— Почему такая реакция на слово "индокринация"?

— Индокринация — это процесс подчинения Жнецом. Это не только ментальный контроль. Изменения затрагивают и тело. Хаски — пример грубо индокринированных разумных с полностью уничтоженной личностью и измененным телом. Сарен попал под высшую форму индокринации, когда Жнец медленно изменяет мышление и искажает мировоззрение жертвы. После того, как личность будет подавлена и теряет критическое мышление, начинается последняя стадия подчинения — физическое изменение тела с помощью нанитов. После этого индокринацию невозможно ни замедлить, ни остановить.

— В каком состоянии был Сарен?

— Изменения тела уже стали заметны визуально. — я встретила взгляд серо-зеленых глаз советника и послала ему видение: Сарен, неподвижно висящий в воздухе в лазарете со снятой броней до изъятия гетских имплантатов и нанитов Жнеца. — Он прекрасно осознавал свое положение. Индокринацию невозможно обратить. Сарен выбрал единственно возможный в его ситуации выход.

— Самоубийство. — проскрежетал Спаратус.

Я кивнула.

— С его точки зрения, самоубийство — вполне логичный и оправданный шаг. Он убирал угрозу со своей стороны.

Спаратус медленно кивнул, понимая и принимая действия своего Спектра. Такое решение не вызвало у него неприятия… если не считать того, что он своими глазами увидел, как его протеже чуть не вышиб себе мозги. Прямая передача воспоминаний впечатляет как ни что иное. С точки зрения Спаратуса, именно его поблагодарил Сарен. И именно с ним он попрощался перед тем, как на его же глазах приставить пистолет к голове и нажать на спуск. И Спаратус видел, как оседает тело, залитое синей кровью.

Советник переварил яркую вспышку воспоминаний, разжал судорожно стиснутые на краю стола пальцы, и негромко сказал:

— Вам удалось обратить индокринацию.

— Не совсем… Мы не обращали ее. Мы просто изъяли из тела все лишнее. К сожалению, вещь, сделавшая это, была у меня в одном экземпляре и та — одноразовая.

Что занятно, Спаратус даже не поинтересовался, что ж это за вещь такая и откуда она у меня взялась. Просто принял как должное, не акцентируя на этом свое внимание. Даже странно как-то… Зато его следующие слова были вполне ожидаемы и логичны:

— Я желаю это увидеть.

Желает, значит, покажу. Я сформировала образ и толкнула его Спаратусу. Со всеми подробностями. Сарен до процесса, и Сарен после. Вернее, его изуродованное тело на койке в лазарете с полным перечнем повреждений.

— Еще декада, и спасать было бы уже некого. Индокринация стала бы глобальной.

Сказать, что Спаратус впечатлился, это ничего не сказать! Мне даже пришлось закрыться от той бури эмоций, что всколыхнула ментальный план.

— Насколько поврежден его разум?

— Все не так плохо, как могло бы быть: разум полностью чист, личность сохранилась. Такое вмешательство, конечно, не остается без последствий, и для окончательного выздоровления потребуется время. Обычный посттравматический синдром, проявляющийся в таких срывах из-за специфики травмы. Ничего необратимого не произошло.

— Как я понимаю, это — еще не все плохие новости? — глухо спросил советник.

— Сарену удалось выиграть немного времени: Жнец отпустил его на Новерию разобраться с затянувшимся экспериментом. У нас есть месяц, может — два, пока Властелин не начнет его поиски.

Спаратус бросил долгий пристальный взгляд на бессознательного Спектра и негромко сказал:

— Я понял вашу позицию. У вас есть десять дней, пока не закончится формирование экспедиции к Мнемозине. Информация подтвердилась, и зонды обнаружили подбитого Жнеца. Точка старта: орбита Сиглара. Если вы все еще хотите участвовать, вам следует прибыть на точу сбора до старта экспедиционного корпуса.

— Мы будем.

— Перед вылетом я хочу получить отчет. И я очень надеюсь увидеть одного из своих лучших Спектров в здравии.

— Сделаю все, что в моих силах. — совершенно искренне пообещала я.

Спаратус благосклонно кивнул, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

Чтобы привести Сарена в чувство мне пришлось пойти на прямое ментальное воздействие и приглушить яркость воспоминаний во избежание рецидива. Очнулся он быстро: синие глаза открылись, чуть заметно сузились, когда до Сарена дошло, в какой ситуации он оказался.

— Доклад окончен. — спокойно сказал Спаратус, пристально наблюдая за осторожно встающим Спектром. — Свободны.

Сарен коротко кивнул и вышел вслед за нами, провожаемый тяжелым взглядом советника.

Ужасающе медлительный цитадельский лифт впервые не вызывал раздражение. Сейчас он был уместен: давал время подумать, собраться с мыслями и принять нужное решение. Ехали мы молча. Сарен, погруженный в свои мысли, полыхал не самыми приятными эмоциями. Мы же не лезли к нему в душу, давая возможность прийти в себя.

— Куда сейчас? — негромко спросил Гаррус.

— Ко мне. — Найлус покосился на Сарена, но тот и не думал возражать. — А есть еще варианты?

— У нас еще есть корабль. — иронично сказала я. — И не один. Прямо — простор для выбора.

— О да… "Нормандия"! — фыркнул Гаррус. — Я уже говорил, что начинаю ненавидеть этот фрегат?

— Говорил, говорил. — я улыбнулась. — Кстати о "Нормандии"… Надо будет проверить, как они добрались. Все же, я, вроде как капитан.

Мы весело рассмеялись, а Сарен смотрел на нас с совершенно нечитаемым выражением на лице.

— Джокер тебя сожрет, если ты про его обожаемую "птичку" забудешь. — мурлыкнул Найлус.

— Зато экипаж от меня отдохнет. Расслабится.

— О да… с тобой расслабишься. — фыркнул турианец. — Зачем тебе вообще этот корабль?

— Это ты у меня спрашиваешь? — я глянула на довольную физиономию. — Лучше спроси у того, кто додумался сделать капитаном фрегата Спектра, который на этом самом фрегате бывает набегами и использует в лучшем случае как такси и передвижную базу.

На этой оптимистичной ноте двери пыточного устройства с музыкальным уклоном распахнулись, и мы с облегчением вышли на площадь перед Башней Совета. Терминалы такси располагались с двух сторон площади: один прямо напротив выхода из лифта, второй — чуть дальше у фонтанов, где находились кафе, рестораны и спуск к посольствам. По дороге нас сопровождали удивленные взгляды. Кто-то просто таращился на группу вооруженных до зубов разумных, кто-то, догадавшись о нашем статусе, с любопытством рассматривал редко появляющихся на Цитадели Спектров. А некоторые узнали в мощном мрачном турианце легендарного Спектра, и теперь провожали медленно закипающего Сарена изумленными, полными опаски взглядами.

Перехватив подлетевшее такси перед носом у парочки азари, мы погрузились в кар. Найлус уже привычно сел за штурвал, рядом с ним сел Сарен, а я с Гаррусом оккупировали заднее сиденье, на пальцах прикидывая, сколько и чего нам надо закупить в магазине, чтобы хватило хотя бы на пару дней. Насколько я помню, после нашей последней пьянки у Найлуса в квартире не осталось даже соли. Сарен прислушивался к нашему азартному подсчету сперва вполуха, а потом, когда до него дошло, ЧТО мы обсуждаем и для каких целей собираемся закупаться, он удивленно качнул головой, но — тактично промолчал. Зато Найлус, не поворачиваясь, ядовито сказал:

— Вы про нормальную еду не забудьте! А то будет как в прошлый раз!

— Это когда мы пайки сожрали?

Сарен покосился сперва на Найлуса, потом на наши счастливые рожи, которые никак не сочетались со словом "паек", но задавать написанный в его удивленных глазах вопрос не стал.

— Какие предпочтения? — я развернула инструментрон, набивая список будущих покупок.

— Сама же знаешь. — буркнул Найлус, облетая какой-то аэрокар, едва плетущийся в транспортном потоке.

— Я не вас спрашиваю. Сарен, ты что предпочитаешь?

В ответ — холодный взгляд и ответ:

— Я не пью.

Когда на нем скрестились три скептических взгляда, Сарен как-то подозрительно покосился на физиономию Найлуса. Тот не стал разочаровывать: