— А как насчет обнаружения?

Хозяин пожал плечами:

— Пока ни собаки, ни металл детектор не фиксируют.

Ицхак, казалось, был доволен. Достав из багажника «дипломат» протянул его собеседнику.

— Проверять, надеюсь, не надо, — хохотнул тот.

— Ты меня знаешь, — осклабился Исхак, — как в швейцарском банке.

Всё это время я сидел на пассажирском месте, и словно всё, что происходило, меня совершенно не касалась. Самое ужасное было в том, что я понимал, о чём идёт речь, но мне было абсолютно всё равно. Я впал в ступор. Исхак мне что-то говорил, я кивал, он помог мне надеть эту курточку. Очень аккуратно застегнув её на мне, сказал ещё что-то. Паспортный контроль прошли быстро, багажа у нас не было, только ручная кладь.

Только сидя в самолёте, сидя у иллюминатора, я начал что-то соображать. Я, наконец, понял, кто я и чего стою. Прав был мой брат Сослан, иначе как «хашина» — слабак меня и назвать нельзя. Ради чего я сейчас здесь и готов убить столько людей?

Лайнер набрал высоту и выровнял полёт. Да, я слабак, я не смог вовремя сказать «нет» и умереть, как положено мужчине — с честью и достоинством. Значит нужно искать другой путь, найти другое решение.

В этот момент Исхак поднялся со своего места и, улыбаясь, подошёл к стюардессе. Та тоже улыбнулась. Однако, чем больше она слушала, тем больше страха появлялось в неё в глазах. В конце разговора улыбки не было, лицо искажал бесконечный ужас. Повернувшись, она побежала к кабине пилотов.

А Исхак, спокойно вернувшись на место, достал из багажного ящика саквояж. Улыбнувшись мне, он сказал:

— Ну, вот и всё, мальчик. Не бойся, это не больно. Хотя… Кто может знать, каково оно, когда тебя разносит на куски?

Из динамиков донеслось:

— Внимание! Говорит командир корабля. В связи с метеоусловиями нам необходимо опуститься на нижние эшелоны. Поэтому попрошу всех пассажиров оставаться на своих местах и пристегнуть ремни.

Самолёт ощутимо накренился вперёд. Вытащив из саквояжа что-то похожее на рюкзак, Исхак стал в него облачаться. Необычно много в нём было ремней и замков.

— Это парашют? — Озарило меня. Исхак подмигнул мне:

— Не переживай, всё в порядке, если даже вдруг у тебя кишка будет тонка, то я включу дистанционно.

Так это что же получается? Я должен взорвать самолёт с целой кучей народа, да ещё и с собою вместе. А он хочет уйти??? Это же несправедливо. Я так не хочу. Мысли лихорадочно заметались в голове.

Незаметно я расстегнул свой пристяжной ремень. Я ещё не знал, что хочу делать, но что-то в голове зрело.

Между тем стюардесса подошла к нашему креслу и сказала, обращаясь к Исхаку:

— Три тысячи, как Вы просили.

— Спасибо, солнышко, теперь иди к своим, всё будет нормально.

Когда она ушла, Исхак оглядел салон, убедился, что все на местах, подошёл к двери аварийного выхода. Взявшись за ручку, под которой было написано «аварийный сброс», он весело подмигнул мне и, со словами:

— АЛЛАХ АКБАР! — Дёрнул ручку.

Раздался сильный хлопок, дверь вытянуло наружу. В салоне поднялись вопли, крики, свист уходящего воздуха. Исхак стоял в стороне, чтобы его не вытянуло с потоком воздуха, крепко держась за поручень. Когда давление выровнялось, он стал в проёме, что то выглядывая внизу. И тут что то или кто то рванул меня из кресла, я набросился на него как коршун на петуха и вытолкнул наружу. Левую руку, как можно плотнее запутал в ремнях парашюта, а правую запустил к Исхаку в карман брюк, где нащупал брелок с кнопкой.

Душа моя успокоилась. Я победил всех. Самое главное — я победил себя. Я был достоин предков. Внизу что-то дёргалось и рвалось. Я наклонился к его уху:

— Говоришь Аллах Акбар? Поверь, воистину Акбар! — и нажал кнопку…

Нам сегодня начальство отвалило премии — по целых полдоклада! Это событие просто необходимо как-нибудь отметить, тем более, что первое сентября было уже на носу, а Мишка, до сих пор, был без нового портфеля. Манюне нашей просто жизненно необходимо, по словам нашей мамочки, новое платьице. Ну, а без чего, на данный момент, не может жить наша мама — это пускай сама выбирает, премия, повторюсь, целых полдоклада!

Мобильник зажужжал в кармане:

— Ты где?

— Автобуса жду.

— Когда будет?

— Минут через пять.

— Хорошо, мы с Мишкой и Машенькой в торговом центре, на третьем этаже, в отделе детской одежды. Пока.

— Пока, — я не смог сдержать улыбки. Бесполезно было доказывать моей любимой то, что и девять секунд и пятьдесят девять — это всё та же самая минута на счётчиках мобильных операторов. Она свято верила в то, что чем меньше говоришь — тем меньше платишь.

С этими мыслями я полез в автобус. Прямо на входе мне на ногу, крепко так, наступил какой-то тип с бегающими глазами и даже не подумал извиниться. Странный, вообще-то, субъект, я его внимательно рассмотрел. Хорошие кожаные туфли, стильный костюм и галстук, а в руке потрёпанный фибровый чемоданчик, под тип тех, с которыми в шестидесятые ездили в стройотряды. И, как видно, тяжёленький. А ещё это шрам над правой бровью в форме ижицы. Так и подмывало протянуть руку в жесте хиппи и прокаркать «Pease, чувак»! Я спрятал улыбку, крайне невежливо пялиться на лицо человека и при этом ехидно ухмыляться. Тем, более, что тот, в принципе, ничего плохого мне не сделал. Или почти не сделал. Или, всё-таки сделал?

И тут в голове что-то зашевелилось, забрезжили какие-то воспоминания. Что-то такое, что, на первый взгляд, ко мне не имеет никакого отношения. Калейдоскоп какой-то. Перед глазами, явственно так, поплыло — сначала крест, потом костёр. За ними — решётки, самолёт. Само по себе, вроде бы, совершенно между собой не связано. Но везде этот «V» — образный шрам над правой бровью. Что-то во всём этом было до боли знакомо, но что? Странные штуки иногда выделывает с нами наше сознание. Смотришь на человека, точно знаешь, что никогда прежде его не видел и, тем не менее, точно знаешь, что он тебе знаком. И не просто знаком, а знаком, что называется, со всеми потрохами. Прямо, даже худо стало, как-то не по себе. Что-то было не так. Но что?

По дороге к торговому центру я завернул в цветочный ларёк. Не могу я идти к любимой женщине без цветов. Продавщица что-то там защебетала о свежем привозе, о новинках, разных там орхидеях и голопагосских ромашках. Мне это было, в принципе, до лампочки. Более того, внимание моё привлекло большое зеркало, в котором я увидел… самого себя. И тут я вспомнил всё!

Боже мой! Ну, конечно же! Сейчас рванёт! Я не хочу больше пережить то, что уже раз пережил, а поэтому нужно догнать этого урода.

Я рванул изо всех сил в сторону торгового центра, ощупывая взглядом каждого, идущего впереди. Его не было нигде. В какой-то момент внутри всё оборвалось: «Неужели опоздал?». Но нет, вот он, идет впереди, не торопясь, так, идет. Знает, гад, что никто ни о чём не подозревает и что сам он успеет сбежать. Ну, уж нет, тут то ты, родной, горько ошибаешься.

Первой мыслью было закричать, может быть, люди помогут, может он запаникует и допустит ошибку. Но, во-первых, часто паника может только ускорить развязку. А во-вторых, огромное количество помощников у героя бывает только в голливудском блокбастере, в остальное время обычные граждане, обычно, либо совершенно равнодушны, либо впадают в дикую панику. Мне не нужна была паника, кто знает, что у него в голове, возьмёт и взорвёт всё раньше времени. Лучше от этого не будет никому.

Я, не торопясь, но быстро, догнал этого типа. Время спортивного поведения прошло, поэтому я сделал ему жёсткую подсечку сзади. Пока он, взмахнув руками, падал, ногой оттолкнул тяжеленный чемодан в сторону, а сам упал сверху на «меченого» и постарался прижать его к земле, как можно сильнее.

— Вызовите полицию, — закричал я изо всех сил, — и уходите все, в чемодане бомба!

Подо мной рвался террорист, пытаясь развернуться. Постепенно у него это стало получаться. Силён, сволочь, мне уже не хватало сил удерживать его на земле. А он бился, плевался, скрежетал зубами, матерился, но всё в полголоса. Словно боялся привлечь ещё большее внимание. Народ, потихоньку, стал собираться вокруг нас. Я ещё раз заорал: