– Снорри! – Крик вырвался из меня вопреки моей воле. Я прижал руку ко рту, чтобы оттуда не вылетело больше никакой глупости. Меньше всего мне хотелось, чтобы эта жуткая голова повернулась в мою сторону. К своему ужасу я обнаружил, что стою в дверях, освещённый лунным светом и перекрыв выход – хуже места и не придумаешь.

– К оружию!

– В зал! – крики доносились со всех сторон.

Я слышал за спиной топот множества ног. В ту сторону не убежать. Норсийцы подвесят труса за большие пальцы и будут отрезать нужные ему кусочки. Я быстро вошёл внутрь, чтобы не оставаться столь явной мишенью, и прижался к внутренней стене, стараясь не дышать. Викинги подбежали к дверям за моей спиной и стали всем скопом ломиться внутрь.

Я смотрел на волка и увидел руку, выглядевшую детской в сравнении с его размерами – она поднялась по дальней стороне головы зверя и хлопнула промеж его глаз. Светящаяся рука. Рука, которая становилась настолько сверкающей, что всё помещение осветилось, словно днём. Оказавшись на свету, я сделал то, что делает любой таракан, когда кто-то зажигает лампу на кухне: помчался в поисках укрытия и прыгнул в сторону части стола, лежавшей на боку между нами.

Свет становился всё более ярким, а я, наполовину ослепнув, запнулся за тело, перевалился через стол и, отчаянно пытаясь остаться на ногах, быстро пролетел несколько шагов. Мой протянутый меч вонзился во что-то мягкое, скрежетнул об кость, и, спустя мгновение, на меня обрушился громадный вес, скрыв всю иллюминацию. И всё остальное тоже.

– … под ним! Понадобилось шесть мужиков, чтобы его вытащить! – Женский голос, с оттенками изумления.

Я почувствовал, что меня поднимают. И уносят.

– Осторожно!

– Тише…

Тёплая влажная ткань вытерла мой лоб. Я поуютнее устроился в чём-то мягком. Мир был где-то далеко, на приятном расстоянии от меня. Я дремал, и до меня доносились лишь обрывки разговоров.

Во сне прекрасным летним днём я бродил по пустому дворцу в Вермильоне, свет лился в высокие окна, выходившие на купавшиеся в солнечных лучах городские застройки.

… – по самую рукоять! Наверное, попал в сердце. – Мужской голос.

Я перемещался. Меня куда-то несли. Какое-то движение – нечто среднее между знакомым покачиванием лошади и отвратительной качкой на океанских волнах.

– … увидел друга.

– Я слышал, как он крикнул в дверях: "Снорри!" – он рычал, как викинг!

Мир приблизился. Мне этого не хотелось. Я был дома. Там тепло. Безопасно. Ну, безопаснее. А весь север мог предложить лишь мягкую посадку. Грудь у державшей меня женщины была гористая, как здешняя местность.

– … бросился прямо на него…

– … прыгнул!

Скрип двери. Сгребание углей.

– …берсерк…

Я отвернулся от залитого солнцем городского пейзажа к пустой дворцовой галерее, моментально ослепнув.

–… Фенрис.

Солнечные зайчики убирались с глаз долой, красные и зелёные пятна потускнели. И я увидел волка, прямо здесь, в зале дворца: разинутая пасть, белые клыки, алый язык, струйки слюны, жаркое дыхание.

– Ррррр! – Я дёрнулся вправо, и моя голова оторвалась от волосатой груди Борриса. Он вообще рубашку носит?

– Осторожней! – Толстые руки легко, словно ребёнка, уложили меня на кроватку, заправленную шкурами. Мы были в прокопчённой лачуге, побольше прочих. Вокруг нас со всех сторон толпились люди.

– Что? – Я всегда это спрашиваю, хотя, поразмыслив, редко хочу знать ответ.

– Спокойно! Он мёртв. – Боррис выпрямился. В круглый дом набились воины клана Олааф, а ещё почтенная женщина с толстыми светлыми косами, и несколько крупных женщин помоложе – предположительно жена и дочери.

– Снорри… – начал я, не сразу заметив, что тот лежит рядом без сознания, бледный даже для северянина. На нём виднелось несколько отвратительных порезов, один из которых пересекал старую рану на рёбрах, воспалённую и покрытую белой коростой. Но всё равно он выглядел намного лучше, чем должен выглядеть человек, которого погрыз волк Фенрис. На мраморной коже его плеч резко выделялись синие изображения молота с топором и чёрные руны – на миг они захватили моё внимание. – Как? – Я чувствовал, что не в силах произнести предложение, состоящее больше, чем из одного слова.

– Вколотил щит в пасть зверюге. Заклинил! – сказал Боррис.

– А потом ты его убил! – Это сказала одна из его дочерей, и её грудь была развита почти так же сильно, как и у него.

– Мы вытащили твой меч. – Сказал воин из толпы, почти с благоговением протягивая мне мой клинок рукоятью вперёд. – Нелегко было!

Вес упавшей твари вколотил в неё меч.

Я вспомнил, как широко пасть волка была разинута вокруг Снорри, и что зверь не жевал. Закрыв глаза, я увидел сияющую руку между глазами волка.

– Хочу посмотреть на тварь. – Я не хотел, но мне было нужно. К тому же, нечасто мне доводилось играть героя, и, скорее всего, это закончится, когда Снорри придёт в себя. С некоторым усилием мне удалось встать. Сложнее всего оказалось вдохнуть. Из-за волка рёбра с обеих сторон были в синяках. Повезло, что их не раздавило. – Чёрт! Где Туттугу?

– Я здесь! – Голос донёсся из-за нескольких широких спин. Люди расступились, и вперёд вышла половина народа Ундорет, ухмыляющаяся, с заплывшим глазом. – Ударило об стену.

– У тебя это входит в привычку. – Я удивился тому, как рад был увидеть его целым. – Пошли!

Боррис шёл впереди, люди по бокам от него несли тростниковые факелы. Я ковылял за ними, держась за рёбра и чертыхаясь. Площадь освещал пирамидальный костёр из высушенных брёвен, вокруг которого на соломенных тюфяках лежало множество раненых. Их раны обрабатывала древняя пара с длинными белыми волосами. За короткое время в зале я не подумал, что кто-то выжил, но раненые инстинктивно закатываются в любую щель или дыру, куда только возможно. На перевале Арал мы вытаскивали мертвецов из расщелин и лисьих нор, причём, некоторые умудрились залезть в них целиком, только сапоги торчали наружу.

Боррис провёл нас мимо раненых к дверям большого зала. На страже стоял коротышка с большой бородавкой на щеке, который всматривался в темноту, вцепившись в копьё.

– Он мёртвый! – первое, что он нам сказал. Коротышка выглядел растерянно и чесал свой большой железный шлем, словно мог таким образом унять зуд.

– Конечно, он мёртв! – сказал Боррис, проталкиваясь мимо него. – Принц-берсерк его убил!

– Конечно, он мёртв, – эхом отозвался я, проходя мимо коротышки, позволив себе каплю презрительности. Сложно сказать, почему тварюга решила упасть на меня именно в тот миг, но его вес вогнал мой меч ему по рукоять, а после такого не выживет даже волк размером с лошадь. Но всё равно, что-то меня тревожило. Что-то, связанное со светящимися руками Снорри…

– Яйца Одина! Ну он и воняет! – Сказал Боррис впереди.

Я вдохнул и понял, что волк, конечно же, вонял. Весь зал вонял адски, но, если честно, лишь немногим хуже круглого дома Борриса или всего Олаафхейма. Но мои наблюдения прервал приступ кашля, когда вонь достигла лёгких. Кашлять с отбитыми рёбрами больно, и это отвлекает от многого. Например, от необходимости стоять. К счастью, меня подхватил Туттугу.

Мы подошли, стараясь дышать не глубоко. Горели лампы, расставленные на центральном столе, который снова поставили на ножки. В горшках курился какой-то ладан, прорываясь сквозь вонь резким лавандовым ароматом.

Мертвецов разложили перед камином, привязав к ним части их тел. Среди них я увидел перекушенного пополам Гаути. Его глаз зажмурился от боли, пустая глазница таращилась на кровельные балки. Волк лежал там, где упал, кусая Снорри. Он растянулся на боку, лапы указывали в стену. Ужас, поразивший меня, когда я его впервые увидел, теперь вернулся с новой силой. Даже мёртвым Фенрис выглядел страшно.

По мере нашего приближения зловоние усиливалось.