Старуха пошевелила веретеном, тонкая нить взлетела в воздух, оплелась вокруг талии девушки, образовав плотный и прочный пояс. Поля хотела было сорвать ее, но порезала пальцы.

- Дурёха, - прошипела старуха, - ты разве не видала, что с бабой случилось. Не хватай нитку, а то без пальцев останешься, мне такая раба не нужна.

Светало. Старуха плюнула на свечу, та погасла, и медленно поднялась в воздух. Тёмное платье старухи распахнулось огромными крыльями. Старуха взмахнула крыльями и поднялась в воздух, Поля, на нитке тоже поднималась.

- Высоко, страшно мне! - кричала девушка.

- Глаза закрой, дурёха, - хохотнула старуха. - На облако тебе нельзя, тяжела ты, здесь тоже не оставлю. Спрячу пока.

Старуха слилась с тёмным небом. Плач Поли затих, Марфа и Гостюшка остались одни.

- Улетела Полька, - вздохнула Марфа, - ну и нам домой пора.

Марфа было повернулась, чтобы уйти с поляны, но натолкнулась на гладкую стену кокона, сплетённого старухой.

- Без Поли не пойду, - сказала Гостюшка.

- Ещё чего, - отмахнулась Марфа.

- Не пойду, её спасать надо.

-Охота тебе Польку вызволять - давай. Топай на небушко, а я домой, потороплю Фотьку с Фёклой, пускай к колдунам отправляются. Правда, милый? - Марфа достала из-за пазухи полено и громко его чмокнула. - Видишь, Васяточка, - пожаловалась Марфа, - наплела паучиха гладких стен. Слышь, Ксюшка, - недоуменно развела руками Марфа, - да мы как в колодце. И стена гладкая, не вскарабкаешься, а вскарабкаешься до крови порежешься. Чего делать-то?

- Хи-хи, - послышалось сверху. На нитке, тянувшейся из розового облака, как на качелях раскачивалась старуха. Ее длинные седые волосы опять были распущены и при движении вздымались вверх, как полотно, когда его встряхивают.

- Польку куда дела? - задрала нос Марфа.

- Спрятала. Похлебает кисельку, через денек другой лёгонькая станет. Сама в небо поднимется. И вы, девки, вволю ешьте.

Старуха окунула руку в облако, достала миску, горшок и половник. Миску бросила на землю под ноги Марфе и Гостюшке, помешала половником в горшке, прищурилась и ляпнула большой ком в миску.

- Налетайте, девки, - захохотала старуха, - жду вас к себе.

Старуха поднялась на нитке в облако.

- Хорошо ей, - прошептала Марфа, - лежит себе в облаке на подушках, а мы заперты.

- Взяла бы я из дома колечко, - прошептала Гостюшка.

- Какое?

- Да так.

Марфа окунула палец в миску, брезгливо сморщив нос, понюхала варево.

- А пахнет хорошо! Ой, вкусно-то как! Сладенько!

- Не ешь, тетя Марфа. Ты же слышала, как старуха говорила, что легкими от этой еды делаются.

Марфа зачерпнула ладонью варево и отправила в рот.

- Пузо так подвело, что угодно съешь. Все равно из этого колодца не выбраться. И ты ешь, Ксюшка.

Гостюшка замотала головой.

- А Польку как выручать собралась? Ты с земли ее не достанешь.

Гостюшка подумала, вытерла слезы и тоже зачерпнула ладошкой варево.

- Ох, прямо летать охота, - Марфа похлопала себя по животу. - Вот пища у старухи странная. Я дома как хлебова наемся, так и встать лень, а после старухиного киселя и легко и свободно.

Марфа высоко подпрыгнула и заверещала от удовольствия.

- Гляди-ка, Ксюшка, как на качелях.

"И чему радуется, глупая", - подумала Гостюшка. Девочка тоже чувствовала в теле необыкновенную легкость, но это ее не радовало.

- На, еще поешь кисельку, - старуха выглянула из облачного терема, - а то тяжеловата.

- Да я как перышко, вот карга бестолковая, - ругнулась Марфа.

- Перышко полетает, полетает и на землю упадет, а тебе на облачке жить нужно. - Старуха ляпнула в миску еще ком киселя. - Ешьте, девки, вволю. А тебе, толстомясая, я еще припомню и глухую, и слепую, и каргу. Я ничего не забываю.

Старуха зевнула, помотала головой, потянулась и скрылась в облачном тереме.

- Давай, грози, - Марфа принялась уписывать кисель за обе щеки, - Сейчас поднимусь над стеной, на ту сторону перекачусь да и убегу, ищи меня бабка.

Марфа доела кисель, не спросив Гостюшку не хочет ли та еще подкрепиться, оттолкнулась ногами от земли, взвизгнула и поднялась над стеной.

- Ой, Ксюшка, прощевай, в Скородумовку я полетела.

- Смотри об землю не расшибись, пташка, - старуха высунула нос из облака. - Прожорливая какая, никто на первый день в небо не поднимался. Две миски киселя за раз уплела, Не прокормишь тебя.

- Свое теперь есть буду, не печалься, старая, - Марфа взмахнула руками, перекувыркнулась в воздухе.

- Ишь, молодайка выискалась, - прошипела старуха, ловко кинула тонкую прочную нить, она обернулась вокруг пояса Марфы. Старуха дернула за нить, втянула раскричавшуюся от возмущения бабу в облако.

Слизистый ком шлепнулся в миску.

- Поешь, девка, - крикнула старуха из облака, - а я пока твою товарку на работу определю.

Гостюшка села на травку, хлюпнула носом и уткнулась лицом в коленки. Послышалось ласковое воркование и хлопанье крыльев. Сизая голубка села на плечо девочки, гостюшка открыла глаза, вытерла слезы.

- Голубушка, миленькая, прилетела. Как ты меня нашла? Ой, да тяжелая ты какая, или это я легкая стала.

- А что у тебя в клювике? - Гостюшка подставила ладошку, и в нее упало тоненькое колечко.

- Ох, маменька передала. Милая голубка, знала бы, как мне хочется увидеть маменьку, в глаза ей заглянуть. Лети, голубушка, поцелуй за меня маменьку.

Голубка заворковала, взмахнула крыльями и улетела.

Гостюшка провела кольцом по стене, появилась дверь.

- Толкну ее сейчас, - проговорила девчушка, - и смогу убежать от страшной старухи, из этого леса. Вернусь в родную Скородумовку и никто меня за это не осудит, никто не скажет струсила, мол, Гостюшка, бросила в беде подружек своих. И только один человек попрекнет: я сама, так и буду думать о Поле, о Марфе. И после того, что здесь произошло, посмеют ли бабы в путь пускаться. Или так и будут поленья обнимать и гладить и слезы над ними лить. Ну уж нет, никуда я не пойду.

Гостюшка запечатала дверь, наклонилась к миске, подцепила пальцем кусок густого киселя и через силу проглотила.

Вечер и ночь девочка сидела запертая за стеной, звезды светили ей, с ужасом девочка чувствовала, как ее слегка приподнимает над землей и опять опускает. Утром, доев последний кисель, Гостюшка поднялась к облачному терему.

Старуха ждала ее.

- У меня будешь служить, - сказала старуха, - может посметливей окажешься, чем другие девки. Без моего ведома спать не ляжешь, ресницами не взмахнешь, на каждый чох разрешение спрашивай. Вставать будешь, когда солнечный лучик в окошко заглянет, ляжешь, когда месяц на небо выкатится. Старуха принялась загибать пальцы, перечисляя обязанности Гостюшки, у девчушки закружилась голова, слова слились в гул.

- А звать меня станешь госпожа Коварна. Поняла?

- Поняла.

- Дурам деревенским по десятку раз все объяснять надобно. Нужно говорить: поняла, госпожа Коварна.

- Поняла, госпожа Коварна, - тихо проговорила Гостюшка.

- Сегодня Ветерочек-мой дружочек в гости придет, мне с ним потолковать надобно, так что бери ведерко, принеси водицы, да все вымой хорошенько.

- Откуда воду брать? - робко спросила Гостюшка.

- Ой, совсем глупенькая. Из речки, откуда еще. Радугу новую соткали, видишь, горит-светится, беги по ней, поторапливайся. Здесь ведерко возьмешь. - Старуха ткнула когтистым пальцем на маленькую дверку, за которой стояли ведра, лежали тряпки, растопыривала прутья метла.

Гостюшка подхватила ведерко, выскочила из облачного терема. Перескакивая по маленьким облачкам добежала до гладкой, разноцветной дорожки. Женщины и девочки в белых передниках с ведрами в руках садились на дорожку и со смехом съезжали к речке, набирали воду. Возвращались медленно, осторожно ступали, боясь поскользнуться. Девчушка села на радугу, прижала к груди ведерко, оттолкнулась и сердце замерло в груди!

- Ух! В нашей Скородумовке таких крутых горок нету.