Сидеть становилось невмоготу: жестко, чувствовались комки той самой ваты, душно, так как единственное окно в комнате было закрыто. А время будто стало резиновым. Все оттого, что людская очередь почти не двигалась. Но потом до Марины дошло, что за ней пришли еще двое, две женщины, похоже, подруги, а не спросили, кто последний. Не порядок. Она заерзала на своем стуле и только хотела заговорить с новенькими, как на нее шикнула та самая женщина, которая приглашала людей войти и выпускала их потом на улицу. Вот и рассудила, что беспокоиться ей было не о чем, решила, что очередь находилась под пристальным приглядом той крестьянки.

А еще через некоторое время подметила, что низенький коренастый мужичок к матушке в соседнюю комнату вошел, да так и не вышел обратно, но по очереди в нужную дверь прошла потом полная женщина. Маринка покрутила головой, понаблюдала за остальными – все спокойны. Ну, а ей и подавно волноваться было нечего: перед ней оставалось на одного человека меньше. Все так, только за окном начало смеркаться. И новая тревога шевельнулась в груди. А до которого часа здесь велся прием? Успевала ли пройти сегодня, или пришлось бы возвращаться сюда и завтра? Только в следующую минуту к ним присоединилась еще одна женщина. Высокая, богато одетая, руки все в перстнях, на шее сразу три цепочки. И ее тоже усадили в угол на скамью. Посчитала тогда, что волноваться не стоило, раз той разрешили занимать очередь в этот час.

И так получилось, что девушка задремала. Вот ведь незадача. Она заподозрила потом, что это произошло от недостатка кислорода в помещении. Пробуждаясь, неожиданно вздрогнула, открыла глаза, а в комнате осталось всего трое. Это вместе с ней. Но не увидела ни той тетки с перстнями, ни двух кумушек, что пришли следом за ней. Рассмотрела только пожилую женщину и мужчину, которые были здесь и до нее. Это что же получалось? Очередь соблюдалась каким-то странным образом?

– Гражданочка! – позвала служащую. – Подскажите…

И снова ей сделали знак помолчать. Ладно, в чужой монастырь, как говорится… Только тело ее стало порядком затекать от столь длительного сидения. Захотелось немного размяться. За этим и поднялась на ноги.

– Сядьте! – сразу отдали девушке команду.

Тут она снова закрутила головой. Что получалось, только ей невмоготу стало сидеть и ждать? Вон, бабуля вся из себя спокойная и как неживая. Мужик был ей под стать. А у Маринки уже целого места на заднице не было, болело все.

– Пройдите, – кивок крестьянки в сторону бабки. Та тихонько поднялась и как мышка шмыгнула через порог в щелку приоткрывшейся двери.

Зашла и не вышла. Снова повторился фокус, как с тем коренастым мужиком с бородкой. Когда с лавки поднялся последний оставшийся перед ней посетитель, намерилась подсмотреть в соседнюю комнату. Но только словила на себе осуждающий взгляд служащей здесь тетки.

– А почему я последняя? Не подскажете?

– Матушке виднее, – ответствовали ей.

Просидела еще не менее часа. И это когда уже осталась в очереди одна одинешенька. Что там за дело было у мужика, что словно заморозился в комнате?

– А ничего, что уже наступила ночь? – не выдержала больше ожидания. – Что же там мужик, застрял, что ли?

– Он уже ушел. Просто матушка устала и решила немного отдохнуть.

– Интересно! – чуть не взвыла от такого ответа. – Я тут одна осталась! Черт! Никогда еще такого не было, чтобы…

– Это кто здесь помянул хвостатого, рогатого и парнокопытного?!!

Дверь в заветную комнату неожиданно распахнулась, а на пороге показалась, как из-под земли выросла, бабка в платке, телогрейке и в сапогах «прощай молодость». А на дворе, между прочим, было лето. Июль. Хотела девушка удивиться такой экипировке старушенции, но припомнила потом, что старые люди часто мерзнут, вот и кутаются, что летом, что зимой. Поэтому отвлеклась от ее одеяния, а взгляд устремила на лицо. Морщинистое. Очень. Губы вытянуты в тонкую ниточку. Нос крючковатый. Брови седые кустистые. Под ними прятались глаза. Что черные бусины. А взгляд их острый, пронизывающий. От такого захотелось отгородиться. Сразу же. Вот и Маринка ухватила невольно свою сумочку, крепко так, и начала ее поднимать вверх.

– Не бойся меня. Не укушу. Но язык советую здесь придерживать, – приметила бабка реакцию на свое появление.

Сколько ей было лет? Девушка затруднялась сказать. Но думала, что много. Вспомнила прабабушку одной своей знакомой. Той исполнилось девяносто. Возможно, что этой было побольше. Лет сто! Столько и дала бы, если бы бабка не перемещалась по своей избе так стремительно. Ведь только что стояла на пороге, а через секунду уже скрылась из виду и кричала из глубины своей комнаты:

– Заходи, давай!

Марину уговаривать не надо было. Вскочила с места в ту же секунду. А как поднялась, так стремглав за бабкой. Скорее в ту комнату вошла бы, скорее из нее и вышла бы, так в тот момент рассудила.

– Пришла, значит… – мерила девицу бабуля колючими глазками из-под кустистых бровей. – Ждала я тебя, не скрою. Почти год, без двух дней. Срок, однако! Не мудрено, что теперь так на меня уставилась. Что?! Все из головы выветрилось?! Вот тебе и раз!

Вона как! Ждала! А пригласила самой последней. Или о чем это она? Что все значит? Додумать девушке не дали. Старушенция кивнула на стул напротив ее кресла, в котором уже уселась, и даже руки успела сложить на своем животе.

– Садись. Рассказывай, как тебе здесь жилось.

– Хм, хм… – начало разговора Маринке не понравилось. Она ожидала чего-то другого. – У меня к вам дело насчет моей сестры. У нее…

– Пустое, – прервала ее бабка и недовольно пожевала губами, выдерживая паузу.

– То есть? – поморгала рыжая на нее с пару минут. Но потом ей надоело играть со старухой в гляделки. – Я здесь, чтобы…

– Про себя лучше расскажи. Про сестру твою мне не интересно.

– А, а…а, мне, как раз, очень времени потраченного здесь жалко. Единственное, что мне надо, так ее просьбу выполнить.

– Это про мужа ее, что ли? – прищурилась на девицу старушенция.

– Да. Про Влада. Я сестре слово дала, что сделаю все возможное, чтобы…

– Чтобы его вернуть, – закончила за нее бабка.

– Вернуть в семью, – прибавила Марина, и чувствовала, что поплыли мозги куда-то, причем во второй раз за сегодняшний день. Но решила не сдаваться, встряхнуться и с мыслями собраться, отчего и замотала слегка головой.

И что собственно ее так выбило из колеи? Что старуха наперед узнала о просьбе? Так здесь, наверное, что ни просительница, то через одну желает излечить мужа от пьянства, через две уговаривают искоренить блуд своей законной половины. Чему удивляться-то было? Правда, бабка откуда-то разнюхала про Татьяну, что просить пришла за сестру. Или она сама успела об этом сказать? Вот ведь, заморочила, все же, старушенция ей голову…

– И что же ты не сделала все, что нужно было, сразу? – огорошила ее Карга снова. – Не уж-то ничего в тебе от прежней не осталось? А я тебя предупреждала! Но тебе всегда, что, ни скажи, все…

Это теперь старуха о чем говорила? И кто здесь любую помощь страждущему оказывал?

– Так…я и пришла. Только просидела в очереди долго. А что? Время упущено, что ли?

– Скажи мне…сколько тебе лет? Что? Двадцать пять? Ничуть не бывало! Тебе двадцать три теперь исполнилось, моя милая. Думаешь, тебя зовут Марина? Ну, почти так, чуть иначе, правда. Так как твое имя, красавица? Напряги память.

Дурацкий какой-то получался разговор. И девушка странно себя ощущала при этом. Как будто надо отвечать урок, а она его не выучила. Вот только чувства вины ей еще и не хватало! А ведь она школу давно закончила, как и институт тоже.

– Учили тебя, учили, а, видать, снова придется все повторять.

А это что такое? Бабка мысли ее прочитала? Или это бабулька о своем стала заговариваться? Нет, зря она сюда пришла. Действительно! Кто бы сомневался! Всегда, ведь, себя разумной считала! Если бы не Танька…

– Так вы можете ей помочь или нет? – Марина тоже начала смотреть строго и требовательно. – Сестре моей! Отвар там, какой дайте. Можно заговор на нем сделать, на муже ее. Если надо, то его вещь или там пучок волос, добуду. Вы только скажите, а я все исполню.