– Еще не закончилось! Дело плохо, как я посмотрю! Ребята, не приставайте ко мне! Отправляйтесь в сад, а ты, Корин, принеси мне пива. Ох! Проклятые святые Схватки! Если бы ты только знала, как я волнуюсь за твою мать.

Мальчики удрали на улицу. Играть. И смеяться. И делать глупости. Пачкаться, как поросята, и веселиться, а ей оставалось только стоять и слушать, как ругается отец. Он сдвинул кастрюли и сковородки, а она подумала о матери и о святых Схватках.

Корин была единственной девочкой в семье Бентон. Поэтому именно ей следовало остаться в кухне. Корин считала это нормальным, потому что так поступала ее мать. Как нормальным было и то, что у нее становилось больше дел, когда мать, зима за зимой, уезжала в роддом. День за днем отец недобрым словом поминал святые Схватки, умолял святую Боль больше не мучить его супругу и заявлял, что его жена – их мать – просто «святая», когда она переступала порог с новорожденным, спеленатым, словно кровяная колбаса. Детям отец объявлял, что это их рождественский подарок. Старшие кричали, что отец над ними смеется, а Корин думала, что Санта-Клаус не посещает семьи с одиннадцатью детьми. Не потому, что они хуже других, а потому, что в его корзине не хватит места для десяти мальчиков и единственной девочки семьи Бентон. Какой бы вежливой она ни была!

Проходили годы, безысходно похожие друг на друга. Всё такие же хорошие оценки, вечный успех. Десять. Двенадцать. Четырнадцать зажженных свечек. Корин молилась святой Забывчивости, чтобы родители не помнили об этом и позволяли ей ходить в школу. Она обожала учиться и старалась скрыть свой возраст. Она опускала голову, носила объемные пуловеры, заплетала в косы свои длинные волосы. Она не успела оглянуться, как ей исполнилось шестнадцать, и однажды за завтраком отец констатировал, что его хорошенькая маленькая белокурая дочка, которая играла в саду, за одну ночь – он мог бы в этом поклясться! – превратилась в девушку необыкновенной красоты. «Я это вижу. Другие это видят».

Прагматичный отец впал в панику и договорился о работе для нее со своим лучшим другом Тедди, чье кафе гордо возвышалось в конце той улицы, на которой жили Бентоны. Его не тронули уговоры ни директора школы, ни преподавателя испанского, ни самой Корин. Ну и пусть она блестяще знает литературу и математику и у нее способности к иностранным языкам. Все, что говорили ее учителя, не имело никакого значения. Кларк Бентон сдрейфил и думать мог только о деньгах.

С июля, когда занятия в школе закончились, Корин начала подавать жареную рыбу, стейки, жирный коричневый соус, жареную картошку, кофе, чай, яйца и корнишоны. И литры, литры, литры пива. Но на разумном расстоянии от дома и под бдительным оком Тедди.

Корин была пунктуальной и работала быстро. Когда она возвращалась домой, там… было все то же самое. Готовка, тонны носков, которые нужно рассортировать; горы постельного белья, которое нужно сложить и убрать под непрекращающиеся крики братьев, «ужинавших» дома, даже если они уже работали. Вопрос денег. Вопрос семьи. Папаше и мамаше Бентон нравилось, когда их дети собирались вокруг них. Казалось, только Корин задавалась вопросом, что она будет делать. Никогда у нее не будет столько детей. Один или двое, может быть, трое – ей хватит. Не больше. Она вернется к норме. Ее одноклассники не скрывали свой смех, сарказм и шуточки, когда в начале года некоторые преподаватели проявляли невоспитанность и откровенно улыбались или необычно долго молчали, узнавая состав ее семьи.

Да, Корин была и останется единственной девочкой среди мальчиков. «Если бы у меня была сестра. Единственная. Я была бы смелее, – говорила она себе, ложась спать. – Мы бы вместе выходили». Но на другое утро братья говорили так громко, что она становилась прозрачной, чтобы ее не дразнили, ею не командовали или грубо не отталкивали. Тимми был ее любимчиком, потому что он был с ней вежлив. Он был единственным, кто убирал за собой тарелку и ходил в библиотеку за книгами для нее.

Дело в том, что Корин обожала читать. Все эти истории, которые проходили через нее, мешали думать о собственной жизни. Обо всех этих днях, которые похожи один на другой и будут такими всегда. Она останется в Берджинтоне с дождем, кафе, грязными столовыми приборами и недоеденной едой в тарелках… Но иногда луч солнца прорывался сквозь облака и ложился на столик, который она только что вытерла. Серый пластик превращался в сверкающее зеркало. И этот луч заставлял ее верить – и даже надеяться, – что все изменится. Что все, написанное в романах, возможно. Что о ней позаботится мужчина, что он выслушает ее мечты. Что он умеет любоваться звездами и расслаивающимися облаками. Что ему понравятся ветки деревьев, танцующие на ветру. Ни он, ни она не произнесут ни слова. Они будут вместе и будут счастливы. Просто счастливы смотреть вместе на ветки, которые цепляются друг за друга и расцепляются. Он обнимет ее. Он… Он… «Он никогда сюда не приедет. Берджинтон – это дыра».

Ее мать, которая не была ни слепой, ни глухой, как-то вечером обратилась к мужу:

– Корин становится опасно красивой.

– Слава богу, она работает у Тедди. Это близко к дому, и мальчики за ней приглядывают, – ответил Кларк, расправляя одеяло.

Миссис Бентон остановила его. Кларк выпрямился.

– У нее есть приятель?

– Ей не приятель нужен, а мужчина, который на ней женится.

– Женится?

– Кларк! Корин давным-давно исполнилось шестнадцать! – с нажимом сказала она и посмотрела на него тяжелым взглядом. – Ты же видишь, что девочка слишком красива, чтобы оставаться без мужа.

– А кто тебе с хозяйством поможет?

– Мальчики! Этим лодырям давно пора взяться за дело.

– Они не захотят!

– Придется! Корин не может бесконечно оставаться благоразумной. Мы же не хотим, чтобы она…

– Я понял, – оборвал отец. – Я знаю. И очень рад, что все остальные – мужики. Все-таки нам повезло с нашими мальчишками!

– Да пребудет с нами удача! – сказала мать и молитвенно сложила руки.

Кларк положил ладони на живот жены. Она вздохнула и сказала, что запишется на прием к врачу. Два месяца спустя миссис Бентон вернулась из больницы и сообщила, что ее кисты больше никогда не причинят ей страданий. Детей у нее больше не будет. Вот так-то.

– И это к лучшему. Надо принимать то, что дает жизнь. И обходиться этим. Это относится ко всем вам. И особенно к тебе, Корин. – Она ткнула толстым указательным пальцем в грудь дочери. – Потому что ты – девушка.

Корин сдержала дрожь и подумала обо всех тех жизнях, которых у нее не будет, а отец в кошмарах представлял, что его дочь-красотка вернется беременная и без мужа. «Парни спят с девчонками так же запросто, как садятся в поезд. И меняют их, когда захочется…»

– Я должен выдать Корин замуж, – объявил он Тедди. – Как только заметишь среди клиентов серьезного и приличного парня, который смотрит на нее слишком долго, предупреди меня. Я начну действовать.

Если человек чего-то хочет…

Кларк Бентон не слишком долго молился святой Быстроте, его молитвы исполнились. Вскоре в нескольких километрах открылась мастерская для автомобилей класса «люкс», и некий Джек Брэнниган пришел завтракать в кафе Тедди. Его столик обслужила Корин, и Джек не отрывал от нее глаз. В первую неделю он ежедневно приходил в полдень и садился за один и тот же столик, чтобы Корин его обслуживала. Джек смотрел на нее так, как смотрят на десерт. Он был в высшей степени любезен и хорошо одет. Говорил с ней вежливо. Улыбался ей, и Корин отвечала ему, опустив глаза, но тоже улыбаясь. Тедди все замечал. На седьмой день он позвонил Кларку.

– Корин тебе что-нибудь говорила?

– Что? – переспросил папаша Бентон, едва не потеряв тапочки. – Хороший улов?