— Ладно, поиграли и хватит, — Ганглери снова повесил свою флейту на пояс. – Могу я получить немного твоего внимания взамен того веселья, которое, надеюсь, доставил?

Я решительно закивала. Слушать предстояло стоя: вокруг нас был только снег.

— Итак. Все устремления в пределах этого мира можно свести к двум конечным целям: созидание и разрушение. Порой даже одно служит другому и наоборот. Но бесконечность и цикличность этого процесса – не для понимания человеческим разумом, поэтому остановимся на двойственности мира. Магия – это способ для нас, смертных, коснуться основ мироздания и узнать о них чуть больше, но есть у нее и множество приятных особенностей: по мере приближения к этим самым основам мы приобретаем кое-какую власть. Глупо было бы ей пренебрегать…

— А что, кто-то пренебрегает?

— Были и такие. И это не самый лучший путь, я тебе скажу. Есть лишь два исхода: либо ты влияешь на мир с полным осознанием этого факта и его последствий, либо прячешь голову в снег… и лишаешься ушей. И разума. И жизни – такое тоже случалось. Случалось и совершенно обратное, когда власть становилась основной целью…

Я фыркнула. Случалось! Если уж на то пошло, это со всей Адемикой… случилось. Ганглери продолжал, не обращая на меня внимания:

-…что отнюдь не удивительно. Испокон веков любое благое намерение приходило в полнейший беспорядок, как только становилось достоянием хоть сколько-нибудь большой группы людей. Сама посуди, при отсутствии единства амбиции людей тянут его в разные стороны… что из этого может выйти? Это закономерность, о которой нет смысла печалиться. Важно лишь отыскать свою цель, помнить ее и неуклонно к ней двигаться. Ответить на вопрос, зачем это нужно тебе лично.

— А мне и не нужно, — я пожала плечами. – Как быть?

— Хороший вопрос, — кивнул маг. – С этим и вправду следует разобраться. У тебя есть некий дар, о котором ты не просила, но от которого не можешь отказаться. У тебя есть выбор – отрицать его или принять. Отрицая его, ты отворачиваешься и позволяешь ему творить все, что ему заблагорассудится – и у него не будет никаких причин действовать в угоду тебе. Принимая его, ты делаешь его своим другом. Теперь у него не будет никаких причин вредить тебе, и вместе у вас появляется шанс разобраться, зачем все-таки судьба вас соединила. Понятно?

— Понятно.

— Вот и чудесно. Продолжаем. Итак, все сводится к разрушению и созиданию. Ты, должно быть, знакома с Учением Синего Неба?

— Смутно. Я никогда не ходила в часовни.

— Жаль, мне было бы проще пояснить. Но это неважно. Мы, маги, так или иначе причастны к этим двум процессам – впрочем, как и все живое и неживое, что есть в подлунном мире – но у нас есть некая повинность: мы осознаем зыбкое равновесие между ними и обязаны его хранить. На нас лежит долг исправлять ошибки тех, кто не обладает нашей зоркостью и остротой чувств. По меньшей мере, когда-то это было именно так.

— А сейчас?

— Сейчас – не знаю.

— Но равновесие сохраняется?

Ганглери нахмурился.

— Это тяжелый вопрос, и ты пока не готова к ответу на него. Он повлечет с собой рассуждения, которых ты пока не поймешь.

— Ох, да бросьте вы, — взмолилась я. – Какая разница? Если уж вы решили раскрыть мне глаза, так делайте это – нечего меня щадить, я не восьмилетний ребенок…

— В Арэль Фир принимают с восьми лет? – живо заинтересовался маг.

— Да неважно!

Ганглери вздохнул:

— Любопытство не порок…

— Вы сами предложили, — не отставала я.

— Ну, хорошо. Нет, девочка. Не сохраняется. Оно было нарушено очень давно предшественниками нынешних чародеев, забывших долг, о котором я говорил. И последствия этого деяния очевидны для… — тут он почему-то запнулся, — того, кто внимательно следит за ходом истории. Игры с равновесием – это обоюдоострый меч. Нетрудно догадаться, что смещение повлекло за собой весьма неприятные последствия.

— Какие?

— Ох, ну я же предупреждал… Может, отложим пока эту тему?

— Это Лунные Поля, да? Я помню из той книги. Это место, где маги учились, и которое стало слишком опасным, а без него...

— Ох, девочка! Об этом рано говорить! Давай для начала закончим закладывать в тебя элементарную основу. Иначе ты просто не поймешь! Итак, перекладывая принцип двух процессов на простейшие действия – ты служишь им каждой своей мыслью. Желание убийства значит для разрушения ничуть не меньше, чем само убийство, особенно, если желание очень сильно. Я говорю тебе это, чтобы ты осознавала ответственность и важность дисциплины – особенно внутренней. Случается, что магический дар обнаруживался у людей в тот момент, когда они убивали своих близких случайной вспышкой гнева. Обретая власть над собой, ты обретаешь власть над миром! Чувства слепы. Разум зряч. Но чувства обладают цветом и силой, а разум лишь придает форму и направление. Черпай силу в чувствах, но сперва – укроти их.

— Как можно укротить чувства? – спросила я. – Вы так говорите, как будто мы можем выбирать, кого нам любить. К примеру.

— Не можем, — немедленно согласился Ганглери. – Но кто-то губит себя во имя любви, а кто-то учится благодаря ей. О первых слагают баллады. Все потому, что чужое несчастье – прекрасное развлечение для толпы. Но подражать им – плохая мысль.

…Когда я вернулась в пещеру, мне казалось, что голова немного перевешивает остальное тело. Кажется, Ганглери слегка перестарался для первого раза. Резала слух и зрение очевидная разница с моим прошлым ученическим опытом – ни о чем подобном в Арэль Фир нам не рассказывали. Только увидев сидящего у очага Басха – он был растрепан, бледен и очень печален – я вспомнила об утренних событиях. Но теперь они казались такими далекими… Кошачья свора, которая изводила меня своими когтями с утра, явно угомонилась и не желала уделить “господину ученому” даже короткого мяуканья.

Что ж, хороший признак…

Басх тоже не обратил на меня ни малейшего внимания. Он явно дожидался хозяина дома, и был очень недоволен тем, как долго ему пришлось ждать. Судя по одежде, на которой еще прибавилось дыр, он шатался по горам, набираясь решимости – и набрался-таки. Стоило нам с Ганглери спуститься по скрипучей лесенке – Святошу, кажется, сейчас и салют из пушек бы не разбудил – как Басх обратился к старику, даже не поприветствовав:

— Мне нужно знать, как найти проход к механизму управления Дорогой Зеленых Теней.

— О, это прекрасно, мой мальчик, — сказал маг, — всегда полезно знать, чего ты хочешь.

— Я уверен, вы уже знаете, как его найти.

— Конечно, я знаю. Отрицать глупо. И что дальше?

— Вы расскажете мне.

— О, и ты, милый мальчик, обладаешь, вероятно, средством заставить меня дать тебе ответ? – глаза Ганглери нехорошо сощурились. – Интересно. Я хотел бы посмотреть. Начинай прямо сейчас.

Басх вспыхнул. Мраморная его бледность сменилась вишневым цветом практически в один момент. В нем явно боролись благоразумие и сумасшедшая решимость пополам с отчаянием. Неизвестно, чем бы это кончилось, но тут снаружи послышался странный шум. Даже не шум — музыка. Короткая и очень торжественная.

— Гости! – со злой молодецкой ухмылкой заметил Ганглери. – Кто бы это мог быть? Да я нарасхват в последнее время!

Когда мы выбирались из пещеры – все втроем, ага, когда еще такой случай выдастся? – я ожидала чего угодно, хотя, в общем-то, легко было предугадать дальнейшее. Вездесущая Адемика никак не могла проворонить местонахождение единственных (кроме них, конечно) живых магов в Хардаа-Элинне. Нашу не особенно-то согласную троицу ожидала наверху настоящая процессия, настолько лощеная, что казалась на этом склоне совершенно лишней.

Верхом на изящных, страшно красивых вблизи айтварасах, восседали гости – человек семь. Двое явно главных и пятеро для выразительности, в одинаковых таких одеждах, красно-коричневых. Цвета Нэль Фир, Дома Битвы Адемики – телохранители, что ли? Я мысленно сравнила нас с пришельцами. Перевес в числе и внушительности был настолько очевиден, что становился смехотворным.