Иосиф Гальперин Глаз всеобъемлющий © Гальперин И., текст, 2018 © Л. Цуканова, фото, 2018 © Издательство «Скифия», 2018 * * * Почти полвека назад в общежитии журфака сложилась компания студентов, приехавших из разных концов страны в Москву с одинаковым желанием: писать. Кто-то не скрывал надежд на художественное слово, кто-то говорил лишь о журналистике, но каждый стремился быть точным и самостоятельным. Потому что мы ощущали себя посвящёнными. Допущенными к слову. Мы до сих пор ощущаем единство с теми, кто жив, с теми, кого нет. Мы делились написанным без боязни быть непонятыми и без желания подладиться под чьи-то вкусы. А ценили мы одних и тех же непохожих авторов, поэтов и писателей. Ценили, но не подражали, считали, что не все еще сказано, что мы обязаны найти что-то своё. Поэтому к моде на постмодернизм оказались непричастны. Я несколько лет назад писал о творчестве Иосифа Гальперина. Готов и сейчас повторить эти слова. Вот, кажется, прошумел и укатил постмодернизм – и нет его на горизонте. Но мировой просцениум вряд ли будет пустовать долго. И вот стоит поэт на пороге этого мира и то с недоумением, то с презрением смотрит на беспрерывную смену вех, переживает, участвует, отвечает. С позиции мудреца, конечно, смотрит, говорит умные проникновенные вещи. Его как будто не слушают, но слышат. Иосиф Гальперин давно в поэзии. Мне внятна его серьезная и трезвая интонация, понятна его забота – сохранять свою отражающую способность в чистоте и спокойной ясности. Что сегодня редкость. Редкость быть верным себе, своему однажды сделанному выбору. В этом качественная особенность и будущность его поэзии. В беспробудных лесах «…А это тень неба в тебе…» …А это тень неба в тебе, отпечаток скрижали, тавро, оттиск двойной спирали, скрученной вечной пряхой. Ты чувствуешь только одно – холодно или тепло, да и то – неточное знание, особенно, если родился в рубахе. Тени идут по лицу, проходят, оставляя лыжню морщин. До следующего облака дотянуть бы неутолимым. Ты видишь развёртку радуг без целей её и причин. Облако выглядит богом, особенно, если лежит на Олимпе. «Тени бабочек, тени мальков…» Тени бабочек, тени мальков, по струящейся амальгаме с двух сторон пролетают пред нами, как две эры на стыке веков. Так по ленте сетчатки летят тени будущего и былого: изнутри подымается взгляд, каждый раз рождается снова. Даже если обычная мгла поутру раздвигает завесы, ты же помнишь: рассвет интереса пред тобою строчка зажгла. Не обещан успех наперёд, что завещано – сбудется вряд ли, только тень оживёт, какую найдёт точный глаз на вздрогнувшей глади. Путь наверх Когда и луковки, и шпили разжаловали и спилили, то потолок прямоугольный закрыл колодец колокольный, проход наверх заколотили – и чердаки забили пылью. Когда нас снова удивили дезабилье и изобилье летящей облачной артели, её понять мы захотели, но дирижабли-монгольфьеры в свою не посвятили веру. И только дождь струной холодной и абрис дерева бесплотный нам открывают путь наверх. По луже – дрожь, по морю – волны, а мы оторваны, безмолвны. Но ласточка сшивает всех. Ньюкасл – Йорк, 16.07.2010 «Месяц хмарь, двунадесятое число…»
Месяц хмарь, двунадесятое число, сотни лет – и тьма, и тьма, и тьма, снег не снег, дороги развезло – это плачет по тебе тюрьма, это вязнет на суглинке свет, это вянет на подзоле мысль, это гаснет человечий след, это грязной остается высь, как ни чисть слезами и рукой, как ни три оконное стекло – хмурой родины гибельный покой не нарушит свежее число. «В беспробудных лесах от Амура до Рейна…» Андрею Сергеевичу Смирнову В беспробудных лесах от Амура до Рейна, четверть шара земного параболой сжав, как древесного угля слепое горенье, накопилась энергия диких держав. Столько смуты не выдержать миру и Риму, и, степную гиперболу переварив, волны хаоса бились неукротимо, шли на Прагу, на приступ и на прорыв. Корчевали, потом воевали так долго, что опять зарастали осиной поля, а в степи разливались от Ганга до Волги бессловесные полчища – перекати-Земля. Не опознан, уходит пастух-земледелец. Затопив материк, повторяет вода диких предков пожар по саванне Сахейля, оставляя на дне валуны-города. Снова степь, снова лес – не написана книга, человечество спит, беспробудно молча. Зреет в тесном скиту слово архистратига, бьётся в гулкой пещере пророка свеча. Если слово горит – не нужна позолота, но под пыткой огнём безответны леса. Красной нитью свяжи торфяные болота – не проложишь подножие для колеса. Не по рылу кусок, не в обхват человеку беспросветных деревьев таёжный разлив. Переплыли когда-то великие реки – и застыли навеки, недолюбив… «Покажи мне, где раки зимуют…» Покажи мне, где раки зимуют, где стрекозьи личинки лежат, где, не ведая волю земную, дышат в снег носы медвежат. Запелёнута крыльев свобода, спят и когти пока, и клешни, молодь прячется на полгода, и кузнечики не слышны. Не бывает лёгкой игрою несгибаемость метаморфоз, пусть себя под землю зароет время будущее стрекоз. Покажи мне – и я разгадаю, что откроет сегодняшний миг, вызревавший в подполье годами и прошедший сквозь нас напрямик. Расширяется жизни арена, в круге – завтра, сейчас и вчера, но, меняясь, неприкосновенна неразменная эта игра. |
