Ками опустила голову. Слезы засохли на щеках.

- А еще этот нечистый добивал раненых, - тихо сказала она. - Он разрезал горло Илмару.

- Дарагану недолго править осталось, - заявил Амьян. - Его народ бунтует. Людей не пугают даже расправы. Вдоль дорог, с обеих сторон, через каждые сто шагов мы видели...

- Беженцев, - перебил Месфир. - Мы видели беженцев. Люди голодают и идут за лучшей долей.

Голодают... Желудок был противно пуст. Обед почему-то так и не принесли. Хотя бы вареную репу.

В дверь постучали.

- Пора, - сказал Месфир. - Милая, не переживай. Через три месяца будешь висеть на шее отца и воровать с кухни пирожки.

Дверь захлопнулась.

- Передайте, что я его люблю, - сказала пустоте Ками.

Остаток дня она проплакала.

7

На двенадцатый день Элдену разрешили выходить из каморки и гулять в пределах замка. Элден сначала воодушевился, четыре стены и застойный воздух ему опостылели и сделали голову свинцовой болванкой. Он прошелся по Маршевой дороге от казарм до ворот Преклонения - парадного въезда в серокаменное сердце Сафарраша. По пути заходил в кузню, пекарню и на конюшню, где в стойлах фыркали тощие лошади для слуг и градских вестников. Кони покрепче, боевые и для вестников по всей Ишири, охранялись несколькими постами стражи, и попасть туда оказалось невозможным. Впрочем, и там, куда его пустили, нечистому жрецу не были рады.

"Что тебе здесь нужно?! Убирайся!" - И на него замахнулись подковой.

"Пришел ватрушки таскать?! Они для господ!" - Поваренок насупился и сжал нож.

"Не мешай! Мне надо накормить этих кляч. А то они сдохнут на полпути". - И конюх отвернулся.

И везде все цедили сквозь зубы:

"Нечистый жрец-ц-ц".

Единственной отрадой для него стал подъем на зубчатую Башню Возмездия. Она так называлась из-за того, что после побед Дарагана ее обвешивали гирляндами из казенных: салирцев и вештаков, ширихагцев и лафортийцев, сафаррашских мятежников и просто из тех, кто не воздавал достаточную честь властелину. Сейчас на гулком ветру там мерно покачивались убитые салирцы.

Элден поднялся по внутренней лестнице, и ему не пришлось к ним приближаться. Ни окон, ни бойниц в башне не было, так что он и не видел истлевающие трупы. Они бы его, конечно, не испугали, но он не хотел вспоминать, как перерезал глотки, потом оживлял, потом снова резал.

Крутые ступени винтовой лестницы давались тяжело. Он очень ослаб за эти дни. И от скудной кормежки, и от ворожбы - каждодневного оживления мертвецов. Несколько раз он останавливался и, склонившись, сипел, щедрыми глотками набирал воздух.

Наверху не было никого. Дул пронизывающий ветер, кружили стервятники и время от времени то один, то другой камнем падал вниз, и, оторвав кусок плоти, птицы садились клевать мерзлое мясо в ниши на башне.

Элден облокотился на парапет. Там, где на горизонте сходились грязно-молочная пелена и бурая земля, полыхало зарево пожарищ. То властелин усмирял злонамеренных мятежников, скоро на Башне Возмездия будет прибавление. Элден оглядел прямоугольники лачуг нижнего града, черную змею Арушу, безжизненный склон Лысого холма. Перед ним открылись сады и усадьбы, поля и леса, и он понял, что даже если его выпустят из замка, даже если у него появятся крылья, и он будет летать над этим простором, - это не сделает его счастливым. От себя не скрыться. Всю сознательную жизнь его вела цель, тянуло вперед предначертание. И, казалось, провидение, либо Всемогущий, либо еще кто - он уже не знал, во что верить - помогали ему. Но по какой-то причине они оставили его, прах Суфира уничтожен, а вместе с ним погибло и предназначение Элдена. Если бы удалось сбежать, он и теперь мог бы выполнять работу нечистого жреца: проклинать по лоскутку платья, наговаривать неудачу по капле крови, давать пришедшим волю и силу на отмщение. Но это все стало для него мелким и несущественным, не принесло бы ему счастья. Он был бы вынужден прятаться от Дарагана, как мышь менять убежища и не высовываться. В таких условиях мертвецов уже не поднимешь, вся округа сразу узнает.

Интерсно, чем же он разгневал провидение? Оно позабавилось с ним, как с игрушкой, а потом бросило и, наверное, забыло о нем. Может, он сделал что-то неправильное, испачкал себя. И судьба зарыла его на заднем дворе, как он когда-то закопал лисенка, посчитав, что его осквернили.

Элден вернулся в свою каморку. Облегчение не пришло, но удалось хотя бы продышаться. Лег на скамью и, как водится, попытался заснуть. Из-за стены доносились звуки, то нежные, а то суровые, пробирающие насквозь. Он закрыл глаза, и музыка его будто слегка покачивала на волнах. Вверх и вниз. Вверх и вниз. Кажется, это из соседней комнаты. Ему стало любопытно, и он решил наведаться в гости.

На скамье сидел лысый старик, между ног он сжимал виолончель и, закрыв глаза, водил смычком по струнам. Лицо его выражало умиротворение, морщины испещряли лоб и щеки, но он не выглядел дряхлым, скорее - мягким. Такими обычно изображали блаженных, нашедших смысл жизни в покое и молитве.

Инструмент был еще старше него. Из красного арамирна, потертый, кое-где со слезшим лаком, это тот случай, когда ветхость придавала очарование. Гриф завершал резной дракон, расправил крылья, оскалившись, смотрел будто на слушателя. Пальцы медленно переступали по струнам, и тусклый блеск играл с мраком комнаты.

Старик открыл глаза, большие и ясные они оглядели Элдена с головы до сапог. Положил смычок на скамью.

- Можно войти?

- Заходи уж, жрец.

- О, ты знаешь, кто я.

Старик усмехнулся.

- Да уж все в замке знают.

- Знают и боятся. Надеюсь, ты меня не боишься?

- Я прожил достаточно лет, чтобы не бояться нечистых. И понимаю, что ты опасен только для мертвых. А для живых гораздо страшнее любой человек с мечом, нежели с темной ворожбой.

Элден кивнул и закрыл дверь.

- Как тебя зовут?

- Мое имя Гидо.

- Ты служишь Дарагану?

- Как и все здесь. Попав в замок, невозможно не служить властелину.

- Но не все рады этой службе.

- В свое время я был счастлив тут оказаться. Моя мать - шлюха, а папашу я никогда не видел. За пару динар я пел на ярмарках, меня услышал властелин и забрал в замок. И это, я скажу, лучшая доля, на какую я мог в жизни рассчитывать.

Элден примостился на край скамьи и, согнувшись, сложил руки на коленях.

- Когда-то я жил в богатом доме, - сказал он, - и держали мы слуг. В том числе и двоих музыкантов - один играл на скрипке, а второй на лютне. Я засыпал под эти звуки. А потом, когда мне было шесть лет, отца обвинили в измене и казнили. Мы переехали в убогую лачугу, и динара у нас не стало не то, что на слуг, но иногда и на ячменную лепешку.

- Ты же не из Сафарраша, да?

- Ты прав, моя родина - Сад-Вешт.

- И ты, конечно, мечтаешь вернуть ему былое могущество? - улыбнулся Гидо.

Элден взглянул на него.

- Да. Но я тут всего лишь раб Дарагана, как и все остальные. И к тому же еще одно восстание Сад-Вешт не переживет, он и так наполовину разрушен.

- Мало кто здесь так признается, что готов пойти против Дарагана. Властелин сожжет живьем, если услышит.

- Мне терять нечего.

- А как же твое искусство? За свою, надо сказать, весьма не короткую жизнь я встречал лишь двоих человек, способных поднимать мертвецов. Да и то, эти двое одряхлели у меня буквально на глазах. Один сошел с ума и прыгнул в тигель, а другой истощал, превратился почти что в скелет и уже не мог встать. Мочился под себя и скоро помер от разбухания языка.

- Вот какое у меня замечательное будущее.

- Но ты не считаешь, что твоя сила дана тебе не просто так?

- Я уже так не думаю.

- Ты ошибаешься. Мастерство не дается зря. Когда ты открыл в себе это искусство?