Она отодвинула нож от шеи Колдера, и тот быстро ретировался к дверям комнаты. Роберт его схватил за камзол и несколько раз встряхнул, прежде чем вытащить в коридор, а потом куда-то дальше. Что там происходило потом, она не могла как следует расслышать. Доносились лишь какие-то смутные звуки, похожие на крики и шум борьбы.

Через некоторое время в дверях появился ее муж, выглядя взъерошенным и рассвирепевшим. Амабель перехватила пальцами рукоять клинка в более удобное положение, не спеша расслабляться и удерживая нож как наступательное оружие.

– Амабель, нам нужно поговорить…

– Убирайтесь! – Oна слезла с кровати и подошла ближе.

– Он уедет и больше не вернется.

– Какая трогательная забота! – фыркнула она. – Я не хочу больше видеть никого из вас. Ни вас, ни вашего так называемого друга, ни вашей сестры!

– Амабель…

– Я ненавижу тот день, когда я вышла за вас замуж. Как бы я хотела никогда вас не видеть! Вы понимаете?

Она выставила нож, тем самым заставив Роберта отпрянуть в коридор.

– Не видеть, не слышать, не знать! Никогда!

С этими словами она захлопнула перед его носом дверь, позволив слезам смыть черную горечь и напряжение прозрачным соленым потоком.

Они были кроваво-красные, бархатные и в капельках росы.

Розы.

В огромной корзине.

От их аромата у Амабель закружилась голова и екнуло сердце.

– Но как… В это время года? – непроизвольно вырвалось у нее.

– Говорят, Уильям скакал всю ночь до Кью Гарденс в Лондоне и обратно, чтобы привезти их вам к утру, – вполголоса сообщила Доротея, укладывая ее волосы. – Граф Клиффорд приказал Уильяму купить ровно восемнадцать и проследить, чтобы каждая была полураспустившаяся.

Амабель поджала губы и погладила пальцем шелковую канву лепестка. Полураспустившиеся… Это что, скабрезный намек?

Что стоит за этим внезапным приливом внимания? Извинение или просьба о прощении? Неужели он думает, что она растает и будет себя вести, как ни в чем не бывало? Жалкая попытка!

– Миледи, вам еще письмо, – обратился к ней слуга, что принес цветы.

– Письмо? – Oна недоумевающее посмотрела на него.

– От графа, – пояснил он и протянул конверт.

Амабель подняла брови, однако открыла маленький прямоугольник и прочитала написанное. Витиеватые изысканные строчки приглашали ее разделить вместе с ним обед в столовой. Причем, приглашали так учтиво, что это почти напоминало раболепие.

Она слегка улыбнулась, вспомнив его ошарашенное лицо, когда пригрозила ему ножом. Но потом нахмурилась, осознав, что если примет это приглашение, практически простит его. А она не собиралась ему ничего прощать!

– Нет…

– Госпожа? – Cлуга с готовностью посмотрел на нее.

– Передайте ему, что я не приду.

Тот поклонился.

– И отнесите эти цветы ему обратно. Он может поставить у себя в комнате или выкинуть! Мне все равно.

– Да, миледи.

Пока слуга уносил розы, Амабель, освободившись от рук Доротеи, подошла к окну. Ее мысли витали далеко от этой комнаты, цветов и приглашений.

Наблюдая за сменой облаков на бледно-голубом небе, она представила себя птицей, которая, расправив крылья, летит свободно и легко над оживающей землей. Ее перья были невиданной раскраски: сочетание зеленого и синего, голова отливает золотистым, а клюв серебряным. Когти такие сильные, что она сможет ими разорвать любые сети и вырваться на волю. Крылья такой величины, что закроют собой небо, а еще – широкая грудь, где бьется большое неутомимое сердце.

Ветер, друг-бродяга, помогает ей не сбиться с курса. Гонит, как и облака, все дальше и дальше, в землю обетованную, «где течет молоко и мед…»

Только птица эта глупая. Она не хочет в далекую страну, ее тянет обратно, в то гнездо, где ее ждут лишь разбросанные веточки и выщипанные перья, тот приют, который она хотела бы назвать своим. Своим домом, колыбелью, очагом. Где даруется свет, созидается тепло и рождается жизнь.

Амабель вздохнула. Уже который раз она говорила себе, что не обладает ни силой, ни характером, чтобы противостоять поворотам судьбы. Что она лишь плывет по течению и делает все возможное, чтобы удержаться на плаву.

Движение внизу, у входной двери, привлекло ее внимание. Она увидела, как из дома выбежала Розалинда, что-то возбужденно выкрикивающая вышедшему вслед за ней Роберт. Сделав пару шагов, та остановилась и стала махать руками, сопровождая жестами свою речь. Граф Клиффорд, нахмурившись, сначала молча наблюдал за ее эскападой, затем покачал головой и что-то коротко проговорил, отчего его сестра мгновенно замолчала. Прищурив глаза и сжав губы, она, очевидно, потом сказала, как всегда, что-то язвительное, потому что Роберт резко ее оборвал и указал на дом. Розалинда несогласно помотала головой и, развернувшись, ушла в сторону сада.

Роберт проводил ее глазами, затем направился обратно к дому и случайно посмотрел вверх. Увидев Амабель, он замер и остался стоять под ее окном. Его гипнотический зеленый взгляд буквально пригвоздил ее к месту. Тысячи невидимых нитей в один миг связали их, не давая возможности двинуться и разорвать эти путы. Забыв как дышать, она смотрела на него, чувствуя, как ее тело пытается освободиться от собственной воли, желая стать слабым и зависимым, управляемым. Стремится ощутить властвующую руку на своей коже, поддаться ее господству, признать права и силу.

Она осознавала, что теряет всю решимость, глядя на своего мужа. Будто впервые увидела его по-настоящему. Горделивую осанку и изысканную линию скул, то особое выражение лица, когда видна внутренняя борьба и переживания, глаза, которые говорили больше, чем множество слов.

Амабель напряглась и сжала руки, чтобы не позволить им действовать самостоятельно. В частности, помахать ему или подозвать к себе. Поверить всему, что он скажет. Размякнуть. Поддаться.

Глупая птица! Несчастное создание! При красивом оперении иметь так мало разума.

Она едва смогла перевести дыхание, как в дверь неожиданно постучали. Не отводя глаз от супруга, Амабель отозвалась и разрешила войти.

Извиняющийся голос Доротеи привлек ее внимание:

– Прошу прощения, миледи, это распоряжение графа.

Краем глаза заметив интенсивное движение, она, наконец, сумев повернуть голову, пораженно выдохнула и остолбенела.

Розы, лилии, орхидеи… Слуги заносили корзины за корзиной. Красные, желтые, оранжевые, белые…. Казалось, им не было числа.

Море цветов.

Самая что ни на есть благоухающая лавина.

Радужная феерия и настоящий цветочный ковер.

Амабель нашла в себе силы выговорить:

– Но я же сказала, что…

– Да, госпожа, – присела в реверансе горничная. – Но граф сказал, что если вы не примите эти цветы и не согласитесь к нему спуститься, он прикажет принести еще и заставит ими всю комнату, а потом прихожую и лестницу.

Леди Клиффорд упрямо вскинула голову и опять посмотрела в окно. Роберта там уже не было.

Она фыркнула.

Цветочная осада и проснувшийся рыцарь!

– Простите, это его воля, – сокрушенно потупилась Доротея.

Леди Клиффорд исподлобья взглянула на нее, слуг и решила соблюсти хотя бы видимость приличий. И так в этом доме хватало обескураживающих происшествий.