— О Риме слышал. Город Папы Римского.

   — Потом я отправился в Константинополь, но очень быстро разочаровался в нём.

   — Почему же?

   — В этом городе кроме турок живёт много греков. Я понадеялся, что греки-христиане могут стать нашей опорой. А они, узрев во мне католика, не скрывали своей враждебности, поэтому я и решил покинуть Османскую империю и перебраться в Италию. Там, во Флоренции, я встретился с русским посольством, и у меня родилась мысль: отправиться в Россию и проповедовать там идею славянского единения. Я пришёл к убеждению, что национальное единение разных славянских народов сильнее религиозной розни, разделяющей эти народы на православных и католиков. И с этим убеждением я остаюсь и сейчас.

   — Значит, вы не признаете различий между этими религиями?

   — Это несущественные различия, они внешние: в убранстве храмов, одеянии священнослужителей, обрядах. Ну и что из того? Суть христианского верования остаётся единой, едины основные догматы.

   — И что же, Юрий, вы стали делать после встречи с русским посольством?

   — А решил осуществить своё желание и отправился в Россию. В дороге смог познакомиться со многими странами, Венгрией, Польшей, Галицией. Наконец добрался до Малороссии. А там шла отчаянная борьба между двумя сторонниками Выговского и Юрия Хмельницкого, сына знаменитого Богдана Хмельницкого. Я принял сторону Выговского, но убедился в его недальновидности, которая была причиной его поражения. Я стал убеждённым сторонником Хмельницкого, так как его идеи показались мне более здравыми, были близки мне, поскольку направлены на сближение с Россией. Сам ход событий подсказывал, необходимость тесного мира с Россией и поддержки её наступления на ляхов и крымчан. Из Малороссии, где провёл полтора года, я прибыл в Москву. Здесь мои слишком самостийные взгляды кое-кому пришлись не по нраву, сработали какие-то влиятельные скрытые силы... и я угодил в тобольскую ссылку. Кажется, я своим рассказом удовлетворил вашу просьбу. Что вас ещё интересует?

   — Вы сами-то верите в возможность слияния всех славян в единый народ, с единой религией? — спросил Хабаров, который за время, прошедшее с первого разговора, размышлял над ответом на этот вопрос.

   — Я думаю, что это произойдёт не скоро и придут люди к этому непростым путём. Скорее всего, мы с вами этого не успеем узреть. Не всё делается быстро.

Крижанич закончил свой рассказ, а Хабаров не стал его далее расспрашивать, оставшись при своих убеждениях и не считая хорвата своим единомышленником. Спорить с ним и переубеждать его у Ерофея Павловича не было желания. Человеку религиозному, идея хорвата казалась Хабарову еретической, богохульной.

Без большого желания Ерофей Павлович продолжил беседу с Крижаничем.

   — Я просмотрел свои записи нашей беседы и хотел от вас услышать подробности жизни на Амуре, — приступил к расспросам хорват. — Какие народы населяют его берега?

   — На среднем Амуре обитают дауры и дючеры, а нижнем — гиляки.

   — Есть ли между этими народами родство?

   — Не могу вам этого сказать достоверно. Но вот язык гиляков, обитающих на нижнем Амуре, как мне кажется, ничего общего не имеет с языками дауров и дючеров. А между языками этих народов, пожалуй, какое-то малое сходство есть.

   — Неужто вы освоили местные языки?

   — Не сразу и с затруднениями. Но со временем дауров и дючеров научился понимать, и они меня неплохо разумели.

   — А как же эти народы ведут своё хозяйство, это вам не довелось наблюдать?

   — Все они живут небольшими селениями и тяготеют к реке. У дауров и дючеров есть князцы, главы родов и племён. Что ещё сказать? Столько уж раз всем рассказывал, но вам-то внове. Про гиляков знаю, что они занимаются охотой, ловят рыбу, а вот чтобы на земле кто из них трудился, я не замечал. Из живности у них только ездовые собаки да олени, их они и разводят.

   — Интересно. А что же тогда у дауров и дючеров?

   — Эти опередили гиляков: выращивают рожь, просо, овощи, разводят скот. Впрочем, я не видел, чтобы они пили коровье молоко или что-нибудь приготовляли из него.

   — Просто ли вам было ужиться с местными жителями?

   — С гиляками у нас отношения были хорошие, да и с даурами и дючерами поначалу тоже. Туземцы исправно выплачивали ясак. Всё осложнилось после вмешательства маньчжур. Те настраивали местных жителей против нас, запугивали и заставляли переселяться на юг, за Амур. Тем же, кто пытался уклоняться от переселения, маньчжуры грозили расправой.

   — Ваше сообщение для меня очень существенное. Я всё это должен непременно записать.

Сделав записи, Юрий Крижанич продолжал свои расспросы. На все вопросы Хабаров пытался давать подробные ответы, кроме, пожалуй, верований, поскольку имел о них представление смутное. Ему бросилось в глаза только почитание медведя у гиляков, устраивавших «медвежий праздник», для которого пойманного медвежонка выращивали в клетке, и когда он становился взрослым, его забивали под возгласы и пляски.

   — Хотелось бы мне услышать о других народах, что живут в Восточной Сибири.

   — Их много, обо всех я не смогу рассказать.

   — Тогда расскажи о тех, с которыми общался.

   — Пожалуй, лучше других народов я узнал саха, или якутов, а также тунгусов.

   — Вот и начни свой рассказ с саха.

   — Они живут в просторных бревенчатых избах, какие мы привыкли называть балаганами. У балаганов наклонные стены из брёвен и плах. Щели между ними замазаны глиной или навозом. Пол в таком жилище земляной. В центре балагана очаг, или камелёк, который служит и для приготовления пищи, и для обогрева. Дым от очага стелется по жилищу, подымается вверх к деревянной трубе в потолке. Кровля у балагана плоская и сверху присыпана землёй, она задерживает дождь.

   — А что внутри такого балагана?

   — Вдоль его стен тянутся нары из жердей, на них укладывают постели. Вещи хранят в сундуках. Иногда в жилище саха можно увидеть стол .

   — Перенимают ли они русские обычаи?

   — Те, которые роднятся с русскими, кое-что перенимают у них, даже веру нашу.

   — И часто такое случается?

   — Случается иногда. Многие молодые русские готовы жениться, а русских-то девиц в тех краях нет. Вот приглядывают себе девиц-саха или тунгусок. Правда, тунгусы — кочующий народ и трудно воспринимают наш образ жизни. А вот якутки легче усваивают русские обычаи, готовы принимать нашу веру, потому наши мужики отдают им предпочтение.

   — Но ведь саха, как вы говорили, занимаются скотоводством, разведением коров и лошадей, ц чужды земледелия.

   — Это так, да и что можно вырастить на земле, не отмерзающей за короткое и холодное лето? Но вот на верхней Лене, где зимы не так суровы, несколько семей саха взялись выращивать рожь и овощи. И делают это успешно. В моей Хабаровке нашлись такие.

   — Ладят ли саха с тунгусами?

   — На первых порах бывали кровавые столкновения. Потом замирились. Бывали среди них и случаи смешанных браков. Тунгусы искусные охотники. Саха многое переняли от них по части охоты. А живут тунгусы летом в лёгком чуме или юрте из бересты, покрывающей остов из жердей, в зимнее же время бересту заменяют звериными шкурами.

   — Из сказанного вами следует, что саха более восприимчивы к русскому влиянию.

   — Они готовы вернуться к земледелию там, где это возможно, где есть условия. Говорил ли я вам, что саха владеют гончарным ремеслом, ковкой металла? Тунгусам кузнечное дело пока незнакомо. Они разводят лишь оленей и ездовых собак, а у саха есть и коровы, и лошади. Они, правда, низкорослые и шерстистые, но зело выносливые.

Беседа о Якутском крае затягивалась надолго. Крижанич был дотошен и задавал множество вопросов. На некоторые Хабаров ответить не мог, не хватало знаний или наблюдений. Он смог убедиться, что хорват уже имел беседы с людьми, побывавшими в Восточной Сибири, и многое из того, о чём рассказывал Ерофей Павлович, было для него не ново. Иногда он прерывал Хабарова.