- Тощая ты, много тебе и не надо.

Поля и Гостюшка переглянулись. Гостюшка поделилась хлебом с Полей.

Марфа растянулась на траве, закинув руки за голову.

- Девки, гляньте облако, как терем, и крыша острая, и окошечки. Эй, Ксюха, веточку сломи, мошек от меня отгонять будешь пока я сосну.

- Некогда мне, идти надо, вон там берёза вся зеленая, а макушку будто опалили. След это змеев.

- Не болтай, чего не знаешь. Засохла макушка.

-Ты спи, теть Марфуш, а мы пойдем, - девочки поднялись.

Марфа так и подскочила.

- Одну бросить хотите? - слезы потекли по ее толстым щекам. - У, обманом из дома вывели, ходи тут с вами, ноги бей. Хоть бы кто пожалел меня, горемычную.

"Горемычная" достала из-за пазухи полено, прижалась к нему щекой и, подвывая, искоса поглядывала на девочек.

На лугу бабы ворошили сено. Увидев путниц, направлявшихся к лесу, женщины остановились.

- Куда путь держите? - спросила одна.

- Тебе то что, - буркнула Марфа, но тут же опомнилась и расплылась в улыбке:

- Девицы-красавицы, подскажите, где моя Скородумовка?

- Вы небось в своей Скородумовке быстро думаете, да долго делаете, - расхохотались женщины.

- И без вас управимся, - Марфа затрусила вперед.

- В лес-то не надо ходить, - крикнула вслед одна женщина, - говорят, люди в нем пропадают. Мы только по краешку грибы, ягоды собираем.

- Буду я тебя слушать, - фыркнула Марфа, - куда мне надобно, туда и иду.

Гостюшка нахмурилась. Дорожка, по которой они шли, заросла травой, видно было, что по ней давно не ходили и не ездили. Солнце пробивалось сквозь листву, в траве мелькали ягоды, лес звенел и пел, и тревога в сердце Гостюшки приутихла, стала крошечным зернышком. К вечеру путницы еле передвигали ноги.

- Молчи, молчи, окаянный, - била себя по урчащему животу Марфа, - знаю, что поесть пора, да нечего!

- Моченьки нет, - поминутно жаловалась тётка, - и куда вы, девки, так бежите, ноги у вас, что ль купленные?

Голубой цвет неба сгущался, наступала ночь. Деревья стали превращаться в тёмных многоруких великанов.

- Боязно, - стукнула зубами Марфа, - внутри всё дрожмя дрожит, будто студень.

Поля и Гостюшка промолчали. Девочки озирались, тропинка нырнула в темноту и пропала, кусты и деревья вытягивали ветки, преграждая путь.

- Надо спать укладываться, - остановилась Поля.

Марфа звонко постучала себя по лбу.

- Где? Я тебе не белка, в дупло не полезу и в норе спать не умею. Да что я, - вдруг заголосила Марфа, - Васенька мой ненаглядный в лесу ночевать будет, неровен час простудится. Ох, обманом из дома выманили. Сейчас бы коровку пригнала, молочка попила, мужиков своих на печку уложила бы и баиньки. Да сердечко мое изболелося. Васенька со мной, а сынок ненаглядный один в избе. Я его перед сном на руках потетешкаю, в макушечку поцелую. Слежу, что б мышка не погрызла. Вернусь домой, найду ли своего сыночка родимого. - Марфа всхлипнула.

- Но тётя Марфа, - сказала Поля, - зачем ты шла, мы б с Гостюшкой сами управились.

- Зачем, зачем, - хлюпала носом Марфа, - я ж не знала, что мы домой не вернемся. Для того и шла, чтоб ты не сбежала, чтоб потом тебя по всей деревне позорить.

Пелагея вздохнула, Гостюшка хмыкнула.

- Вижу, вижу, - подпрыгнула Марфа.

- Что? Что ты видишь?

- Огонёк, вон там. Вперед, девки! Сейчас и поедим, и поспим.

Тётка бодро зашагала на огонёк, ломая кусты, звонко стукаясь лбом о стволы деревьев.

Скоро вышли на поляну. На поляне горела свеча, прилепленная к камню. Рядом сидела старуха, она чесала гребнем седые длинные волосы и, набрав большой пук, начала прясть куделю. Старые пальцы ловко и быстро скручивали нитку, кончик золотого веретенца блестел.

- Вот те раз, - Марфа досадливо повела плечами, - и поели, и попили. Я думала, тут избушка стоит, а тут бабка расселась, куделю прядет. Обманул огонёк, девки. Бабка, избушка твоя где? Мы сходим, хоть погреемся.

Огонёк горел почти неподвижно. Старуха была словно неживая, двигались лишь её длинные пальцы. Большие круглые глаза медленно открылись, пламя свечи отразилось в них. Поля и Гостюшка едва не вскрикнули, им стало страшно. Гостюшка обняла Полю, прижалась к её груди и слышала как торопливо и испуганно бьётся девичье сердце.

Старуха жмурилась, бормотала что-то и казалось, даже не заметила подошедших.

- Ты, хворья, - гаркнула Марфа, - на одно ухо глуха иль на оба?

Старуха подняла голову, усмехнулась. Тонкая нить сама начала распутываться с веретена, сверкающими кольцами падая вокруг путниц. Кольца ложились друг на друга тонкой, светлой стеной. Они вспыхивали и гасли, ночное небо осветилось их мерцанием. Светлый блестящий кокон быстро рос вокруг Марфы и девочек.

-Ты чего делаешь, паучье отродье? - оторопела Марфа и завопила - Девки, неспроста это, бежим!

Поля с Гостюшкой были напуганы до икоты. От Марфиного крика они вздрогнули, подпрыгнули и хотели было удрать с полянки, но натолкнулись на гладкую стену. Гостюшке она уже доходила до подбородка, Поле была по грудь.

- Перелезайте, пока дальше не выросла, - велела Марфа. Она ухватилась было за край стены, чтобы перекинуть через нее ногу, но, взвизгнув, отдернула руки. С порезанных пальцев потекла кровь.

Поля и Гостюшка стучали зубами. Свеча горела всё ярче. Искрами загорались и гасли взлетающие кольца. Трясущимися пальцами Поля теребила кончик косы.

- Ох ты, - старуха причмокнула и качнула головой, - коса-то у тебя золотая.

- У кого? - изумилась Марфа, - у Польки? Ты, бабка и глухая, и слепая. Полька у нас рыжая.

Свеча отлепилась от камня, поднялась в воздух, подплыла к девушке и остановилась у застывшего от страха лица Поли.

Старуха мотнула головой.

Волосы серебристым потоком взметнулись вверх, свились в косы и легли короной вокруг головы. Старуха поднялась.

- Еще три птички попались. Ты, бабища глупая, спрашивала, где моя избушка. Так знай, я живу не под соломенной крышей, как ты, убогая, а там, - старуха подняла руку.

- На небе, - задрожала Марфа, - ой девки-и, - нараспев затянула она, - бабка-то померла.

- Дура! - в сердцах выпалила старуха, её глаза полыхнули. - Молчи, бестолковая, и слушай, пока охота у меня не пропала рассказывать. Живу я в облачном тереме. Видали вы облачные белоснежные дворцы, на закате их обливает пурпуром солнце. Я, облачная королева, возлежу на подушках. Есть у меня волшебное зелье, благодаря ему, человек становится лёгким и может жить на облачке.

Марфа перестала стучать зубами.

- Девки, - обернулась она к Поле и Гостюшке. - Зря мы бабку боялись. Слыхали, чего наобещала, на подушках облачных, говорит, валяться день-деньской будем, солнышко обогреет, месяц сказку расскажет. Да я согласная, вот только Васятку расколдую.

- Ещё раз дура, - фыркнула старуха. - Кто тебя на подушки-то положит. Линялое облако тебе под спину. Твои товарки у меня по радуге с вёдрами бегают, из речки воду носят, а ты крепкая, будешь в кузне молнии ковать.

- Баба и в кузне? - изумилась Марфа.

- А что делать, если по лесу одни бабы да ребятишки шастают. Да и не нужны мне мужики, беспокойства от них много. Мне войско не требуется. Его кормить, одевать надо, опять же плати. А облачным рабам ничего не надобно. Подплывет мой облачный терем к столице, воды в тёмные тучки много уже набрано, половину домов смою, вот напугаются жители, а потом, тех, кто остался буду молниями и огненными шарами жечь. Такого страху наведу, что никто не посмеет поперёк и словцо вымолвить. Буду я Русью править.

- Да куда тебе, - усмехнулась Марфа, - вон тебя ветром, так и относит.

Лёгкий ветерок и впрямь приподнимал старуху над землёй.

- Пожую чёрного хлебушка, мигом потяжелею, сила земли в нем великая.

- А тебя, златокудрая, - старуха не мигая уставилась на Полю, - особую работу задам. Есть у меня рабыни, волосы у них и красные, и медные, и цвета пшеницы, а таких, как у тебя нет. Будешь ты у меня ткачихой, радугу ткать.