На пятый день армия Оттона подошла со стороны Пьедигротты. Противники ожесточенно бились, и Иоанна с башни следила глазами за облаком пыли, вздымаемым лошадью мужа, когда он находился в самой гуще сражения. Долгое время исход битвы оставался открытым. В конце концов принц Оттон, спеша сойтись с врагом врукопашную, бесстрашно устремился к королевскому знамени венгров и в своем порыве так глубоко врезался в ряды неприятеля, что, весь в крови и поту, со сломанной шпагой в руке, был вынужден сдаться. Через час Карл уже писал своему дядюшке, венгерскому королю, что Иоанна в его власти и распорядиться ее судьбой предстоит его величеству.

Все решилось в прекрасное майское утро. Королеву под неусыпным надзором держали в замке Аверсы. Оттон получил свободу при условии, что уедет из Неаполя, а Людовику Анжуйскому, в конце концов собравшему пятидесятитысячную армию, не терпелось отвоевать свое королевство. Но Иоанна об этом не догадывалась, поскольку с некоторых пор жила в полнейшем уединении. Весна украсила пышной зеленью живописные равнины, недаром прозванные землей счастливой и благословенной – Campania felice[13]. Апельсиновые деревья укрылись подобным снегу благоуханным цветом, стройные вишни – рубиновыми плодами, оливы – листочками изумрудного оттенка, деревья граната – красными колокольцами цветов. Не менее прекрасны были и дикие шелковицы, и вечнозеленый лавр. И вся эта обильная, густая растительность совершенно не нуждалась в руке землепашца, чтобы благоденствовать в этой чудесной местности, самой природой превращенной в просторный сад, тут и там прорезанный безмолвными тенистыми тропками в обрамлении зеленых, питаемых подземными водами изгородей, – ни дать ни взять Эдем, затерянный в этом прелестном уголке земли… Иоанна, подперев голову рукой, стояла у окна и вдыхала ароматы весны, а ее затуманенный слезами взор блуждал по зеленым, усеянным цветами просторам. Легкий бриз, напоенный островатым запахом листвы, овевал ее горящий лоб и сладкой прохладой касался влажных от испарины щек. Мелодичные далекие голоса, давно знакомые напевы – более ничего не нарушало тишину ее бедно обставленной комнатушки, этого одинокого гнезда, в котором затухала в слезах и муках совести жизнь самой незаурядной и деятельной государыни столетия, запомнившегося потомкам своими треволнениями и блеском.

Королева неспешно перебирала в памяти события своей жизни, начиная с самого юного возраста – пятьдесят лет разочарований и страдания. Вспомнила детство, столь счастливое и беззаботное, слепую любовь деда, чистые и наивные радости этих невинных лет, их с сестренкой и старшими кузенами шумные игры… Вспомнила, как содрогнулась когда-то, узнав, что ее хотят выдать замуж, и принуждение, и потерянную свободу, и горькие сожаления. С ужасом вспомнила лукавые речи, которые нашептывали ей на ушко те, кто хотел посеять в ее девичьем сердце семена распутства и порока, отравившие всю ее последующую жизнь, и свою первую любовь, клятвопреступление и предательство со стороны Роберта Кабанского, и моменты сладостного забытья, похожего на сон, которые познала в объятиях Бертрана дʼАртуа, – все эти истории с трагическим концом огненными чертами вырисовывались на фоне печальных размышлений королевы. И вдруг крик ужаса прозвучал в ее душе – совсем как в ту темную роковую ночь. То был голос умирающего Андрея, молившего убийц о снисхождении. Долгая, мертвая тишина последовала за этой ужасной агонией, и перед мысленным взором королевы потянулись позорные повозки, на которых палачи везли на казнь ее сообщников… Всё, что случилось с нею после, – преследования, бегство, изгнание, угрызения совести, Божьи кары, земные несчастья. Королева осталась совсем одна: мужья, любовники, родичи, друзья – всё, что ее когда-то окружало, умерло; всё, что она когда-то любила или ненавидела, более не существовало; ее радости, горести, желания и надежды – всё сгинуло навеки. Силясь прогнать одолевавшие ее скорбные мысли, несчастная королева преклонила колени на молитвенную скамеечку и, проливая горькие слезы, стала молиться. Она все еще была хороша, несмотря на болезненную бледность. Лицо ее не утратило своих благородных, чистых очертаний, прекрасные черные глаза горели огнем возвышающего душу раскаяния, а уста улыбались улыбкой поистине небесной, ибо надежда на прощение еще не была ею утрачена.

Неожиданно дверь в комнату, где Иоанна с такой отрешенностью молилась, с глухим стуком распахнулась. Два закованных в латы венгерских барона предстали перед королевой и знаком попросили следовать за ними. Иоанна молча поднялась и исполнила, что от нее хотели. Крик боли вырвался из глубины ее сердца, когда узнала она место, где приняли насильственную смерть Андрей и Карл Дураццо. Собрав последние силы, она спросила ровным голосом, зачем ее сюда привели. Вместо ответа барон показал ей шелковый с золотом шнурок.

– Да свершится правосудие Господне! – вскричала Иоанна, падая на колени.

Очень скоро страдания ее окончились, и третий труп был сброшен с балкона замка Аверсы…[14]

Если, будучи в Риме, вы посетите виллу Памфили с ее прекрасными водоемами и величественными соснами, дарящими гостям прохладу и свежесть, столь редкие в столице христианского мира, а затем спуститесь с Яникульского холма, живописная дорога непременно приведет вас к фонтану Аква-Паола, а оттуда – к возвышающейся над городом церкви Сан Пьетро ин Монторио. Постояв с минуту на террасе, вы пройдете во внутренний дворик, посреди которого, на том самом месте, где был распят святой Петр, великий Браманте построил маленькую полугреческую-полухристианскую часовню, а затем, через боковую дверь, вернетесь в главную церковь. Наемный цицерон непременно покажет вам «Бичевание Христа» Себастьяно дель Пьомбо в первой капелле справа, а в третьей слева – «Христа во гробе» работы Фьяминго. Дав вам вволю полюбоваться этими шедеврами, он проведет вас к поперечному нефу с его двумя апсидами, одну из которых украшает картина Сальвиати на сланце, а другую – живописное полотно Вазари, после чего с грустным видом укажет на копию «Мученичества святого Петра» Гвидо Рени над главным алтарем и сообщит, что на ее месте целых три столетия находилось столь любимое всеми «Преображение» божественного Рафаэля, конфискованное французами в 1809 году и в 1814-м возвращенное Папе союзниками. Поскольку вы наверняка уже имели счастье лицезреть этот шедевр в Ватикане, оставьте вашего чичероне упражняться в красноречии, а сами отыщите у подножия алтаря могильную плиту с изображением креста и одним-единственным словом «Orate»[15]. Под этой плитой покоится Беатриче Ченчи, чья трагическая история, несомненно, произведет на вас глубокое впечатление.

Она была дочерью Франческо Ченчи… И пусть многим покажется спорным утверждение, что эпоха порождает созвучных себе людей, только одни вбирают все лучшие ее черты, а другие – все наихудшие, быть может, читателю будет любопытно окинуть мысленным взором период, предшествовавший событиям, о которых мы намерены рассказать, и его героев. Франческо Ченчи предстанет перед ним чуть ли не дьявольским воплощением своего времени.

Одиннадцатого августа 1492 года, после длительной агонии Иннокентия VIII, за время которой в Риме было совершено двести двадцать убийств, на Святой престол взошел Александр VI. Сын одной из сестер Папы Каликста III, Родриго Лансол-и-де-Борджиа, прежде чем стать кардиналом, прижил пятерых детей с Ваноццой деи Каттанеи, которую впоследствии выдал замуж за богатого римлянина. Вот их имена:

Джованни, герцог Гандийский;

Чезаре, епископ и кардинал католической церкви, впоследствии – герцог Валанский;

Лукреция, делившая ложе с отцом и братьями и четырежды выданная ими замуж. Первого супруга, Джованни Сфорца, властителя Пезаро, она покинула по причине его мужского бессилия. Второго, Альфонсо, герцога Бише́лье, умертвили по приказу Чезаре Борджиа. После развода с третьим мужем, Альфонсо д’Эсте, герцогом Феррарским, ее отдали в жены Альфонсо Арагонскому[16], который, получив удар кинжалом на ступенях собора святого Петра, все никак не желал умирать от ран, хотя они и были признаны смертельными, а потому три недели спустя был задушен;