- Это так кажется, потому что спираль будто бы нарисована на песке, и все витки на одной высоте.

- Не говори мне про песок. С недавних пор я плохо переношу это слово.

- А если представить, что пусть чуть-чуть, невидимо для глаза, но все-таки каждый следующий виток выше предыдущего? И что нам что-то мешает. Чья-то злая воля, древнее проклятие, не дает рвануть ввысь. Если эта спираль - просто прижатая тьмой пружина. Снимешь помеху, и мы, вся Ишири, взлетим к Садам Наслаждения.

- Если то и случится, мы уже давно истлеем.

- Конечно, ваше сияние.

- Знаешь... я никогда до конца не верил во всю эту легенду о Забытом, о Шестерых, о том, что они мечтают научиться обращать без сумрачной стали, творят кровавые опыты... Нет, какой-то там человек действительно существовал, его и правда четвертовали. Только я уверен, это был не великий чародей, а какой-нибудь беглый каторжник или, может, разбойник, а то и вообще невинная жертва, простоватый бродяга. Дальше все и должно было случиться, как случается всегда - его казнь пообсуждали бы неделю-другую, да и позабыли о нем, вернулись бы к насущным своим делам, ячменю и овцам. Но так вышло, что среди очевидцев казни оказался человек с редким даром убеждения, как Суфир. Он пошел по Ишири с россказнями о невероятном кудеснике, так несправедливо осужденном и растерзанном, из глубин разума этого трепача выплыли Шестеро, что служили Забытому и мечтают продолжить его изыскания. И люди внимали сказочнику. Возможно, его дар убеждения был настолько велик, что он и сам поверил в свои истории... Я же не верил никогда... но... теперь я понял, что они были правы. Человека превратить в безвольную куклу действительно можно и без сумрачной стали. И без всякого колдовства вовсе.

Кивнув, Гидо взял виолончель и направился к выходу, прошел под Гнездом, и тень старика стала расти. Не дойдя до дверей шагов десять, он обернулся:

- Ваше сияние, может, все-таки пойдете со мной? У нас еще где-то пять песк... э-э... четверть часа.

- Нет.

- И все же ты глупый мальчишка...

У порога Гидо остановился еще раз.

- Элден... а что ты там видел... за пеленой?

- Я видел... свет.

Властелин остался наедине с чашей и кинжалом. Едва собеседник исчез, Элден почувствовал давящую тишину Сорочьего зала, даже ушам сделалось больно, как будто туда медленно вводили по тупой игле. Спокойствие недолго продлится: войска Суфира уже наверняка подошли к стенам. Шум боя в галереях и чертогах замка Элден уже не услышит. Он возвел глаза к сводам тронного зала, казалось, они даже выше и белее пелены.

"Я... не умею красиво излагать и не знаю, кто ты - Заступник, Заступница или Свет. Может, ты и вовсе не существуешь, вдруг ты просто сияние, совершенно глухое к нашим мольбам, такая огромная свеча, свет, а не Свет. Больше всего мне бы этого не хотелось, пусть по всем нашим вероучениям и ждет меня вечная мука, и то, не скрою, меня страшит. Вот это я знаю точно - если моя душа не канет в небытие, а предстанет пред тобой, отправишь ее ты от себя прочь с глаз. - Элден отхлебнул. - После всего, что я натворил, нет мне прощения. То станет моим посмертным ужасом, образами терзания. И все-таки я бы избрал это. Потому что ведь тогда... Не знаю, вероятно, у меня не будет возможности испросить у тебя после... - Элден покосился на кинжал. - Так что позволь сказать сейчас. Перед тем, как низвергнешь меня, как вышлешь от себя на вечную муку, разреши мне хоть немного заглянуть туда, хоть на пол... песка. Я хочу, не знаю, удостовериться, что ли, что там... Прости мне такую дерзость, понимаю, что не смею просить такого. Но все же... Дай заглянуть хоть одним глазом, чтобы я мог увидеть... Эми. Что она там, что она счастлива в твоих Садах. С этим знанием я отправлюсь в пылающий разлом, в бурлящие котлы возмездия, и тогда даже там я буду счастлив. Нет, моя душа будет бессловесно вопить и молить о прощении, никто не выдержит огня истины и воздаяния. И все равно я буду счастлив. Ведь это значит, что все те люди... они там, с тобой, о Заступник или Заступница. И прошу, ниспошли Эми того, кто не будет такой глупый, как я. Кто сможет ее защитить и сберечь. Пусть она будет счастлива, разреши хоть на мгновение заглянуть, увидеть ее улыбку, услышать смех. Я так давно его не слышал... Они говорят, что моей вины нет, что Суфир овладел моим разумом, заставил лететь к пелене, имея за душой такие деяния. Я посмел явить пред тобой сумрак, и твой огонь изничтожил его. Но Эми, в отличие от меня, ничего не сотворила негодного в твоих глазах, в этом я уверен. Она не должна была лететь на сумрачном шаре! Я потащил ее за собой в бездну, к падению, краху. И Суфир не оправдание, как они молвят. Я еще мог сопротивляться, я еще имел волю. А пока у человека есть еще хоть капелька воли, пока он не превратился в Кед-Феррешем, он обязан сражаться. - Элден глотнул из чаши. - И все те люди, как я уже говорил. Пусть я буду гореть огнем отмщения, и пусть они тоже получат то, что заслужили - чудо твоего тепла. Пусть каждому явишься ты, Свет, которого они не знали при жизни. Все те... кто не жаждал войны и даже не знал о ней, погибшие в Сад-Веште. Позволь мне увидеть рядом с тобой и ту бедную девочку, и замученную женщину, и сестренку Шрая. Я не знаю, жив ли сам Шрай, но если нет - то и его тоже. А еще... всех тех, кому не посчастливилось оказаться от двадцати до тридцати пяти. - Элден допил. - А после - отринь меня и низвергни, и среди вопящих в огне душ не будет души радостнее моей".

Своды зала медленно закружились, а вместе с ними и Гнездо, в воздухе чертя пламенем свечей тысячи застывших линий, словно оставшихся после пролета жар-птицы. Чаша свалилась с подлокотника, поскакала по ступеням и рухнула к подножию тронной лестницы, рассыпав по ковру свои аметисты. Наверное, упала бы с головы и корона, но Элден ее давно уже снял и даже не помнил, где оставил. Шахматные клетки пола сдвинулись с места, черно-белый узор закрутился, начало рябить в глазах. Все такое беспокойное. Ничто в Сорочьем зале не осталось неподвижным. Под светом Гнезда Элден заметил некую сущность - легкий, воздушный дух. Как маленький сильф. Он приближался, поднялся непонятно ли по ступеням, или над ними. А когда он очутился возле, душа Элдена, немного помешкав, полетела. Она покинула Сорочий зал, плыла по галереям под витражами. Их лизали языки пламенеющих занавесей, деревянных перекрытий, гобеленов, и витражи гулко взрывались и падали звонкими осколками, выпуская наружу замка серый дым. С давних времен повелось, что на этих витражах изображали не только придворную жизнь - доклады послов, утехи баронов и вельмож, подвиги воевод, благочестие властелинов - нет, их будто расписывала сама Ишири, ничего не утаивая от потомков. Теперь им не суждено увидеть и познать жизнь своих предшественников - вместе с витражами рушился и старый мир. Элден выплыл из замка, спустился над склоном Лысого холма и, пролетев самой короткой дорогой, очутился на набережной. Здесь он немного задержался, вероятно, нижний град не хотел отпускать своего пленника. Порвав наконец невидимые узы, Элден полетел между чернильными водами Аруши и раскрашенной оранжевыми всполохами пожарищ пеленой, оставляя пылающий замок по ту сторону реки.