В том числе и мне, ведь я тоже был там. Не столько на стороне Москвы, сколько против Сарая. О своём милом и любимом папочке не забыли ли первый «я», ни второй, и, будто бы в напоминание об этом, мы оба, действуя как единое целое, знатно порезвились в литовском тылу, лишив родителя подмоги.

Конец XV века, г. Солхат.

Мы с Сараем всё также не переписывались. Зато мне удалось узнать, что он отправлял несколько писем тому самому Глинску, который всё ещё находился в Орде вне закона. Вот уж и правда: старый враг лучше новых друзей!

Отец просил помощи в борьбе против Москвы, возвращении меня и других территорий…

Он и сам понимал, что конец уже близко, и хватался за последнюю постоянно ускользавшую надежду вернуть былые силу и мощь.

Всё было напрасно, и кто-то чётко должен был дать понять это отцу.

1502 год, г. Сарай-Берке.

И этим кем-то стал я.

Ни одно из моих обвинений в сторону некогда любимого, пусть и строгого, отца не было забыто мной — более того, благодаря почти полностью захватившей меня моей злой половине я был готов уже на всё. Месть стала тем чувством, которое я уже не смог сдерживать внутри себя: наполнив меня до краёв, она устремилась за них, смывая всё на своём пути.

И, когда я появился у порога так и не ставшего мне родным дома, Сарай сам вышел ко мне в полном боевом облачении. Он смотрел на меня тем же потухшим взглядом, какой я видел у него ранее после смерти мамы. За поясом у него висела его любимая сабля, которую он использовал лишь в исключительных случаях. Это означало лишь одно — даже слабевший, он готов был преподать слишком непокорному и дерзкому сыну урок.

Резко выхватив свою из ножен, я направил её удар прямо в сердце моего столь горячо любимого предка. Легко отразив его, он атаковал сам. Предвидя его выпад, я быстро отскочил в сторону, но лезвие его оружия успело оставить на моём плече небольшую царапину.

— Чего ты добиваешься, так вероломно напав на меня?

Будучи оглушённым схваткой, я не сразу услышал его вопрос. А, когда он всё же пробрался в моё сознание, только лишь улыбнулся.

— Мести, конечно. А ещё ты, так уж получилось, вечно стоишь у меня на пути.

Удар, удар, ещё удар — наши сабли уже столько раз сходились лезвиями друг с другом, что я потерял начатый было в голове счёт атак.

— И с каких пор я для тебя всего лишь помеха?

— С тех самых, как свёл мать в могилу! — Упоминание об Итиль подействовало на Сарая отрезвляюще. Замешкавшись, он не успел отразить мой новый удар, и я почувствовал как металл, бывший продолжением моей руки, входит в тёплую и живую плоть. Через мгновение лезвие моей сабли уже покидало тело отца.

Сарай скривился и, зажав свободной от оружия рукой рану чуть ниже груди, из которой сразу же хлестнула кровь, посмотрел на меня.

— Я не знал, что всё выйдет так… — В его взгляде читалась боль, и где-то под сердцем я знал точную её причину — раскаяние. Но, отдавшись тьме полностью, я уже не верил в искренность отца. Или просто не хотел верить.

— Да что ты вообще о ней знал! — Ярость и ненависть распирали меня из глубины души так сильно, будто и впрямь собирались разорвать на части. — С самого начала тебе было глубоко плевать на её чувства и переживания. Ты можешь оправдываться сколько угодно, но сама моя жизнь уже клеймит тебя позором до конца твоих дней. И я очень надеюсь, что сегодня как раз последний из них!

Будучи раненым, Сарай уже был не в состоянии ни правильно отражать их, ни защищать своё тело дальше.

Плевать!

Он должен был ответить за всё!

— Я был куда ближе к Итиль, чем ты. — Выпад. — Она так сильно любила меня, что научила своему языку и письму!

На каждое предложение новый удар.

— А ты, что сделал ты? Только лишь несчастной её — в угоду собственным желаниям.

— Это не правда, — отец уже с трудом стоял на ногах, но сражение не прерывал, — если я и любил кого-то, то только её. Да, я по молодости поступил с ней скверно, и с того дня она будто закрылась от меня. — Сарай говорил с частыми паузами и тяжело дыша. — Но я делал всё, чтобы ни она, ни ты, ни Хаджи-Тархан ни в чём не нуждались!

— О, сестрёнка теперь точно не будет знать нужды, она ведь твоя наследница, да? — Я ухмыльнулся, замечая пока ещё негласное согласие отца.

— Мне пришлось так сделать, ведь ты ушёл в своё ханство.

— Не думаю, что ты не был рад. — Подвёл итог я. — Но лучше вернёмся к маме. Ответь мне лишь одно: зачем, зачем ты хотел навязать ей чужую для неё веру?

Силы оставляли уже и меня. Главным образом их высасывал не бой, нет. Их пожирало то же, что захватило мою душу ранее — ненависть. И, пожалуй, жажда мщения. За всё.

— Я думал, что это только сблизит нас. А ещё это было вопросом престижа.

Я не увидел сразу, но теперь, когда в схватке была взята небольшая передышка, не заметить просто не мог: его глаза, почти всегда бывшие холодными и бесчувственными, блестели.

— Так знай же, что она утопилась! Утопилась, в первую очередь, из-за тебя!

Блестели так, будто ему было и правда жаль.

Плевать на всё!

Теперь я уже не мог отступить!

Он слишком виноват! Во всём! Во всём, что изменило меня до неузнаваемости!

И тот, другой я, — это тоже вина только его одного!

— Но ты виноват не только в этом. О, конечно же нет. Вот почему ты не мог просто отпустить меня жить самому? — Продолжал я мучить Сарая вопросами.

Он стоял передо мной, опершись одной рукой на воткнутую в землю саблю и снова зажимал свою самую сильную, самую первую рану.

— Потому что ты мой сын. И, пока ещё, неполноценный. — Почему-то слишком по-доброму улыбнулся он мне. — Я должен был тебя защитить. И вместе мы бы вернули Улусу прежнее процветание.

— Ха-ха, теперь это всё равно, что просить труп подняться. И тебе не кажется, что перед этим нужно было спросить, хочу ли я?! И прислушаться к ответу хоть раз, а не решать всё самому!

— Да, наверное, ты прав. Теперь я вижу, что многое надо было сделать иначе… — Отец задумался, видимо, что-то вспомнив. — В прочем, ничего уже не вернуть, и я… — Закашлявшись, он вдруг сплюнул на землю кровью и осел на колени. — Должен хотя бы пройти выбранный путь до конца. Даже если он — одна большая ошибка.

— Тогда я помогу тебе закончить его!

С этими словами я, моментально приняв нужную для атаки позицию, направил на отца очередной удар.

Он должен был давно получить за всё сполна!

За то, что пришёл ко мне в самый неподходящий момент!

За то, что так долго не давал мне свободы!

И, конечно за то, что свёл маму в могилу! Плевать, хотел он или нет, вины это с него уж точно не снимет никогда!

Именно отец, именно он виноват во всём, что произошло со мной, во всех изменениях.

И он должен заплатить за это!

Дорого заплатить!

Сарай не успел даже встать — в этот раз уже багровая от крови сталь вошла в его тело рядом с плечом. А затем очередной кровавый поток волной хлынул вниз.

— Помнится, ты всегда хотел, чтобы я вырос воином?

Отец уже с трудом держался за рукоятку глубоко вошедшей остриём в землю сабли. Теперь он даже не поднимал ко мне глаз, но по тяжёлому и прерывистому дыханию я знал, что он ещё жив. А потому, конечно, всё слышал.

— Значит такая смерть должна быть тебе явно по душе!

И перед последним ударом, поставившем точку в наших с Сараем отношениях я всё-таки дрогнул. Где-то там, в глубине моих мыслей моя настоящая личность тщетно молила меня не добивать уже измученно отца.

Но, тряхнув копной иссиня-чёрных волос, я отбросил последние сомнения. А затем, чуть сильнее прищурив глаза, будто в последний раз отдавая дань своему происхождению, понёсся вперёд.