- По твоей логике, когда люди умирают с лозунгом "За веру! За царя! За отечество!" - это самый верный путь для усиления способностей императора! - выпалил я на его слова.

- Приятно удивлен, - наклонив голову, отец снова изучающе прошелся взглядом по мне, - Чтобы додуматься до этого вывода, мне потребовалось около двух лет.

Пораженно вскинулся - ткнул пальцем в небо, а попал в яблочко.

- В тридцатые у Бейшко было много последователей. Но когда пришло понимание, что метод срабатывает далеко не всегда, даже наоборот - исключительно редко, многие от него отреклись. Сам понимаешь: если творить добро не по велению души, а в расчете на корысть, то разочарование наступит быстро. Еще раз повторюсь: люди - эгоисты. К тому же есть несколько ограничений на этом пути: во-первых, всё та же адресность. Истово благодаря кого-то или умирая во имя кого-то, человек должен иметь в виду конкретную личность, а не абстрактную высшую справедливость или мир во всем мире. Во-вторых, потенциальный рост резерва не бесконечен. На наше счастье правящая династия стара и сильна, чтобы пользоваться этой уловкой, иначе бы мы не вылезали из войн. И, в-третьих...

Отец отвлекся, потому что Николай забарабанил в дверь.

- Петр Исаевич, к вам посетитель!

- Потом как-нибудь поговорим еще. Просто знай: иногда добрые дела воздаются сторицей и не в загробном мире. Поэтому, если можешь кому-то помочь, лучше помоги.

Май с июнем - это не только последние месяцы учебы, это еще и контрольные с экзаменами. За оценки я особо не волновался - все же учителя помнили, кто попечитель школы, и уж на четверку всегда меня вытягивали. Но тут вдруг закусило, захотелось доказать что сам по себе что-то стою, да и вступительные в университет принимать на общих основаниях будут. Отец наверняка своему другу напишет, но лучше и самому постараться.

Оглянуться не успел, а уже стою в строю таких же выпускников с аттестатом, разглядывая бумажный вкладыш. Неплохо, в общем-то. Оценки я и так знал, но приятно было посмотреть на листок, где четверок с пятерками было где-то поровну.

- Мин херц! Загудим?!! - хлопнул по спине Сашка, отвлекая от мыслей.

- На выпускном? - скуксился я, - Под бдительным оком директрисы? Ты сам-то веришь?

- А мы после! Девки сессию тоже сдали, завтра звали отметить это дело! Мадемуазель Антонина просила передать, что соскучилась! - заговорщицки подмигнул он.

- Ха, тогда и нормально подготовиться успеем!

Как мы гуляли! Не чета унылому выпускному балу, с которого наша компашка слиняла сразу же, как только стало можно.

- Ребята! - Пьяно хохотал я, поливая всех вокруг струей шампанского, - Ребята, я вас всех люблю! Вы самые!

- Самые! - соглашался Сашка, обнимая и целуя сразу двух девушек, - Мин херц! За нас! За нашу дружбу!

- Кабан! - кричали мне из другого угла, - Кабан, иди к нам!

Общага медучилища гуляла вместе с нами, отмечая конец сессии и скорый отъезд на каникулы. Веселье било через край. Я не помню, с кем целовался, не помню, чье тело раздевал, всё смешалось в дыму, алкоголе и ритме музыки. К трем ночи лишь самые стойкие оставались на ногах, и я вместе с ними, увы!

В четырнадцать, собираясь дать отцу слово, я чуть было сдуру не произнес: "Всегда ночевать дома". Слава богу, отец умнее меня, и переформулировал это по-другому: "Спать дома по возможности" и поставил граничное условие: "До конца июня последнего школьного года", то есть этого. Тоже весьма жесткое ограничение, без его ясно выраженного разрешения я не мог ни с ребятами в поход сходить (а он не позволил ни разу), ни куда-то надолго отлучиться. Лишь однажды за все два года он позволил съездить на трехдневную экскурсию в Екатеринодар, и то класс кроме педагогов сопровождали Вершинин и Коняев, полностью похоронив все шансы оторваться вдали от родителей.

На практике же моя клятва работала так: если существовала хоть малейшая возможность попасть домой, то нигде в другом месте спать я не мог. Даже когда в "окно" одноклассники клали головы на парты и задремывали до следующего урока, я мог только им завидовать - мне так же сладко покемарить не давало слово. Июнь еще не закончился, а до дома было четыре километра, поэтому я не мог сейчас, подобно Сашку завалиться с девчонками в какой-нибудь комнате, а собирался к родной кроватке - вымотанный экзаменами и празднованием организм требовал обычного человеческого отдыха.

Сколько потом ни вспоминал эту поездку, сколько ни перебирал ее поминутно, так и не мог понять - почему?!!

Почему я был так спокоен, почему в душе ничто не шевельнулось?

Даже тени предчувствия не мелькнуло!

Ехал себе и ехал, наслаждался тишиной, планы строил...

Никто под колеса байка не прыгал, потому что Машка, наверное, еще сладко спала...

Вот уже впереди показалась знакомая решетка ограды...

Крыша дома, едва заметная за кронами деревьев, вспучилась неряшливыми лепестками в районе отцовской мастерской, выпуская в ночь последнее его творение - летающий механический доспех, закрутившийся безумной огненной каруселью. И я точно знал, кто сидит внутри - пока что пилотировать его мог только один человек.

В свете огненных сполохов стали видны черные фигуры, разбегавшиеся по двору. Самые невезучие сразу же вспыхнули чудовищными факелами. В мгновение ночная тишина взорвалась воем, криками, матом и выстрелами. Несколько очередей сошлись на парящей фигуре, сделав видимой тонкую пленку защиты.

- Уходи! - засипел я из канавы, куда свалился с началом заварухи, - Уходи...

Доспех еще не был доработан, броню отец обещал без меня не навешивать, и сейчас пули отбивала его личная защита, которая, сколь бы ни была хороша, не рассчитывалась на массированный обстрел.

- Уходи! - молил я.

Словно услышав, мех вильнул в сторону соседнего дома, вырываясь с перекрестья трассеров...

Ну же! Еще немного! Для подзарядки хватит и минуты!

Как оказалось, соседний дом тоже был под контролем нападавших - плотная стена огня встретила порядком потрепанную цель. Перегруженная, сбоящая защита в последний раз мигнула и погасла. Летающая машина в отчаянной попытке уйти огрызнулась еще одним веером пламени...

Что бы ни было целью нападавших, они явно рано обрадовались.

Падающий мех еще не коснулся земли, как дом, постройки, даже сам участок взорвались тысячами фонтанов огня, уничтожая все живое на десятки метров вокруг.

И прежде, чем потерять сознание, в этом грохоте я странным, невероятным образом услышал:

- Живи, сын!

Было как-то дело - бился головой об дуб, но чтобы дуб ударил в ответ?.. Росшее раньше у ворот, а теперь вырванное взрывом дерево пролетело около сотни метров и рухнуло на канаву, из которой я почти выполз, наблюдая за коротким боем. В очередной раз повезло, что накрыло меня не тяжелым крепким стволом, а верхушкой кроны, которая не только спасла от летящих следом обломков, но и надежно скрыла от чужих взглядов.

Вряд ли я долго валялся в отключке, когда очнулся - полыхало еще вовсю. Зарево пожара было заметно даже через густое переплетение ветвей, образовавших своеобразный купол надо мной.

Хотел бы сказать, что затаиться под кроной было моей удачной идеей, что это была такая специальная тактика... Нет, себе-то врать незачем, я просто застыл в ступоре, не зная что делать. Только что гигантским фейерверком взорвалась и пошла по ветру вся моя благополучная жизнь, и на осознание данного факта требовалось время.

Это рассказывать долго, а сам бой занял едва ли пять минут. Как ни горько признавать, но лучшие дни отца были давно позади, а в доспех он влез скорее потому, что тот первым подвернулся под руку, подарив ложную надежду выиграть схватку или хотя бы вырваться из ставшего ловушкой дома. Вряд ли он думал, что противников так много, и они столь хорошо подготовлены. Да и не был он летчиком-асом, пользоваться его поделкой должны были совсем другие люди.