– Ко мне, Людовик! Ко мне, бароны! Смерть негодяям, надругавшимся надо мною!

Людовик Тарентский запрыгнул в шлюпку, а за ним – еще десяток смельчаков. Они приналегли на весла и скоро подплыли к галере. Рассказ Марии не занял много времени. Она повернулась к адмиралу, словно желая увидеть, посмеет ли он оправдываться, и смерила его гневным взглядом.

– Презренный! – вскричал король, накидываясь на предателя и пронзая его шпагой.

Людовик приказал заковать в кандалы Роберта де Бо и бесчестного каноника, ставшего соучастником столь гнусного насилия, за которое адмирал только что поплатился жизнью, и, приняв на борт принцессу с дочерьми, вернулся в порт.

В это время венгры, взяв приступом одни ворота Неаполя, с ликованием направились к Кастель-Нуово. Когда они переходили площадь Корреджие, горожане увидели, что лошади очень ослабли, а всадники измотаны до предела тяготами, которые им пришлось вынести при осаде Аверсы, и, кажется, дуновения ветерка хватит, чтобы развеять эту армию призраков. И тогда страх сменился дерзостью: неаполитанцы набросились на своих захватчиков и вытолкали их за стены столицы, которую те только что снова завоевали. Столь ярый отпор населения сбил спесь с венгерского короля и заставил его прислушаться к советам Климента VI, ибо Папа наконец счел нужным вмешаться. Сперва перемирие должно было продлиться с февраля 1350-го до начала апреля 1351-го, но прошел год, и был заключен мирный договор по всей форме. Иоанне это стоило трехсот тысяч флоринов, которые она уплатила Людовику Венгерскому в счет военных издержек.

Когда венгры убрались восвояси, Папа прислал своего легата короновать Иоанну и Людовика Тарентского, и для этой церемонии выбрали 25 мая, день Святой Троицы. Историки того времени хором прославляют это пышное празднество, увековеченное кистью Джотто во фресках церкви, по случаю названной «Incoronata». Была объявлена амнистия всем, кто в недавних войнах сражался на стороне неаполитанцев или их противников, и радостными кликами встречал народ короля и королеву, когда они торжественно ехали верхом под балдахином в сопровождении всех баронов королевства.

К несчастью, радостный день этот омрачило происшествие, показавшееся суеверному люду дурным предзнаменованием. Не успел Людовик Тарентский на коне с богатой сбруей въехать в ворота Порта-Петруччиа, как дамы, любовавшиеся кортежем из окон, стали забрасывать короля цветами. Королевский скакун в испуге встал на дыбы. Уздечка порвалась, и Людовик, не совладав с конем, легко спрыгнул на землю, но при этом уронил корону, которая разбилась на три части. В тот же день умерла и их с Иоанной единственная дочь.

Король не пожелал омрачать столь блистательную церемонию знаками траура, и рыцарские турниры и состязания на копьях продолжались еще три дня. Помимо этого, в память о своей коронации Людовик учредил рыцарский орден Узла. Но с этого дня, ознаменованного столькими печальными приметами, жизнь его превратилась в длинную череду разочарований. Он воевал в Сицилии и Апулии и укротил мятеж Людовика Дураццо, кончившего свои дни в подземелье Кастель-дель-Ово, чтобы, пресытившись удовольствиями, гнетомый разладом в семье и затяжным недугом, слечь с приступом горячки и 5 июня 1362 года, в возрасте сорока двух лет, отдать богу душу. И не успел еще его прах упокоиться в королевской усыпальнице церкви Сан Доменико Маджоре, как несколько претендентов, в том числе и дофин Франции, стали оспаривать друг у друга руку королевы.

Счастливым избранником Иоанны стал Хайме Арагонский, инфант Майорки, – тот самый молодой красавец, о котором мы уже упоминали. Он обладал наружностью приятной и меланхоличной, перед которой женщине трудно устоять. Величайшие несчастья, стойко им перенесенные, траурной вуалью омрачили его юность: он тринадцать лет просидел в железной клетке и освободился из страшной этой тюрьмы при помощи отмычки; он скитался от одного монаршего двора к другому, ища поддержки, которая помогла бы ему отвоевать наследство; и поговаривали даже, что он настолько обнищал, что вынужден жить подаянием. Красота этого молодого чужестранца и рассказ о том, что ему довелось пережить, ошеломили Иоанну и Марию еще в их пребывание в Авиньоне. Мария полюбила инфанта всем сердцем, и положение ее, и без того незавидное, отягчалось тем обстоятельством, что эту страсть ей приходилось ото всех скрывать. И вот, по прибытии Хайме Арагонского в Неаполь, эта несчастная принцесса, выданная замуж, что называется, с ножом у горла, пожелала ценою преступления купить себе свободу. В сопровождении четверых вооруженных мужчин она вошла в камеру, где Роберт де Бо искупал прегрешение, совершенное скорее отцом его, чем им самим, и, скрестив руки на груди, бледная, с трясущимися губами, остановилась перед пленником. То, что за этим последовало, было ужасно. На этот раз угрожала принцесса, а молодой граф молил ее о снисхождении. Мария осталась глуха к его мольбам, и окровавленная голова несчастного скатилась к ее ногам, а тело его палачи сбросили в море. Однако Господь не оставил ее без наказания: Хайме предпочел Иоанну. Вышло так, что своим преступлением вдова герцога Дураццо заслужила лишь презрение человека, которого любила, и жгучее раскаяние, сведшее ее, совсем еще молодую, в могилу.

Иоанна еще дважды выходила замуж – за Хайме Арагонского, сына короля Майорки, и Отто Брауншвейгского из Саксонского королевского дома. Мы лишь вскользь упомянем эти годы, спеша к развязке этой истории о преступлениях и возмездии. Жизнь Хайме, протекавшая вдали от супруги, оставалась все такой же бурной, и после затяжного конфликта с королем Кастилии Педро I Жестоким, захватившим его королевство, он умер под Наваррой в 1375 году. Божественное отмщение, тяготевшее над Неаполитанским королевским домом, не обошло и Оттона, который мужественно, до самого конца разделял участь королевы. Когда стало ясно, что законных наследников у Иоанны не будет, она усыновила племянника, Карла Дураццо, прозванного Мирным после заключения мира в Тревино. Этот юноша был сыном Людовика Дураццо, который в свое время восстал против Людовика Тарентского и был заключен в тюрьму замка Кастель-дель-Ово, где и кончил свои дни. Сыну его была уготована та же участь, если бы Иоанна за него не вступилась. Королева осыпала племянника благодеяниями и женила на Маргарите, дочери своей сестры Марии и Карла Дураццо, казненного по приказу венгерского короля.

Серьезные разногласия возникли между королевой и Бартоломео Приньяно, избранным Папой под именем Урбана VI, в прошлом – подданным неаполитанской короны. Возмущенный непокорностью Иоанны, в припадке гнева Папа сказал однажды, что отправит ее в монастырь прясть пряжу. Неаполитанская королева, в отместку за такие оскорбления, открыто поддержала антипапу Климента VII и приютила его в своем замке, когда, преследуемый войсками Урбана, он укрылся в Фонди. Однако население взбунтовалось против Климента, и был убит архиепископ Неаполитанский, поспособствовавший его избранию. Толпа разбила крест, который несли перед антипапой во время торжественной процессии, и этот последний едва успел сесть на галеру и уплыть в Прованс. Урбан низложил Иоанну, освободил ее подданных от клятвы верности и даровал корону Иерусалима и Сицилии Карлу Мирному, который с восьмитысячной венгерской армией двинулся на Неаполь. Королева, все еще не веря в такую черную неблагодарность, отправила навстречу приемному сыну его жену Маргариту, которую могла бы оставить у себя заложницей, и двух детей супружеской четы – Владислава и Жанну, впоследствии вступившую на трон Неаполя под именем Иоанны II. Но скоро победоносная армия пришла под стены столицы, и Карл, неблагодарный, осадил королеву в ее замке, позабыв, что эта женщина когда-то спасла ему жизнь и относилась к нему с материнской нежностью.

Во время этой осады Иоанне пришлось пережить тяготы, которые часто оказываются не по силам и закаленным в боях солдатам. Самые верные ее приверженцы гибли у королевы на глазах – кто от голода, а кто и от лихорадки. Лишив осажденных пищи, захватчики стали забрасывать в крепость разлагающиеся трупы, дабы отравить сам воздух, которым они дышат. Оттон с войсками задерживался в Аверсе, брат французского короля Людовик Анжуйский, которого она назначила своим новым наследником вместо племянника, не спешил на помощь, да и провансальские галеры, обещанные Климентом VII, также могли появиться в порту, когда все было бы уже потеряно. Иоанна попросила о пятидневном перемирии, пообещав, что по прошествии этого срока, если не явится Оттон, она сдаст крепость.