Вспоминать легко. А как меня тогда колотило…

Стражники не стали пытаться поднять пленника. Они схватили его за ткань рубахи и просто поволокли. Я бессильно проводила их взглядом, понимая, что нарываться бессмысленно, больше я не смогу ничего сделать. По крайней мере, они его не убили. При мне.

Когда дверь в каменный мешок захлопнулась за ними, я обернулась к начальнику. Дружелюбия в его глазах больше не было, и я почувствовала себя крайне неуютно.

— Вы внесены в список гостей, — сказал начальник стражи, — можете идти. Но я бы на вашем месте долго тут не задерживался.

— А в чем этого парня обвиняют? – вопрос вырвался у меня прежде, чем я успела его осмыслить.

— Солдатом он был, — скучающе зевнул страж. – Он у племянника нашего князя под началом служил. Ай, какой парнишка был, племянник-то! Ну, гуляка, дело-то оно молодое... И однажды перебрал. С кем не бывает? А этот в отряде был недавно, переведен откуда-то. Ну, ясно, друзей не завел еще. Так вот, как командир стал с ним шутить, а тот молчал-молчал, да вдруг бросится на него, кинжал к горлу приставил… И приказывает – племяннику князя приказывает! – заткнуться. Кто будет чернь слушать?

Сурово, конечно, со стороны солдата. То ли пьян был... То ли зол. Настолько, что потерял всякий страх.

— …и этот кинжал ему в горло и всадил. А потом сбежал, и вот седмицу мы его искали в горах.

...Трактирчик в городе оказался очень уютным, несмотря на низкую плату за постой. Сквозь хорошо утепленные стены до меня не могли дотянуться холодные и колючие пальцы суровой северной зимы, а золотой парчи на постели мне и не надо. Первые несколько дней я почти не выходила из своей комнатки, отогреваясь после долгого и трудного пути. Приютивший меня охотник — дядюшка Би — после своей кончины оставил мне достаточно эффи, чтобы не отказывать себе иногда в стакане горячего вина с пряностями, и это делало меня совершенно счастливой.

За неимением других занятий я иногда вспоминала произошедшее и гадала, повесили того солдата или нет.

Прошло четыре дня, в течение которых трактир беспрестанно кутался в метели и пургу. И вот наконец-то выдался вечер, когда сквозь иней на стеклах проступили-таки звезды и огромная горная луна. Я сидела в общем зале и потягивала горьковатый теплый эль из глиняной кружки. Повсюду трепетали робкие огоньки свечей и светильников.

— Тишина сегодня какая, — благообразный трактирщик Инги был явно настроен поговорить, устав давить зевоту.

— Все сидят по домам, греются, — я пожала плечами и жестом показала, чтобы мне добавили эля.

Хозяин вновь наполнил мою кружку.

— Тихий у вас городок, — заметила я, отпивая. – Наверное, немного у стражи работы.

Инги ухмыльнулся. Ему было около сорока зим, и годы уже сказывались на нем согбенными плечами и высокими залысинами.

— Теперь, наверное, будет немного.

— А раньше? – полюбопытствовала я.

— Раньше-то? – трактирщик фыркнул. – Раньше тут всем житья не было от племянничка этого княжеского. Что в офицеры угодил он по праву рождения, а не за заслуги, так еще понять можно – так уж принято, и не нам спорить. Удивительно, как его лавиной в горах за все его подвиги не накрыло!

— Что творил-то? – мои слегка заостренные, как и у всех наироу, уши встали торчком. Почему-то стало не по себе.

— То, что пьянствовал он, буянил да народ честный ночь-полночь избивал – опять же, стерпеть можно! – при этих словах я хмыкнула, не соглашаясь. – А что подлец он был первостатейный, да не при вас будет сказано, сударыня.

— Был? – поудивлялась я.

Инги, смущаясь и негодуя одновременно, тер глиняный сосуд относительно чистой тряпкой.

— А сколько… девушек-то честных из-за него… того… жизнь себе сломали, — грустно сказал он. – Умел он их словом да делом подманить. А потом сорвет удовольствие – да и под зад коленом, вы уж простите, сударыня! Вот за это-то его к смерти и приговорили. Была одна девушка, молоденькая совсем. Жених у нее был. О нем-то самом я мало знаю, хотя видел не раз, а судить его не мне…

У меня сжалось сердце. Чутье подсказывало, что судить жениха будут довольно скоро, и суд едва ли будет милосерден.

— Веселая, молоденькая, цветочек прямо весенний! Ну он на нее глаз-то и положил. А они, знатные, умеют своего добиваться. Только девушка как поняла, что обманул он ее, что жениха своего предала она, что все от нее отвернутся – да со скалы и бросилась. И разбилась насмерть.

Ох, прелесть-то какая.

— Жених-то у нее в солдатах был тогда, далеко отсюда, и сам нездешний он, с юга. Только несколько лун тому назад перевели его – под начало этого самого племянника. Добрые люди молчать не стали, уж вестимо. И вроде тихий был, спокойный парень – только иногда глянешь на него, а в глазах словно бесы пляшут… и смотрел он на командира своего, как орел на кролика…

Еще бы. Я снова отхлебнула эля.

— Я знаю, он просил его отсюда перевести... Тяжело ведь, и кто обвинит? Вроде даже и собирались, только не успели. Седмицы с полторы тому назад командир опять напился и давай над его невестой при нем глумиться.

Я молчала. Что-то мне подсказывало, что продолжения не придется спрашивать.

— Парень сидел-сидел, молчал; а потом бросился на него, и горло перерезал. При всем честном народе; весь их отряд тут же был, и посетители…

Инги кивнул на большой дощатый стол, стоявший недалеко от входа. Я посмотрела туда же, и к горлу подкатил комок.

— Как он ушел – не знаю. Все видели, и остановить никто не смог. И не пытались даже... Слышал я, недавно поймали его все-таки. Сейчас не то время, когда в горах прятаться сподручно.

Обычная история, такие частенько случаются. Но мне вспомнились сумрачные глаза пойманного убийцы. Нет, он явно собирался жить дальше, отомстив, а не бросаться со скалы вслед за невестой, как принято поступать в таких случаях.

Несправедливо, что такой человек должен теперь умереть.

Я почувствовала, что мне необходимо пройтись. Бросив несколько монет на стойку и поблагодарив Инги, я вышла на мороз, плотно закутавшись в свою беличью куртку.

Ночь была спокойная, и ласковые звезды мерцали над очертаниями гор. Ветер больше не пронизывал насквозь, небо было черным, а не снежно-багровым — предвещало ясный день. А может, и не один. По улицам кралась стылая тьма, но час был не очень поздний, и дорога освещалась желтоватым светом из множества окошек.

Огромная горная Луна пристально наблюдала за мной, и я делала вид, будто не замечаю ее насмешливого взгляда.

Где-то лаяли собаки, по улице по колено в снегу брели одинокие горожане, спешащие по домам – к горячему ужину и теплой постели. Я прошла мимо группы стражников, занятая своими мыслями, и не заметила, в какой именно момент от нее отделились двое.

Я шла, куда глаза глядят, и мои ноги скоро принесли меня к расщелине, через которую, соединяя две части города, был перекинут мост. Внизу виднелась городская стена. Я остановилась и стала смотреть на перекатывающуюся в небе лукавую луну. Казалось, мое дыхание замерзает, толком не успев сорваться с губ.

— Эй, ты! – послышался сзади грубый оклик.

Я обернулась. На меня с разной степенью злости смотрели двое стражников, у одного из которых лицо было располосовано черными разводами.

Не отмылось.

Но на этот раз мне почему-то было не смешно.

— Чем могу?.. – осведомилась я. Чутье протестовало, приказывая бежать. Их двое, я одна. И они злые. Они что, решили сбросить меня в расщелину? Какие мстительные, однако...

Стражники начали приближаться ко мне, разведя руки в стороны, точно ловили сбежавшую кошку.

Я повернулась и побежала.

За мной послышался металлический топот. Но я-то быстрее бегаю.

“Все! Завтра! Смываюсь! Отсюда! Черт! Во! Зьми!” — думала я на выдохах.

Та часть города, куда я бежала, была менее зажиточная. Дома тут были маленькие и бревенчатые, а не каменные, и вместо улиц я попала в путаные закоулки между хозяйствами.