Дмитрий Андреевич говорил с заметным нерусским акцентом, но речь свою строил правильно — сказывалось многолетнее пребывание в России, — повёл себя с посетителем приветливо. Визит Ерофея Павловича явно вызвал у воеводы повышенный интерес. Их беседа оказалась длительной и оживлённой.

   — Наслышан, наслышан о тебе, Хабаров, — так начал воевода свой разговор. — Люди отзываются о тебе добрым словом. Говорят — положил начало хлебопашеству в крае. Уважают тебя. Никак не пойму, чем ты не угодил Петру Головину.

   — Стало быть не угодил.

   — Можешь не рассказывать. Я твои челобитные в Сибирском приказе читал. Пётр рубил тот самый сук, на котором следовало бы ему крепко сидеть. Сук подрубил и не усидел. Учти, Ерофей, и всем людям скажи — я Петрушкиных безобразий не потерплю. Будем все вместе трудиться для нашего общего блага.

Начало беседы с воеводой и общий его доброжелательный тон понравились Хабарову, который вдруг проникся доверием к Францбекову. Когда воевода стал расспрашивать его, Ерофей Павлович стал охотно рассказывать о своём хозяйстве на Киренге, создании там слободы, привлечении земледельцев, готовых с ним сотрудничать.

Францбеков не перебивал Хабарова и, когда тот кончил, сказал поощрительно:

   — Вижу, хозяйствовал на земле умело, старательно. И каковы же твои дальнейшие планы?

   — Наслышан я о Амуре-реке, что протекает к югу от Лены, о народах, кои там обитают. Говорили мне, что берега Амура гуще заселены, чем берега Ленские. И богатств всяких там много.

   — Откуда ты всё это знаешь?

   — Поярков и другие рассказывали.

   — Василий Поярков не сделал всё возможное, чтоб закрепить Амурский край за Русью. К походу подготовился плохо. Надо было от него большего ожидать.

   — Наверное, ты прав, воевода. Не разведывал Василий, как следовало, дорогу на Амур. Устремился через Витим и Алдан. А надо было идти Олёкмой. От её верховьев перевалишь через Камень и кажешься на Амуре или другой реке, коя в него впадает.

   — А это откуда ты знаешь?

   — Поразмыслил над тем, что рассказал мне Поярков. Распознал, в чём он ошибался. Сравнивал его слова с рассказами других людей. Расспрашивал туземцев. Вот и пришёл к такому разумению.

   — Молодец, Хабаров. Не появилось ли у тебя желания повторить дело Пояркова, только не повторять его ошибок?

   — Появилось, воевода. И хотелось бы поступить разумнее и успешнее Пояркова. А заодно и исследовать край, узреть его воочию.

   — По государственному мыслишь, Хабаров. Прямо повторяешь мои мысли. Надо готовить твой поход на Амур.

   — Бог в помощь, воевода. Дал бы только денег на поход.

   — А вот тут имеется великая загвоздка. Намерение твоё отправиться со сподвижниками на Амур похвально. Зело похвально. Но снабдить тебя средствами, собрать отряд и отправить его в поход за казённый счёт не представляется возможным. В казне якутской таких огромных денег, кои потребны на поход, нет и в ближайшее время не будет. И на Москву пока надежды нет, она не скоро сможет увеличить нашу воеводскую казну. Ты небось и сам слышал, что затруднение немалое у казны воеводства?

   — Слышал.

   — Стало быть, известно тебе, что служилые люди Якутска не получают сполна жалованья и поэтому ропщут. В приказную избу без конца поступают жалобы на постоянную неуплату жалований в срок и сполна. Кругом людское недовольство. Знаешь ли ты, как велик долг воеводства на сегодняшний день?

   — Догадываюсь, что велик.

   — Тысячи рублей и тысячи четвертей хлеба. Вот каков долг! Так что на помощь казны не надейся.

   — А можно хотя бы надеяться, что будут даны для участия в походе на Амур служилые казаки? Причём без всяких денежных расходов на их снаряжение и содержание. Кормились бы эти люди за счёт богатств Амура...

   — Должен огорчить тебя, что и такое не осуществимо. Нехватка средств не позволила увеличить число служилых казаков, хотя я на этом и настаивал. Мне сообщили, что все казачьи отряды в Якутии насчитывают всего лишь 360 человек. Это мало, зело мало для такого обширного края. И эти люди рассеяны по крепостям, по острожкам на огромном пространстве, на дальних реках, впадающих в Студёное море, на Ленских притоках Вилюе, Алдане, Витиме... Для охраны Якутска остаётся самая малая малость. Однако, думаю, найдём, Хабаров, выход и примем разумное решение. Только пусть это будет поход не за счёт казны. Ты, говорят, человек состоятельный, с деньгами.

   — Преувеличивают. Поднакопил кое-что на чёрный день. Но даже на все свои деньги амурского похода не потяну... Для него нужны иные средства.

   — Пиши челобитную и приезжай ко мне в Якутск. В челобитной укажи, что готов отправиться на Амур во главе отряда «без государева жалованья». Подбери себе казаков, промышленных и торговых людей.

   — Как же я смогу снарядить отряд и отправиться в далёкий путь без государева жалованья?

   — Это уж наша забота. Пиши челобитную и приезжай. А мы поразмыслим, как помочь тебе.

   — Пристало ли простому мужику, а не служилому казаку стоять во главе похода?

   — Пристало. Ещё как пристало. Вижу, что прибедняешься, Хабаров. Не бедняк же ты горемычный. Хозяин с достатком. И с опытом человек. Хваткий и умелый слободчик. Так что дерзай!

В отписке московским властям воевода Францбеков сообщал, что Хабаров организует поход на Амур только за свой счёт. «В Дауры пошли промышленные охочие люди... с деньгами и хлебными запасами, с судами, с ружьями, с зельем со свинцом. Ссужал и давал он, Ерофей».

В документе находим свидетельства, что Ерофей Павлович снарядил без государственного жалованья команду служилых, торговых, промышленных и охочих людей в составе 150 человек. Он снабдил их своими хлебными запасами, средствами передвижения, порохом, свинцом и оружием. С самого начала экспедиция носила характер частного предприятия. Её содержание, согласно официальным документам, брал на себя Хабаров, человек, безусловно, опытный, обладавший хорошими организаторскими способностями и располагавший деньгами.

Этот факт нуждается в пояснении. Составленную Ерофеем Павловичем Хабаровым челобитную можно было воспринимать с оговорками. Для долговременного финансирования экспедиции средств, которыми он располагал, было явно недостаточно. Она поглощала огромные суммы. Фактически же лицом, финансирующим экспедицию, стал Францбеков, предпочитавший не слишком распространяться об этом. По существу, воевода стал кредитором Хабарова, рассматривая экспедицию как средство своего обогащения.

Воевода не сразу стал одалживать Ерофею Павловичу под проценты крупные денежные суммы. Понадобилось время, чтобы воевода, занимаясь ростовщичеством и казнокрадством, смог разбогатеть и скопить немалый капитал. Время это оказалось не слишком продолжительным. Кредиты воеводы Хабарову возрастали по мере того, как Дмитрий Андреевич обогащался и увеличивал личные накопления. Часть необходимого снаряжения, средств транспорта (речные дощаники), боеприпасы и оружие, составлявшие до этого государственную собственность, были куплены Хабаровым у воеводы. Другая часть была взята заимообразно под расписку (кабальную запись) с обязательством оплаты всего заимствованного имущества по возвращении из похода. Оплата не вносилась в государственную казну, её воевода собирался положить в свой карман. На снаряжение экспедиции Хабаров потратил и значительную сумму из своих личных денежных накоплений.

Францбеков видел в финансировании Хабарова средство личного обогащения. Заёмщиками воеводы помимо Ерофея Павловича становились многие другие промышленники, купцы, но на их фоне Хабаров представлял собой наиболее значительный источник обогащения Дмитрия Андреевича.

Воевода выступал как хищный ростовщик. Вынужденный пользоваться его кабальными займами, Хабаров попадал в долговую зависимость. Долг Ерофея Павловича рос непрерывно: если в 1650 году он составлял 2500 рублей, то уже через год он вырос до 7000 рублей. По тем временам это была огромная сумма.