— Уйдем, куда денемся. Помнишь сказку про Сдобушку? “Я от батюшки ушел, я от матушки ушел...”.
— Нашла, что вспомнить. Эта сказка плохо кончается... для Сдобушки, во всяком случае. Бросить бы это все — да в “Стерве” отоспаться... — Святоша тяжело вздохнул.
— Хочешь, я вместе с тобой до рассвета посторожу? — предложила я. — Узнаем, мерещится тебе или нет.
— Чтобы мы оба завтра с ног валились? Умная какая.
— Это затем, чтобы следующей ночью ты спокойно лег спать и не морочил себе голову, выдумывая всякие скорби.
— А если ничего нет? Если я и правда... того?
— Ты боишься, что ли?
Святоша усмехнулся:
— Не буду прикидываться валенком, как ты. Боюсь.
— Ну, все, хватит, — решительно сказала я. — Сегодня я не ложусь. Если с утра... Если с утра я ничего не услышу — поспрашиваем у Басха, можно ли что-то с этим сделать. Может, он разбирается. И не делай такое лицо, как будто саван себе шьешь, ладно?
Напарник не ответил, делая вид, будто чурочка вдруг стала страшно занятной и поглощает его целиком. Ну, и не надо — я найду, чем себя развлечь. Малой кровью он от меня не отделается! Ишь, удумал, с ума сходить посреди такого-то веселья...
К горлу внезапно подкатил горький ком, целиком состоящий из злости, тревоги и слез. Какой теперь сон? Если Святоша даст слабину, я не смогу дотащить его на себе. Хотя, конечно, попытаюсь. Но лучше всего будет просто выкопать могилу на первом же перекрестке, пока есть силы. Братскую, ага.
Одолеваемая черными мыслями, я принялась искать себе занятие, чтобы дотянуть до утра, раз уж вознамерилась. Святоша, конечно, конечно, уверен, что я все брошу ровно в полночь, как только закончится смена, но...
Не сегодня, друг, не сегодня.
Басх продолжал тихо похрапывать, сжавшись в ком под тяжелым стеганым одеялом. Тащить их, конечно, было тяжело, но холодными ночами об этом как-то не жалелось. О, надо же, наш ученый позабыл убрать в сумку томик, которым собирался заняться на привале. Опрометчиво с его стороны, когда рядом ошиваюсь я. И весьма кстати. Что тут у нас?
Нимало не заботясь ни о том, чтобы не разбудить Басха, ни о том, что подумает обо мне Святоша, я протянула руку за книгой. “Лунные Поля”.
Как странно. Обычно с этими умными книжками как: хочешь быть хорошим магом – имей язык без костей, чтобы выговаривать их названия, не запинаясь. Труды, связанные с Искусством, всегда старались называть как можно вычурнее. Это позволяло легко вычислять “своих” в магическом сообществе: ключевые для каждой школы учебники их приверженцы, как правило, помнили наизусть. Что может быть изящнее, чем в очередном диспуте невзначай так помянуть какой-нибудь “Аэнсоль Драхт” и определить по глазам собеседников расстановку сил за столом дебатов.
А это простое. Слишком простое, до смешного. Я открыла книгу; переплет новый, но страницы пожелтевшие и потрепанные. На них были заметны следы работы библиотекарей-реставраторов. Древний томик… И собой-то невелик, как-то непривычно для литературы из Адемики.
“Предисловие.
Знаний о Лунных Полях до наших дней удалось сохранить немного…”
Ого. То есть, мало того, что сама книга старовата, так описываемый предмет и вовсе ушел корнями в какую-то непроглядную вековую тьму. Еще интереснее.
“И мы помним только то, что они представляют собою царство, над которым безраздельно властвует Луна, Матерь Магии. Когда-то мы были вольны странствовать по нему свободно, и наши сны служили нам вратами.
Что мы искали там? Что находили? Кто теперь помнит?
Кто-то говорит, что мы выходили в Поля за силой.
Кто-то искал там знание о том, что было, и о том, что только ожидает нас.
Пожалуй, только адепты Даэг теперь могли бы рассказать нам о том, что прячет Луна в своих владениях — как известно, они единственные, кого Матерь Магии все еще рада видеть. Но под ее влиянием их разум изменяется настолько, что они уже не могут поведать нам ничего полезного.
Что ж, значит, такова ныне цена за истинную свободу...”
Фыркнув от витиеватости слога, я отвлеклась, чтобы хлебнуть из фляжки. Святоша задремал, опустив голову на грудь и выронив свою чурочку, в которой просматривались очертания какого-то забавного зверька. И то хлеб – хоть немного поспит.
Адепты Даэг... О них я, кажется, слышу впервые. Адептов Нэль — боевых магов — знаю. Адептов Лоорэ, хранителей знания и мастеров защиты — знаю. Адептов Флеорин — лучших друзей земледельцев и повелителей стихий — тоже знаю. О Рагвид, могущественных целителях, не слышал только совсем уж дурак. А вот кто такие Даэг?
Я продолжила чтение.
“Дорога в Лунные Поля теперь трудна и недоступна для нас. Но если мы сможем ее отыскать, мы снова будем спорить силой с самим Творением”.
Ого-го! Вот это громкое заявление.
“Однако, этот поиск требует силы и свободы разума, коя сокрыта и непонятна для человека смертного и страстям подверженного. Имея целью заполучить ключи от всех врат этого мира, знаем ли мы, для чего они нам нужны? Ошибочно полагать, что благие намерения и надежда весь мир обратить в цветущий сад есть нечто иное, нежели еще одно проявление нашей слабой человеческой природы. Миру нет дела до того, что мы именуем “вредом” и “благом”. Сие есть лишь измышления нашего несовершенства, и представления о них у двух магов отнюдь необязательно окажутся едины.
Однако, большинство Лунных Бликов не имеет желания никоим образом свою природу менять. Открывшийся Дар, тем временем, должен быть обуздан – или он сведет с ума своего носителя. Раньше ключ к овладению Силой искали в Лунных Полях, но теперь они так опасны для магов, что мы решили не рисковать неокрепшими умами. Так и была изобретена Жестовая Семантика, неизмеримо полезная, но, в то же время, низводящая мага до степени обычного ремесленника. Первоначальное необузданное стремление к познанию иссякло, и магия заняла в мире место, подобное тому, что занимает земледелие или ткачество.
Сия невеликая повесть не есть руководство или трактат. Это лишь сборник сохранившихся до наших дней обрывков сведений, которые могут быть полезны тем, чьи желания, несмотря на все предостережения, стремятся выше обыденного труда. Мы говорим о том, что нельзя овладеть Высшим знанием, не обуздав свои страсти; однако не может достичь вершины и тот, в чьей груди они не родятся вовсе. Ибо жажда знания – это тоже страсть, а тяжкая победа над собственной природой – достаточная цена за истинную свободу”.
Ох. Я закрыла книгу, не позаботившись запомнить, на какой странице остановилась. Вместо того, чтобы развлечь, чтение лишь вызвало во мне новую волну колкой тревоги и беспокойства. Что-то подсказывало мне, что подобные речи не добавят мне душевного равновесия.
Лунные Поля... Что это за место? Я никогда не слышала о нем в Адемике. Где оно находится? Почему о нем говорят так, словно вся магия родом оттуда? И что это за разговоры о свободе?
В Адемике ученикам обычно обещали могущество. Богатство. Славу, на худой конец – пусть даже дурную. Но вот свободы не обещал никто. Даже какой-нибудь потешной, не то, что истинной.
Истинная свобода… от чего? Вот я вполне себе свободна. Никто не может указывать мне, куда топать и чем заниматься. Кроме, естественно, голода и прочих обыденных человеческих нужд. И мне этого хватает. Смею думать, такой же свободой располагает каждый выпускник Адемики. Что я могу найти в этих Лунных Полях?
И тут небо над моей головой проснулось. Зеленая искра занялась в нем как-то вдруг, неожиданно, наполнив своим сиянием все обозримое пространство. У меня перехватило дыхание: казалось, что танец лент из тончайшего, прозрачного изумрудного света сопровождается пением какой-то далекой флейты… или так поет ветер? Не разобрать…
Ожившие горы внимали небесному представлению молча, любуясь красотой Песни безо всяких помех. Это было столь совершенно, что на мои глаза навернулись слезы. Все мое нутро наполнялось чем-то, о чем я вовсе не просила и чего не желала, но Песня не задавала вопросов. Она не спрашивала, хочу ли я присоединить свой жалкий голос к ее необъятности, она просто пробирала до краев все мое существо, ничтожность которого я так остро сейчас ощущала. Какая, к черту, может быть свобода у частицы настолько крохотной и незаметной?
