Кайл остановил машину у крыльца. Его взгляд замер на четырех медных цифрах, сверкавших на солнце. Дверь недавно выкрасили в бордовый цвет. Кайл выключил двигатель, Джейн вышла из машины.

– И куда ты теперь? – спросила его сестра.

– Собираюсь сжечь эту хибару в Уиллингтоне, единственным наследником которой являюсь я.

– Кайл!

– Мне давным-давно следовало ее поджечь!

Джейн снова села в машину, сняла солнцезащитные очки и посмотрела в глаза брату.

– Это ничего не изменило бы.

Он откинул голову на подголовник.

– А ты сама-то знаешь, когда все закончится? Когда сдохнешь?

– Кайл! – снова повторила она.

Он с силой выдохнул и сжал руку сестры.

– Не беспокойся, иди.

– Я всегда буду беспокоиться за тебя.

Кайл улыбнулся.

– Я неплохо преуспел, правда?

– Я не это хотела сказать.

– Я знаю, что ты хотела сказать. Будет все лучше и лучше… Завтра и послезавтра.

– Ужинаешь здесь?

– Возможно. Я пока не знаю. Я должен заехать и послушать новую гитару.

– Она готова?

– Нет. У Билли возникла проблема.

– В общем, удачно получилось, что ты вернулся.

– Ага. Как говорится, убью одним выстрелом двух зайцев.

– Попробуй убить трех.

– Третий заяц – это что?

– Нечто такое, от чего твоя жизнь станет действительно новой.

– Я запомню.

Джейн потянулась к нему, чтобы поцеловать. Кайл взял солнцезащитные очки сестры и протянул их ей. Уже закрывая дверцу, сестра шепнула:

– Я люблю тебя, Кайл.

– Я тоже тебя люблю.

Она поднялась по ступеням, однако тревога не исчезла. Но что могла сделать Джейн? Кайл не заговорил бы даже в том случае, если бы она заперла его в подвале без еды. Джейн обернулась, чтобы посмотреть, как он разворачивает машину. Она не помнила, чтобы говорила брату «я люблю тебя» с тех пор, как он был… в общем, давным-давно.

Кайл постарался сорваться с места не слишком быстро, без визга покрышек. Он казался спокойным – как всегда, – но внутри горела ненависть, делавшая его больным. Он так надеялся, что смерть убийцы освободит его от этого чувства. Ребенком он мало обращал на него внимания. В подростковом возрасте ненависть лишала его равновесия, волновала и мотивировала. Иногда вдохновляла. Теперь, в тридцать лет, ему просто хотелось свернуть ненависти шею и забыть о ней.

Ночь за ночью он представлял, как проведет этот знаменательный день, выстраивал десятки сюжетов. Он надеялся – и порой верил, – что придет освобождение. Он ошибался. Этот день настал, а его ненависть, наоборот, ожила. Он не чувствовал, что избавился от того, кто убил их мать. Смерть Мерзавца ничего не изменила, и Кайл с ужасом осознал, что это не уйдет никогда. «Грусть быстро не проходит», – много лет назад сказала Джейн.

– Это всего лишь иллюзия, – вслух произнес Кайл и посмотрел на часы.

Было пятнадцать часов сорок три минуты, и Кайл еле двигался по бульвару Престона. Он снова бросил взгляд на часы и сказал себе, что теряет в этой пробке слишком много времени. Терять время. Быть в тупике без своей гитары. Все то, что он терпеть не мог. И уже в третий раз этот чертов светофор в двадцати метрах впереди зажегся красным, не пропустив вперед ни одной машины. В ярости Кайл ударил кулаком по рулю.

На соседней улице, в сотне метров от того места, где Кайл застрял в пробке, маленький мальчик возвращался из школы, держа за руку мать. Она улыбалась малышке, лепечущей в прогулочной коляске.

Светофор зажегся зеленым. Три или четыре автомобиля впереди тронулись с места и проехали несколько метров. Надо было выбираться. Кайл увидел в этом знак для собственной ситуации с отцом-убийцей. Мерзавец блокировал его жизнь. Это было очевидно. Как очевидно было и то, что Кайл не мог пересечь белую линию слева от него. Справа путь был свободен. Кайл посмотрел в зеркало заднего вида. Никого. Он резко вывернул руль и нажал на газ, чтобы выехать на Мейн-стрит, потом на Оук-авеню и…

Удар.

Меняя маршрут, выезжая с улицы, по которой ему следовало бы ехать, Кайл свернул с залитого солнцем бульвара на узкую тенистую улочку. Очень тенистую. Его глаза не успели адаптироваться. О! Ему показалось, что он видит что-то, бегущее на него, и Кайл ударил по тормозам. Но одновременно раздался глухой шум и удар. Оледеневший от ужаса Кайл вышел из машины.

Сначала он увидел только маленькие ботинки. Потом ребенка, лежавшего на мостовой. Он был без сознания.

Кайлу показалось, что из него разом выпустили всю кровь. Всю жизнь. Он услышал свои слова:

– Господи, сжалься, только не это!

Кайл со страхом положил руку на грудь малыша, когда рядом с ребенком упала на колени женщина. Ее длинные белокурые волосы закрыли лицо. Кайл затаил дыхание. Она заговорила прерывающимся голосом:

– Малколм! Малколм! Это мамочка! Малколм! Пожалуйста, открой глазки!

– Я его не видел, – сумел произнести Кайл.

Она его не слышала и продолжала говорить со своим ребенком. Ее волосы каскадом падали на плечи. Малколм приоткрыл веки, потом снова закрыл их. Мать велела ему не шевелиться.

– Все будет хорошо.

Кайл быстро вернулся в машину и позвонил в службу спасения. Время странным образом замедлилось. Он как раз диктовал точный адрес места происшествия, когда заметил маленькую девочку в прогулочной коляске на тротуаре в нескольких шагах от них. Кайл понял, что мать оставила ее, чтобы броситься к лежащему на мостовой сыну. Он успокоил малышку, вернулся к матери и сыну, опустился рядом с ними на колени и сказал, что помощь близко. Женщина не повернула головы, но в ту же самую секунду Кайл понял, что она его услышала.

Воздушная. Если бы кто-то попросил его назвать прилагательное, чтобы описать женщину, он сказал бы именно так. Воздушная. Или, может быть, нереальная. Ее волосы танцевали на ветру. Кайл угадывал только ее профиль и шепчущие губы. У него появилось странное ощущение, что он видит сквозь нее. Или, возможно, смотрит в нее. Кайл коснулся рукой лба. «Что я наделал?»

– Простите. Я… я его не видел, – пробормотал Кайл. – На бульваре было солнце, а здесь тень, я его не видел, я вам кля…

Женщина подняла голову и посмотрела на Кайла. В ее глазах было что-то нестерпимое.

– Это моя вина, – негромко произнесла она. – Я не успела его удержать, когда он побежал за… не знаю, за чем… а… я беременна и везла коляску…

Она отвернулась прежде, чем Кайл сумел понять, поднялись ли к глазам слезы, которые он услышал в ее голосе. Он коснулся ее руки. Женщина дрожала. Дрожь сотрясала все ее тело. «Боже мой! Что я наделал!»

Малышка позвала мать. Женщина встала, взяла ее из коляски и села рядом с сыном. В этот момент Кайл осознал, что вокруг собрались десятки машин и людей. Он ни секунды не думал о том, что его могут узнать. Эта мысль даже не пришла ему в голову. Она никому не пришла в голову. На земле лежал ребенок. Поэтому все взгляды были прикованы к нему. И к его матери, столь удивительно красивой. Ветер поднимал ее волосы. Музыкант услышал вдалеке звуки сирен. «Эти ужасные сирены…» Они прибыли на место через несколько минут. Полицейские проложили дорогу машине «скорой помощи». Кайла окружили люди в форме. Он увидел Малколма на носилках, которые ставили в «скорую». Медики говорили с молодой женщиной. Кайл подул в трубочку алкотестера. Женщина с малышкой на руках села в «скорую».

– Я хочу проводить их до больницы, – сказал Кайл.

– Это удачно, потому что именно туда я и собираюсь вас отвезти, – ответил полицейский с плечами такой ширины, что они вынесли бы косяк любой двери. – Вам надо сдать анализы.

Кайл не произнес ни слова. Он ничего не пил. То, что его опьяняло, не имело ничего общего с алкоголем. Это была чистая ярость. И он обвинял в этом Мерзавца. «Даже мертвый, он продолжает портить мне жизнь».