Навещать лукаря Коупа было опасно.

Во-первых, он был запойным пьяницей, и хорошее настроение посещало его очень редко, а в плохом он не щадил ни себя, ни других. Во-вторых, сразу за дверью его лавки стояло копье высотой в полтора человеческих роста, которое падало на каждого, кто осмелится переступить порог.

Но я считала, что хороший мастер стоит того, чтобы рискнуть собственным хребтом. Кто знает, может, Коуп таким образом отбирает достойнейших? Повод почувствовать себя чуточку лучше других. Не следует пренебрегать такими возможностями.

Впрочем, возможно, копье просто падает достаточно громко, чтобы известить Коупа о посетителе. Ржавый колокольчик с его глухотой уже не справляется

Я открыла дверь. Она адски заскрипела. Моя нога коснулась порога. и приобрела достаточную опору, чтобы выдержать вес остального тела на то время, пока я буду перемещать другую.

Было страшновато. Как-то раз это копье прорезало кожу сапога и оставило длинную и болезненную красную полосу на лодыжке. Я с улыбкой вспомнила, как долго потом извинялся великан-оружейник, и решительно вступила в лавку.

Мгновенно, по уже выработанной привычке, я уловила скользящую на краю зрения темную линию и подалась вперед. Несколькими мгновениями позже раздался оглушительный грохот тяжелого копья, обрушившегося на трухлявящиеся половицы.

Когда непосредственная угроза миновала, я вернулась и потрогала носком приподнявшуюся доску под древком. От нее отлетела щепка.

Мне в спину пахнуло гостеприимным хмельным рычанием Коупа:

— Звереныш!

— Тебе надо подлатать твое логово, Коуп, — мрачно сказала я, ворочая носком щепку. – Оно скоро провалится под тяжестью твоего похмелья.

— Бро-о-ось, Белка, — прогудело уже над ухом.

Копье взмыло вверх и снова заняло место у косяка. Скрестив руки на груди, я обернулась и встретила клыкастую донельзя улыбку Коупа, который был примерно… ну, раза в полтора выше своего копья.

Собственно, это я и еще пара-тройка крепких нутром ребят в Сандермау знали, что это у него улыбка. Для остальных вид его клыков был таким же могучим отворотным зельем, как и падающее копье.

Голова у него была идеально лысая, как в смешных представлениях, которыми развлекаются жители Юга Просвещенного — разве что не блестела. Но в этом, по моему мнению, был виноват исключительно серый полуосенний свет, в котором бокалы из риесфеллского хрусталя – и те не бликуют. Косые грязно-карие буйные глаза, подернутые пивной дымкой. Гигантский рот, в который жареная курица помещалась целиком, и страшенные зубы, способные перемолоть этой самой курице все кости. Седая иглоподобная щетина до самых подглазных мешков. И все это казалось маленьким в сравнении с исполинским телом оружейника, которое было вполне крепко для его сорока девяти зим.

Нравятся мне странные люди.

— Как чувствуешь, Коуп? – поинтересовалась я, стараясь стать чуточку повыше.

Коуп поднял свои руки, похожие на два кузнечных молота, и потряс ими в воздухе.

— Жизнь не опротивела, — сообщил он радостно.

— Я за стрелами.

Он уже возвращался за прилавок, от которого тяжелая дверь вела в его мастерскую. У него тут все такое же нескладное, как и он сам. Ни за что не догадаешься, что он – мастер-лукарь Семихолмовья. Клинки он тоже кует, но большей частью кинжалы да ножи охотничьи – кому здесь сдались мечи?

— За стрелами, звереныш? Ну, ты вовремя. Я бы сказал, очень даже вовремя. Интересуют заговоренные или обычные?

— Я тебя умоляю, Коуп, зачем мне заговоренные – на оленей-то?

Оружейник метнул на меня хитрый взгляд.

— Тебя, значит, гробокопанием еще не соблазнили?

— Много их развелось? – поинтересовалась я, беря с прилавка изящный стилет и пробуя лезвие пальцем. Здорово сделано, но не для местных. Не оценят…

— Как собак нерезаных, звереныш, прямо не знаешь, куда деться. Приходят, оглядываясь так, словно вся Хаэйльская Инквизиция и Белый Вихрь Риддерсмарч лично висят у них на хвосте. Магию им подавай, видишь. Оттого и идут ко мне, что я узорчики больно похожие режу. Названиями сыплют – не хуже умников из Долины, веришь? Келбин счастлив, как ишак после случки: на его аа-ка-ди-мищскую... — Коуп воздел палец вверх, — натуру наконец-то есть спрос.

Келбином звали местного колдуна. Он всем говорил, что в долине магов Адемике не то, что обучался — родился. Врал, в общем, очень убедительно. Настолько убедительно, что к нему попросту боялись наведываться за зельями и наговорами – вдруг разозлится да немочь нашлет…

Я пожала плечами:

— Предпочитаю смотреть на это с другой стороны: пока они шатаются по эльфийским катакомбам, больше народу придет ко мне — и больше эффинов принесет, конечно.

Коуп раскатисто заржал. Отсмеявшись, он сказал:

— Честным контрабандистам становится куда легче, я понимаю.

— Заткнись, — сказала я благожелательно. – Будут мне стрелы, или я зря пришла?

— Все, не кипятись, Белка. Испытаешь товар-то?

— На ком, на тебе, может?

— Я не гожусь. О мою шкуру и не такие сломаться могут.

— В “Стерве” испытаю.

— Я не верну деньги.

— Да куда ты денешься-то, Коуп? Вернешь, как только поймешь, что я перестану приносить тебе эль, и в двери “Стервы” тебе придется протискиваться самому.

Оружейник захохотал:

— Ты не можешь быть такой жестокосердной, лесная дева! Если развалину вроде меня перестать поливать живительным питьем, она очень быстро зарастет вонючим мхом.

— И ей будет поделом. Гони уже стрелы.

— Нетерпеливая какая! Лучше смотри-ка, что покажу.

Первым, что он мне показал, была его широченная спина, скрывающаяся за жалостливо скрипящей дверью мастерской. Стало видно потухший горн. Затем она скрипнула еще раз, и он бесцеремонно бухнул передо мной свое сокровище.

Если сначала я обозвала это “сокровищем” с немалой долей ехидства, то теперь, разглядывая, поняла, что зря. Вязь узоров, неуловимо похожих не то на плющ, не то на круги по воде. Дуга, схожая с разлетом лебединых крыльев. Лук был легок и почти неощутим в руке, продолжал ее. Я осторожно коснулась прочной, как сталь, тетивы.

— Коуп… — я была поражена и заворожена. – Сколько же ты убил на него времени?

— Ровнехонько десять минут, звереныш, — заверил меня оружейник, показывая клыки в своей самой милой улыбке. – Презабавный случай.

— Как это?

— А вот так. Помнишь, я тебе говорил про гробокопателей? Ну так вот, с луну тому назад заходит ко мне парнишка, щуплый такой, как щепка, даже кулак сильно сжать не в состоянии – и показывает мне это чудо. Ну я-то знаю, что почем, а вот он – видно – вряд ли…

— Значит, не твое творение?

— О-о, брось. Я думаю, хуже оно от этого не стало?

— Не-е. А дальше что было?

— …и говорит он мне этаким голоском часовенного евнушка из хора: “Этот лук я принес из-за Девяти Стражей – видите, эльфийский. Хочу за него девятьсот золотых эффинов”.

— Прямо-таки из-за Девяти Стражей? – усомнилась я, смеясь.

— Еще чего! У него наверняка и до предгорий добраться кишка тонка. Но лук действительно эльфийский, я вижу. Да мало ли на нашей земле эльфов-то полегло? В лес на пять лиг зайди – на каждом шагу могилы… а над их вещицами время не властно. Я, значит, спрашиваю: “Сколько-сколько?”. Он аж побледнел, бедолага, и повторяет: “Девятьсот”. А я все-таки делец. Засмеялся я… — на этой части я уже представила в красках все произошедшее и от души посочувствовала незадачливому гробокопателю, — и предложил ему пятьдесят эффинов. Тот затрясся, как осиновый лист, и отдал.

— Ты его нагрел монет этак на пятьсот, — проворчала я. Лук приковал мой взгляд намертво.

Коуп снисходительно ухмыльнулся.

— Поверь, дорогуша, ты и вполовину не представляешь настоящую цену этой вещицы. Я мог бы дать ему золота столько, сколько сам вешу, и еще остался бы должен.

— И зачем ты ее мне показываешь? – осведомилась я, прикинув. – Я что, эффины чеканю, по-твоему?