Начавшийся холодный дождь прочистил мне голову, и я вспомнил пощёчину, которую отвесила мне Кара. К тому времени, как мы до неё добрались, я чувствовал себя совершенно истощённым.

– Что случилось? – Спросил я, адресуя вопрос любому, кто слушал.

– Попал на кочку и вывалился. – Туттугу указал на нечто, похожее на грубо сделанную волокушу, лежавшую на тропе.

– Что-то не вижу никаких кочек, – сказал Снорри. – Тролли тащили тебя четыре дня. Возможно подумали, что если выбросят тебя, никто и не заметит.

Кара подошла ко мне и принялась через рубашку сжимать части моего тела. Все они болели.

– Ты в порядке, – сказала она и протерла тряпкой, пахнущей лимонами, ссадину на моей щеке. Вид у неё при этом был слегка извиняющийся.

– Ааай! – Я попытался оттолкнуть её руку, но она оказалась настойчивой. – Мне снова снился сон. Чёрт, вёльва, что за заклинание ты на меня наложила?

Кара нахмурилась и убрала свою тряпку, спрятав её в маленький кожаный мешочек.

– Это довольно простое заклятье. Никогда не видела, чтобы оно оказывало на кого-либо такой эффект. Я… я не знаю. – Она нахмурилась сильнее и тряхнула головой. – Думаю, Молчаливая Сестра не просто так выбрала тебя в напарники Снорри для своей магии. Наверное, в тебе есть родство к ней, или восприимчивость. Могу ночью проверить…

– Можешь держать свой орихалк от меня подальше, вот что ты можешь. – Я плюхнулся на кучу папоротника, прикрывавшего плетёнку из полос коры, которые соединяли шесты волокуши. – Ведьмы у меня уже в печёнках. Северные, южные, молодые, старые, мне плевать. С меня хватит. – Я откинул голову назад, сплюнув дождь. – Поехали!

Я увидел крошечную невольную улыбку на губах Кары, а тролли, к моему удивлению, взялись за шесты и потащили меня, когда вся колонна тронулась в путь.

Несколько минут я лежал, закрыв глаза, стараясь снова вернуться в тот сон. В воздухе витало слово "ассасин" – возможно, ключ взял у меня это воспоминание и отпер что-что несбывшееся, а может соболезнования Тэпрута по поводу моей матери основывались на слухах о трёх убийцах, которых остановила Красная Королева. Но сны, как и сонное состояние, ускользают, когда за ними гоняешься, и подкрадываются, когда их не ждёшь. Некоторое время спустя капавший мне на лицо дождь стал раздражать, и я сел, стерев капли рукавом.

– Четыре дня? – Я перевёл взгляд со Снорри на Туттугу, топавших среди троллей. – Как же я не обгадил сво… – Глянув вниз, я обнаружил, что на мне нет моих старых брюк, а вместо них что-то вроде грубого килта. – А-а.

– Есть хочешь? – Снорри вытащил полоски сушёного мяса и протянул их мне.

Я потёр живот.

– Не это. – Но всё равно взял их и начал жевать, тут же обнаружив, что слова "хочу есть" не в силах описать мой голод. Чтобы прожевать сушёное мясо, жевать пришлось долго, так что на некоторое время я был занят. Я называю его мясом, а не говядиной, свининой или олениной, потому что по мясу, напичканному специями от порчи, уже совершенно невозможно определить, какое животное погибло, чтобы его полоска попала тебе в руку. Возможно, осёл. На вкус похоже на кожу, которую несколько жарких недель носили на ногах в качестве обуви. И по структуре тоже. – Ещё есть?

– Так где мы?

Всю ночь я притворялся слабым и планировал притворяться, пока тролли будут меня тащить. Волокушу не назовёшь королевским экипажем, но это лучше, чем идти пешком. Но сейчас, с рассветом, когда тролли разбрелись по лесу на охоту, а Снорри повесил на ветках непромокаемую ткань, которая частично спасала от непогоды, я начал больше интересоваться происходящим.

– Центральный Геллет. – Кара села на корточки рядом со мной. Поблизости на бревне сидел Туттугу и поддерживал небольшой костерок, над которым в котелке, висевшем на железном треножнике, кипела похлёбка. – Если верить Горготу, можно пройти из одного конца страны в другой, не выходя из лесов. И это неплохо. На этих землях сейчас беспорядки, повсюду мародёрствуют армейские отряды, дерутся рекруты, призванные десятками разных аристократов. У горы Хонас было какое-то бедствие – говорят, герцог умер, и вся его армия сгорела…

– Гора Хонас? – Никогда о такой не слышал. Но знал, что герцог мой родственник, хотя и дальний. – Сгорела, говоришь? Чертовски глупо с его стороны лезть в вулкан!

– Это не вулкан. На этой горе был построен его замок. Какое-то древнее оружие взорвало всю гору. Огромные площади леса к северу испепелены, и на многие мили от них умирают деревья. Пока ты спал, мы два дня шли среди мёртвых деревьев. Горгот сказал, это работа Йорга Анкрата.

– Боже. – Я вспомнил, как королева Сарет подговаривала меня вызвать мелкого ублюдка на дуэль. Только он был не таким уж мелким: шестифутовый убийца, холодный как камень, в свои четырнадцать выглядящий на сорок. – Сколько осталось до Роны?

– Меньше недели. Город Дидорф меньше чем в десяти милях. Мы отлично продвигаемся.

– Хмм. – На самом деле меня не сильно волновало, где мы. Больше всего меня заботило, насколько далеко мы от цивилизации. Все мокрые леса очень похожи друг на друга – будь то лес, в котором обитают охотящиеся на трюфели тертанские крестьяне, геллетские углежоги, ронские дровосеки или очаровательно неотёсанные лесники Красной Марки. На мой взгляд, все они могли убираться ко всем чертям. – Это заклятье, которое ты на меня наложила…

– Заклинание, которое ты умолял меня наложить, – прервала Кара. – Да. Так что с ним?

– Я был близко. Очень близко. Прямо перед тем, как эти тролли попытались меня убить… – Я понизил голос и заговорил серьёзно. – Мне снились вещи, которых я не помнил, но помню теперь. И я подобрался близко к тому дню, когда она умерла. Летом, когда мне исполнилось восемь. Возможно, мне снился тот самый день. – Я взял руку Кары, она вздрогнула, но руку не вырвала. – Как мне туда вернуться? Мне нужно это закончить. – Не могу отрицать, в голову мне приходила и мысль, что я могу проспать всю дорогу через Геллет. А ещё лучше, если б я мог проспать ещё две недели, пока Снорри и Туттугу тащили бы меня через Рону, и не просыпаться, пока норсийцы не доставят меня к воротам Вермильона. Если повезёт, то пропущу всю экскурсию, словно кошмар, и никогда о ней не вспомню. Но к чёрту эти надежды – меня подгоняло желание узнать правду о смерти моей матери, необходимость покончить с ложью, которой меня заразил ключ Локи. Эта штука наложила на меня проклятие, и я не буду знать покоя, пока этот зуд – словно в расчёсанном волдыре – не прекратится.

Кара прикусила губу, между её бровей появились вертикальные морщины. От этого она выглядела намного моложе.

– Кровь запустит процесс.

Я поднял руку, останавливая её.

– Не надо меня снова колоть!

– Прикуси язык.

– Что?

– Прикуси язык.

Попытался, но нелегко намеренно причинить себе боль.

– Не моху прокуфить до крофи, – сказал я, болезненно зажав зубами язык.

– Кусай! – Кара безнадежно покачала головой, а потом без предупреждения протянула руку и ударила меня по подбородку.

– Боже, как больно! – Я прижал руку ко рту, засунув пальцы внутрь, проверить, что язык всё ещё на месте. На пальцах осталась кровь, и мне ничего не оставалось, кроме как таращиться на них, пока алый цвет заливал мой разум.

Какое-то время я не понимаю, где я, и почему болит рот. Я врезался ногами в восточный шпиль, и всё посерело. Рот болит, и когда я убираю от него руку, с пальцев капает алое. Наверное, я прикусил язык от удара – жёсткая остановка, но эта встреча намного мягче, чем устроила бы мне земля, свались я с крыши.

Необходимость убраться подальше от слепой на один глаз женщины куда более насущна, чем желание поплакать и постонать, так что я вытираю руки и поднимаюсь на ноги. Вспотевший, уставший, перегревшийся, я начинаю карабкаться к окну Гариуса. В последующие годы я чаще предпочитаю лестницу, особенно в неприятную погоду. Но даже за несколько месяцев до того, как я покинул город вместе со Снорри, если находилось время между подъёмом в полдень и выходом в Вермильон с моей бандой распутников в поисках грехов, я время от времени взбирался на шпиль. От старых привычек трудно отказаться, и в любом случае мне нравится держать себя в форме. Когда дама приглашает тебя из окна своей спальни, хорошо уметь взбираться.