В стороне послышались шаги и шуршание одежды.

– Вэлмор забрал парализованную Пейтон и уже вернулся на пост, а я Инну сама не дотащу, – пропищала рыжая.

– Руки чешутся тебя уволить, Салли! – рявкнул мучитель. – Пользы от тебя, как от козла молока.

Рыжеволосая потупилась и знакомо надула губы. А потом её силуэт накренился и начал стремительно уплывать вниз. Крепкие руки подхватили за спину и подняли в воздух. Потянуло лавандой, и прохладный шёлк захолодил щёку. Хотелось дёрнуться, выпрыгнуть из объятий мучителя, но окаменевшее тело не желало следовать указаниям мозга. Так вот, как чувствуют себя парализованные инсультами и травмами! Никому не пожелаешь судьбы безмолвного растения – даже самому злейшему врагу.

Набойки застучали по полированной плитке. Гвалт голосов отдалялся. Полосками света мелькали помещения.

– Допрыгалась? – тихонько выцедил мужчина, склонив голову над Инной. – В следующий раз подумаешь прежде, чем перечить.

Его слова, как зацикленная аудиозапись, всё звучали и звучали внутри. До тошноты и острой боли в горле. Подушка промокла от слюней, что стекали по подбородку и шее. Мучила жажда. Давно уже чувствовалось взмокшее постельное белье под ягодицами, и от унижения хотелось орать. Кто посмел её так мучить? Что это за место и кто все эти люди?

Когда мрак стал совсем непроглядным, Инна почувствовала, что может хлопать ресницами. Осторожно закрыла веки и постаралась расслабиться. Вероятно, тогда тело восстановится быстрее.

Весь мир затих. Вдалеке слышалось лишь стрекотание сверчков и легкое завывание ветра. Всё такое близкое и знакомое. Инна представила, что она дома, в постели, в обнимку с сыном, и ей просто снится кошмар.

Приоткрыла глаза. Синий мягкий свет заливал помещение. Может, это лампа из коридора или фонарь на улице? Посмотреть никак не получалось.

Инна пошевелила губами, даже потерла их друг о друга, но голову повернуть не смогла, и остальная часть тела оставалась будто отрезанной.

По ощущению прошёл ещё час прежде, чем Зорина шевельнула первым пальцем. Засмеялась непроизвольно. Шея двигалась, гортань отпустило. Но невидимый хомут до сих пор сдавливал грудь. В животе стоял камень, и через позвоночник словно протягивался прут.

Инна вспомнила сына. Светловолосого, ясноокого ангелочка.

«Мася пришла!» – кричал он, когда встречал её из магазина. А что сейчас с ним? Что с родителями? Сердце больно ударялось о рёбра при каждом глубоком вдохе. Вдохе! Ещё несколько минут назад дыхание было таким незначительным, что Инне казалось – она не выживет. Что это конец. Вот такой нелепый и жестокий.

«Не ходи по берегу…

Встретишь морок на беду…» – тихо запела Зорина. Голос сипел и не слушался, но Инна настроилась и снова попробовала. Это и успокаивало и расслабляло.

«Слышишь, милый мой малыш,

почему же ты не спишь?

А-а-а… а-а-а…

«Мамочка, зоря взошла-а…»

Зорина осмотрела помещение. Слёзы размывали картинку, и без того погружённую в полумрак, подкрашенный оттенком индиго. Узкая комната, не шире двух метров: в одном тупике – пластиковое окно, напротив – белая дверь. Под стенкой – кровать, и ближе к выходу – шкаф, больше похожий на больничный.

Никаких ламп или фонарей. Только тёмное небо и две яркие точки, будто диодные лампочки, на нём. Такие ярко-синие, что Инна зажмурилась и повернула голову набок, чтобы не смотреть на них. Предположила, что это вышка для мобильной связи. Хотя обычно огни на них красные.

«Это, сына, не зоря,

А безликая луна.

Милый мальчик, давай спать,

Буду я тебя качать…»

Инна заплакала. Повернулась на бок и зарыдала. И от осознания, что тело теперь не в плену парализатора, резко поднялась и чуть не свалилась на пол. Удержалась. Вдох-выдох.

Комнату стремительно заполнял матовый голубовато-серый свет. Стали растворяться тени по углам, очертания предметов выделились и помещение уже не выглядело столь враждебно. Рассвет – догадалась Инна.

Нужно найти выход.

Нужно просто уйти.

* * *

В этот час лишь два светила разбрасывали лучи. Матовый, нежно-голубой свет переходил у земли в стоялую зелень. Мрачный бетонный забор поместья окружали остриженные кустики жимолости, превращённые стараниями садовника в зелёные шары. Загромождать участок растениями считалось признаком дурного тона, но листья хорошо собирали пыль, летящую с трассы для самоходов, и топливный выхлоп.

С раздражением Лоренс покосился на торчащую веточку, упирающуюся в стык ворот. Гибкий прутик выставлял белую кисточку с крохотными колокольчиками цветов. Лоренс шумно выдохнул. Это невыносимо! Нужно ещё раз объяснить Гартону, как должен работать хороший садовник! И проверить, как он усвоил урок. Оставлять цветы на самом видном месте – непозволительный непрофессионализм!

Лоренс протянул руку и обломил торчащую ветвь. Колокольчики жимолости посыпались на ботинки. Трогательные. Нежные. Прекрасные. Он давно убил в себе пагубную привычку любоваться простой красотой мира, но иногда душа просила отдыха.

– Я уж думал посылать за вами, – ворота, скрипнув, распахнулись, и в проёме показалось небритое лицо Вэлмора. Длинные тёмные волосы охранника были всклокочены и походили на птичье гнездо. – Уехали, никому ничего не сказали, и пропали на всю ночь.

– Я не ребёнок, чтобы отчитываться за каждый шаг, – произнёс Лоренс вместо приветствия. – Что нового?

– После принятых мер всё спокойно, – доложил охранник. – Разве что, несколько участниц высказывали недовольство униформой. Лысой не подошли ни одни туфли – все велики. Ещё зелёная пыталась укусить Салли, но едва ей пригрозили парализацией, ушла в комнату и не показывала своего страшного носа.

– Непозволительная фамильярность, – протянул Лоренс то ли с сарказмом, то ли с истинным возмущением. – Называй девушек по именам.

– Но они – лишь пешки, пока одна из них не…

– Это мой приказ, – отрезал Лоренс. – Даю тебе время до полудня, а потом – проверю, помнишь ли ты, как их зовут.

– Что, всех, что ли?! Так вы сами помните ли, господин?! – Вэлмор возмущённо всплеснул руками и почесал заросшую щетиной щёку.

– Мне можно, – выдавил Лоренс. – Тебе – нельзя.

Лоренс неспешно посеменил к поместью по мощёной дорожке. Каждый раз, когда он приближался к этим монотонным стенам, испещрённым квадратными оконцами, он чувствовал себя хозяином мира и чудес, в нём происходящих. Сложно не верить в чудеса, когда тянет утренней росой и свежестью.

У самых дверей сердце зашлось, словно судьба готовила что-то неладное. Интуиция редко напоминала о себе, но, чаще всего, оказывалась права.

Лоренс остановился, вслушиваясь в недвижимое пространство. Воздух звенел голосами цикад. Вдалеке, на лужайке у озера жужжала газонокосилка, срезая распустившиеся за ночь полевые цветы и оставляя короткую щетину трав.

Лёгкий ветерок тронул волосы, раскидывая по плечам. Показалось.

Лоренс приложил ладонь к экрану блокировки, и защита тут же спала, открывая двери. Огромный и широкий коридор открылся взору. Монотонные белые стены смыкались с потолком. Точечные, почти незаметные лампы создавали иллюзию естественного освещения.

Лишь переступив порог, Лоренс услышал торопливые шаги.

Звук летел навстречу, разрастаясь; становился громче и закручивался спиралью. Неровный ритм шагов выдавал волнение бегущего. Интересно, кто это может быть?

Сделал пару шагов к развилке – и тут навстречу вылетела та самая бунтарка. Девушка раскидывала руки на бегу, как птица крылья. Растрёпанная розовая голова, розовые веки и красные белки глаз. Казалось, она обезумела и ничего не замечает перед собой. Ибо, если бы была в здравом уме и трезвой памяти, точно не врезалась бы ему в грудь.

– А ну, стой! – рявкнул Лоренс, хватая беглянку за плечи.

Встряхнул девушку и встретился с нею взором. Твёрдость и трезвость в её зрачках опровергла домыслы: нет, не безумна. Просто перечит. Выделывается. Как всегда решила, что она умнее всех. Только вот просчиталась: здесь подобные трюки не проходят.