Кайл сразу заметил Корин и махнул ей рукой. Девочка села: ей хотелось посмотреть, что делает мать.

– Можно мне присесть? – спросил он, указывая на свободный стул в углу кабинета.

Корин подвинулась, чтобы пропустить Кайла.

– Врачи мне все рассказали о вашем сыне, – сказал он, и в голосе она услышала всю его растерянность. – Как вы?

Вопрос сбил Корин с толку. Никто никогда не спрашивал, что чувствует она, Корин. Поэтому она пробормотала робкое «нормально», пересаживая девочку на другое колено.

– Если бы вы только знали, как я сожалею о случившемся. Понятия не имею, что меня заставило свернуть на эту улицу. Если бы не эта пробка на бульваре Престона, я бы никогда…

Корин подняла глаза, и Кайл забыл все слова.

– Мне следовало удержать Малколма, – ответила она. – Я кричала ему, но он продолжал бежать, не слушая меня. А у меня была еще коляска и…

Корин тоже не договорила.

– Я ее забрал. Она в приемном покое.

– Спасибо.

– Я… Я хотел вам сказать, что я… абсолютно трезв. Анализы это докажут.

Корин слегка наклонила голову. Не улыбнулась. Не сказала ни слова. Ее взгляд устремился куда-то далеко. Кайл был готов поклясться, что она чувствует себя виноватой. Но что говорить? Что делать? Остается только обнять ее, как пела по радио группа «Muse». «Hold you in my arms»[1]. Но разве Кайл мог так поступить? Разумеется, нет. Он сказал только, что принес документы для страховой компании.

– Нужно, чтобы вы посмотрели схему и мы вместе ее подписали.

Корин кивнула. Кайл подвинул стул к ее креслу, отодвинул стаканчик с карандашами и телефон секретарши и положил листы на стол.

– Вот здесь моя машина, а вот это Малколм.

– А что это за крестик вот тут?

При других обстоятельствах Кайл обязательно сказал бы, не сдерживая эмоций, что это то место, где зарыто сокровище. Но он застенчиво улыбнулся и объяснил:

– Это вы.

Корин почувствовала, что краснеет с ног до головы. Или с головы до ног, она толком не знала.

– По-моему, все верно. Где я должна подписать?

Кайл поставил палец внизу страницы, и она аккуратно вывела «К. Брэнниган». Дверь кабинета распахнулась, и Корин выронила ручку и обернулась. Кайл мог бы поклясться, что она нервничает.

– Ох, я уж думала, что не вернусь! – вздохнула секретарша, взглядом подыскивая место на письменном столе для большого стакана с водой. – Я встретила тысячу человек, которым требовались десять тысяч вещей! Как всегда…

Она выключила радио, сдвинула приемник влево, поставила стакан.

– А взволнованный папочка не хотел бы чего-нибудь выпить?

– Хочу, спасибо, – ответил Кайл со всем поселившимся в нем волнением. – Но я не…

Не дослушав конец фразы, секретарша протянула малышке кусок хлеба и развернулась. Она едва не раздавила маленького светло-коричневого паучка, бежавшего так быстро, будто он не хотел пропустить начало фильма. Конец пути паучок прокатился и оказался в первом ряду директорской ложи, чтобы увидеть, как Кайл посмотрел на Корин. И они улыбнулись. Улыбнулись друг другу.

– Этот документ я тоже должна подписать? – поспешила спросить Корин.

– Да. На обороте.

Он смотрел, как ее пальцы танцуют на листе. Пальцы малышки, одетой во все розовое, бросили хлеб, чтобы вырвать ручку у матери. Кайл инстинктивно нагнулся, чтобы взять девочку на руки.

– Вы разрешите? Кажется, она хочет расписаться вместо вас.

– Да, – выдохнула Корин.

Из своего укрытия маленький коричневый паучок видел, как малышка перешла с рук испуганной матери на руки «взволнованного» Кайла. Паучок заметил, с какой серьезностью девочка рассматривала музыканта, и увидел, что улыбка Кайла могла бы растопить что угодно. Даже сердца маленьких девочек с нахмуренными бровками. Насекомое с восемью ножками вздохнуло, улеглось и поздравило себя с тем, что прибежало вовремя.

– И как же тебя зовут, куколка-красавица?

– Дейзи, – не поднимая глаз, прошептала ее мать.

О! Корин толком этого не осознала, но странное ощущение в животе было похоже на то, которое она чувствовала в детстве на каруселях. Или на американских горках… Когда она мечтала сначала о втором круге, потом о третьем. Когда мечты освещали ее жизнь… Когда…

– Что ж, Дейзи, у тебя глаза твоей мамочки.

Корин еле заметно улыбнулась – но все-таки это была улыбка – и продолжила заполнять строчки. У нее не было привычки к такого рода работе, всем занимался Джек. Настолько хорошо, что в этот день, внимательно заполняя графы, она боялась показаться глупой и неграмотной.

«БЕНТОН Корин вышла замуж за БРЭННИГАНА. Родилась в Берджинтоне. Великобритания».

Кайл сказал, что он родился в марте двумя годами раньше.

– Только в Уиллингтоне, на Восточном побережье. Не такая экзотика, как у вас!

– О, в Берджинтоне нет никакой экзотики. Это в Англии.

– Я догадался об этом по вашему акценту.

Она снова чуть улыбнулась. На этот раз немного заметнее, и от этого Кайлу внезапно захотелось прокатиться на карусели.

– Где это, Берджинтон?

– В пригороде Лондона.

– Вы в Сан-Франциско в отпуске?

– Нет, мы живем здесь уже несколько лет.

– Скучаете по Англии?

Корин удивленно подняла голову.

– Я об этом не думаю. Я туда ни разу не возвращалась.

– Почему?

Корин не знала, что ответить, поэтому пожала плечами и вернулась к документам. Кайл сдержал свое любопытство и сосредоточился на Дейзи, игравшей с его шарфом.

Он впервые держал на руках настоящего ребенка. Ощущение сбило его с толку, но понравилось. Малыш. Это не похоже ни на что другое. Это заставляет спросить себя, будет ли у тебя когда-нибудь такой малыш. Твой собственный… И с огромнейшим удивлением Кайл испытал сильное желание иметь ребенка. До этой минуты на подобный вопрос он отвечал спокойным и окончательным «нет». С его-то жизнью… С той женщиной, с которой он ее делил… При всем комплекте невозможностей желание иметь ребенка никогда еще не возникало. Но от Дейзи так приятно пахло молоком и сахаром. Она не сводила с Кайла глаз, как будто вызванный ею переполох ее забавлял. Кайл понятия не имел, сколько ей. «Меньше года? Больше полугода?» Но вместо того, чтобы спросить, он взял крошечную ручку в свою, и девочка ухватилась за его указательный палец, сжала изо всех сил, продолжая хмурить брови. И тогда, не отдавая себе в этом отчета, Кайл начал негромко напевать.

Корин подняла голову. Это была та самая мелодия, которую она услышала в машине, когда они с Джеком возвращались с ярмарки. Как раз перед первой пощечиной. В последние годы эта мелодия возвращалась к ней в супермаркетах или в общественных местах, и всегда лишь небольшим отрывком. Корин считала ее красивой. Она и сама напевала ее иногда, когда была одна. И сама придумала для нее слова. Так, пустяки, ничего важного. Кайл встретился с ней взглядом. Корин решилась:

– Эта песня… Вы знаете, кто ее поет?

– Я, – удивленно ответил Кайл.

– Да. Но вы знаете, кто ее написал?

Кайл широко улыбнулся.

– Я написал ее больше десяти лет назад. Она вошла в мой первый альбом.

Корин не опустила глаза. Паучок в своем уголке встал на все ножки. Фильм его не разочаровывал.

– Простите, но… я не знаю, кто вы.

– Вы слышали о группе «F…»?

– Возможно. Да. Название мне кажется знакомым, – извиняющимся тоном продолжила Корин. – У нас нет телевизора, а радио я слушаю очень редко.

– Вы любите тишину?

Корин прошептала «да». И принялась раскладывать по порядку документы. С точки зрения эмоций, они были безопасны. Как объяснить, почему она больше не слушает радио? Как признаться, что она ненавидела, когда ее заставали врасплох в большом доме, и она хотела вовремя слышать приближение Джека? Как объяснить, что муж стал бы настойчиво, очень настойчиво выяснять, почему она слушала то или другое, нанося ей удары в живот? Только Джек включал радио, чтобы малыши не слышали, когда…