– Скажите, вы не интересуетесь живописью? – устало и безнадёжно спросил он, с тоской глядя на пациента.

– Интересуюсь, – живо откликнулся Губочкин, которому было нечего терять.

Вилькин стал расцветать на глазах. Его глаза загорелись неземным огнём и оттуда посыпались искры. В мгновение ока он сорвал себя белый халат, подскочил к Вове и начал восторженно трясти ему руку.

– Какая гадость, какая гадость эти больные зубы! – пожаловался выдающийся стоматолог, – То ли дело живопись – вечная дорога к свету. Вас, наверное, удивляет моя нелюбовь к стоматологии?

– Да нет, – упокоил его Вовчик, – как официантки больше всего ненавидят жующих людей, так и стоматологи, по идее должны ненавидеть гнилые зубы. И только вошедшая в анекдоты жадность зубников, удерживает эту профессию на плаву.

– Расскажите, – оживился доктор Вилькин.

– Сколько угодно. Вот, с ходу: Не так страшен стоматолог, как его прейскурант. Или: Зубодёр выходит из кабинета и бьётся головой о стену. Сестра спрашивает: «Что такой тяжёлый случай, доктор»? «Тяжелейший» – отвечает эскулап, – «У пациента полные карманы денег и ни одного больного зуба».

– Увы, – вздохнул профессор, – сейчас стоматология превратилась в Макдональдс, где всё поставлено на конвейер, в том числе и совесть. Никому не нужны пациенты. Все стоматологи навязывают ненужные манипуляции в надежде срубить побольше деньжат. Так мы пойдём смотреть картины?

– Конечно.

Вован, пристроившись за доктором, прошёл обычный стоматологический кабинет и поднялся по винтовой лестнице на второй этаж. Там, где ещё недавно стояли зубоврачебные кресла, повсюду валялись холсты и подрамники, краски и кисти. Вместо дипломов на стенах были развешены картины и этюды. Переход от зубного консерватизма к живописной анархии был настолько разителен, что Губочкин присвистнул. Вилькин мячиком скакал по мастерской, показывая всё новые и новые свои работы. Вовчик усиленно тряс головой и закатывал глаза, потом подумал, что надо бы проявить покупательский интерес, может этот чокнутый доктор растает и полечит его бесплатно.

– А не хотелось бы вам что-нибудь продать из висящих произведений?

– А что вам нравится? – не стал возражать новоиспечённый живописец.

– Вот эта картина, – ткнул Губочкин в первую попавшуюся.

– А чем она вам так нравится? – Вилькин уставился на Вовца.

– Колоритом, – нашёлся литератор, – хорошая картина. Мой любимый цвет: успокаивает работу сердца и активизирует половые гормоны.

– Нет, эту продать не могу, – неожиданно упёрся художник, – эта мне самому нравится.

– Тогда эту, – Губочкин ткнул в ближайшую к нему картину.

– И эту не могу, – расстроился профессор.

– Почему? – удивился Вова, – Вы, что, вообще, не хотите картины продавать?

– Хочу, – обиделся стоматолог, – выбирайте. Какая вам нравится?

– Вот эта, – Губочкин показал на самую маленькую.

– Эту? Эту, пожалуй, тоже продавать жалко. Вы понимаете, меня многое с ней связывает.

– А вот эту, – Вован достал самую пыльную картину, валявшуюся в углу.

– Она не доделана, – покачал головой Вилькин.

– А может…

– Всё равно он вам ничего не продаст, – раздался вредный шепоток из-за двери.

– Почему это не продам? – протянул живописный стоматолог, – Продам… Нужно только выбрать, какую не жалко.

– Вообще-то, покупатель выбирает то, что ему нравится, а не то, что вам не жалко, – мстительно напомнила ассистентка из-за двери.

– Пожалуй, она права, – робко поддакнул Вован, – покупатель, как бы, имеет право. За свои деньги.

– А мне не нужны ваши деньги, – поставил его на место стоматологический живописец.

– Конечно, – злым голосом стала ябедничать девушка, – всем нужны, а ему не нужны. А кто мне будет зарплату платить?

– Ты своё уже получила, – пожал плечами Вилькин.

– Мне мало, – стала настаивать зловредная девица, – все люди как люди. Стоматологи дерутся за пациентов, горло друг другу перегрызают. Художники на уши становятся, чтобы только картину впарить. А вы, вы, вы… прямо белая ворона.

– И давно вы занимаетесь живописью? – попытался разрядить обстановку Володя.

– Полгода! – выпалила ассистентка.

– Я буду поклонником вашего таланта, – галантно расшаркался Губочкин.

– Нам не нужны поклонники его таланта. Нам нужны покупатели его картин…

Она не договорила. Снизу раздался звонок колокольчика. – Это Кокошкина! – взвизгнула методистка, – Уж от неё вы не отвертитесь.

Троица проследовала в приёмную, где на пороге стояла, скрестив на груди руки, решительная женщина с выраженными усами.

– Доктор, я только к вам, – безапелляционно предупредила она.

Вилькин обречено потянулся за белым халатом. Губочкин, не попрощавшись, выскользнул за дверь. Вернувшись через час, Вовчик увидел приёмную, заполненную народом и торжествующую ассистентку. Припаханный зубник с тоской кивнул литератору и с головой окунулся в чью-то ротовую полость.

Мгновенно протрезвевший полиграфист Телков сжал свою голову как спелый арбуз, надеясь услышать заветный треск.

– Вот это попадос, – заныл он, – а я-то думал, что полиграфист, это который книгопечатанием занимается, а выходит…

– Не бзди, – перебил его раскрасневшийся Кучин, – щас чего-нибудь придумаем…

Бутылка крепкого пива заметно раскрепостили его фантазию, и Андрюха принялся генерировать идеи.

– Кто видел этот самый полиграф? Никто не видел. Кто проходил на нём проверку на вшивость? Никто не проходил. Возьмём… – тут Куча немного задумался, – ёлочную гирлянду с разноцветными лампочками и пару присосок.

– Каких присосок? – офонарел Телок.

– От мыльниц, например. Которыми мыльницы на кафель крепятся. Присоски прилепляем ко лбу испытуемого, обматываем его проводами с головы до ног, с понтом подключаемся к ноутбуку и полиграф готов. Можно всех колоть, – голосом бывалого опера Куча расписал программу действий.

– И ты думаешь, это проканает? – с сомнением проблеял Телков.

– Если тебя не устраивает – ищи пятёру.

– Где ж я её возьму? – всхлипнул Серый.

– Тогда не парься, удод, а слушай акул полиграфического дела!

Куча побежал домой за ёлочной гирляндой и ноутбуком, а Телок рванул в магазин за присосками и проводами, и через полчаса полиграф был готов. Он мигал разноцветными лампочками и радовал глаз многочисленными проводами. Куча с восхищением оглядел своё детище и засобирался в когда-то родной холдинг.

– Прямо сейчас и пойдём, – голосом, не предвещающим ничего хорошего, известил подвальное помещение Кучин.

– Может, завтра? – как мог, попытался оттянуть встречу с испытуемыми Телок.

– Сейчас, – пригвоздил Андрюха и потянулся за последней бутылкой пива.

– А мне? – попытался подать голос, затюканный Серёга.

– Тебе не положено, – отрезал взвинченный Андрон, – тебе в ноутбук смотреть, а я буду допросы вести. Узнают прихвостни, с кем связались. Что-то Жучила долго не звонит.

Как будто послушавшись, затренькал телефон. Жучилин начал разговор с того, что им, как друзьям нужно чаще встречаться, а закончил просьбой выдать ему всю подноготную Кучинского холдинга.

– А ты что, перекупить хочешь наш бизнес? – Андрюха сделал упор на местоимение «наш».

– Ещё неизвестно насколько ваш бизнес рентабелен, – стал темнить Олежек.

– Это будет зависеть, насколько будут заинтересованы наши люди, – Куча упрямо гнул свою линию.

– И как же заинтересовать ваших людей? – прикинулся дурачком Жучила.

– Не обещанием частых встреч, а живыми деньгами, – не стал рассусоливать Андрюха.

– Я должен обдумать это предложение, – заюлил Олежка, – позвоню попозже.

На этот раз стеклянную дверь своей корпорации Куча открыл ударом ноги. Дверь услужливо распахнулась, и Андрюхе это понравилось. Сменщик привстал на шум, но не успел и рта открыть.

– Ну, что, твари, не ждали?! – в голосе правдоискателя Кучина зазвучала первобытная свобода, которая встречается лишь у безработных и работников правоохранительных органов по отношению к злостным нарушителям общественного порядка.