. – И, что?

– А то! Знают его там как облупленного, и не с хорошей стороны. Не преступник и не хулиган, а мстительный и скользкий тип. Любит устраивать всякие гадости людям. Но самое интересное, что начальник милиции приказал не пускать его на территорию отдела. Как тебе это? Значит, была причина?

– Да, ладно! Так не бывает, это они пошутили. Я ведь не говорю, что Коновалов чист как слеза. Возможно, он и любитель сделать кому-нибудь гадость, но какой из него колдун? С его-то рожей? Ты же его видел.

– Ага! Ты столько колдунов перевидал, что теперь знаешь, как они выглядят. Не все они деды с бородами. Хотя насчёт Коновалова возможно ты и прав. Может он и не колдун, а только глазлив без меры, но хрен редьки не слаще. Будь моя воля, я бы тоже запретил ему здесь появляться.

– Ты Бубнов прямо спец в этих делах. Часто сталкивался с колдунами?

– Приходилось. Среди них попадаются такие мастера, что даже райкомов не боятся. Я ещё в школе учился, когда первый раз колдуна увидел.

– Ух, ты! Он тоже милицию гнобил?

– Нет, он парторгов изводил.

Я ведь родом из Красноглинского района, вот там вся эта история и происходила. Долгое время вообще не могли понять, от кого зло идёт, да и в голову никому не приходило, что всё это делалось специально. Потом-то узнали, кто этим занимался, а толку? Ведь статьи за порчу и сглаз не существует.

В районной «Сельхозтехнике» работал инженером один приезжий специалист, финн по национальности. Фамилия у него была трудная, что-то вроде Лихтилайнена, поэтому за глаза все звали его Лихолаем.

Рассудительный и грамотный, он был хорошим инженером, а вот в быту оказался неприятным типом. Вёл себя высокомерно, ни с кем не дружил, и вообще был некомпанейским человеком. Не пил, не курил, а из развлечений любил только рыбалку. Но через год-другой люди к нему привыкли, и перестали обращать на него внимания, потому что жил он со своей молодой женой тихо, и никого не трогал. Так бы всё и шло, но случилось, что парторг самого богатого колхоза увёл у него жену. Вначале они тайными любовниками были, а когда всё открылось, то он свою семью бросил, а с женой Лихолая сошёлся. Райком такие дела не поощрял, но этому парторгу почему-то всё сошло с рук, даже выговора не получил. Лихолай должно быть сильно переживал, но виду не показывал, только стал чаще на рыбалку ездить на своём мотоцикле.

А через месяц началось. Первым спился парторг «Сельхозтехники». За какой-то месяц он дошёл до того, что стал выпивать с булдырями за магазином, и выделывать ногами кренделя по дороге в свой кабинет. Управляющий одёргивал его и стыдил, но ничего не помогало. Дошло до райкома, и его сняли с работы, после чего он ушёл в такой запой, что начал воровать дома вещи. Но это было только начало. Вслед за ним начали по очереди спиваться все парторги в районе, и колхозные, и те, что работали на предприятиях. Их снимали, ставили других, но не проходило и двух месяцев, как вновь назначенные оказывались под забором в непотребном виде. Чисто эпидемия. Самое интересное, что если кого-то из них исключали из партии, то они сразу бросали пить, и возвращались к нормальной жизни, но если их восстанавливали в рядах, они тут же пускались в загул. Парторг бабник допился до белой горячки, и попал в психушку. Жена хотела вернуться к Лихолаю, но он её и на порог не пустил. Ходили слухи, что из-за всего этого первый секретарь райкома хотел застрелиться, но его вовремя куда-то перевели. И вот такое непотребство продолжалось в районе два года.

Старые люди сразу сказали, что это «сделано», да и начальники потихоньку стали к ворожеям захаживать. А потом Лихолай отбил у одного запившего парторга молодую жену, и уехал с ней из района. И наваждение закончилось. Пьющих парторгов выгнали, а новые уже не пили. Вот тут и стало ясно, кто на них порчу наводил. Поговаривали, что финны вообще народ колдовской. А секретарь райкома с тех пор моральное разложение коммунистов пресекает на корню, и очень жестоко.

– Всё это интересно товарищ капитан, только мы ведь в современном городе живём, с радио и телевизором, тут колдовству не на чем привиться, да и Коновалов не финн.

Однако после следующей встречи с Коноваловым его скептическое отношение к сглазу изменилось. Впрочем, Родиону в этот раз тоже досталось по полной программе.

В журнале «Ирреальный мир» Даша прочитала заметку под названием «Иногда они возвращаются». В ней говорилось о женщине, встретившей в городском транспорте давнего знакомого. Она с ним перебросилась парой слов, и вышла из автобуса на своей остановке. И тут её пронзил ужас, женщина вспомнила, что этого мужчину схоронили лет тридцать назад, то есть она только что разговаривала с покойником. А когда появился Коновалов, Даша перечитала ему эту заметку, и сказала, что история очень похожа на его автобусную встречу с давней знакомой фармацевтом Женей. Родион согласился, и Даша попросила рассказать об этой Жене:

– Дядя Родион! Чем вы так достали бедную девушку, что даже через столько лет она бросилась на вас с кулаками?

– Я-то ей как раз ничего не сделал. Это характер у неё такой гордый и самолюбивый. Жене показалось, что я её бросил, а это для неё было непереносимо. Я даже не подозревал, что нанёс ей такую рану, причём невольно. Наоборот, мне всегда казалось, что она меня бросила.

– А как вы познакомились?

– История интересная. Я хорошо её запомнил, потому что в тот вечер избавился от одного дурацкого заблуждения. Женя была самой первой красивой блондинкой, которую я увидел.

– Подождите дядя Родион! Разве до этого вы не встречали красивых блондинок? Такого быть не может! Вы же не в племени «Мумбо-Юмбо» обитали.

– Ну, почему? Встречал, конечно, и в большом количестве, только до этого я не знал, что они красивые.

– Как это?

– Честно говоря, неудобно, и даже стыдно признаваться в этом диком заблуждении, но до знакомства с Женей, я с детства был уверен, что блондинки не могут быть красивыми.

– Да почему?

– Даже сам не знаю, как это получилось. Моя система оценок женской красоты возникла как-то стихийно. Должно быть, в ранние годы чьё-то мнение по этому вопросу отложилось в моём сознании, да так в нём и продержалось много лет. По тогдашним моим понятиям красивыми или некрасивыми могли быть только брюнетки. Рыжие и шатенки были вроде второго сорта, а блондинки числились никакими. Они вообще не входили в систему, были за скобками. То есть они не могли быть красивыми или некрасивыми. Этих своих взглядов я никому не навязывал, и никогда о них не рассказывал. Не то чтобы держал это в тайне, а просто случая не подворачивалось, и к слову не приходилось. Для меня это было в порядке вещей, и жить не мешало, ведь красивых брюнеток вокруг немерено. Но рано или поздно этот случай должен был произойти, и он произошёл.

Пошли мы как-то раз с Метисом на танцы. Стоим. На девушек смотрим. Метис говорит:

– Гляди Родион, какая красотка!

И показывает на высокую девушку с пышной причёской, стоящую в углу танцплощадки с невысокой подружкой. Я ему отвечаю:

– И чего ты в ней увидел? Она же блондинка.

Метис посмотрел на меня как на сумасшедшего, но потом его взгляд стал заинтересованным, и он принялся меня расспрашивать. Вот тут я ему и выложил свои понятия о типах женской красоты. Выслушав, он захохотал, а потом говорит:

– Я знал, что ты дикий, но не думал, что до такой степени. Идиот! При чём тут цвет волос? Ты только глянь, какие формы, какая грудь и какие ножки! А про волосы я вообще молчу, такие красивые от природы и некрашеные не часто увидишь. Надо же! Весь мир без ума от Мэрилин Монро, а он блондинок за людей не держит!

В его словах был определённый резон, и я задумался. Вскоре объявили «белый танец», и сбоку меня тронули за рукав.

Оборачиваюсь, а это та самая блондинка меня приглашает. У Метиса челюсть отвисла. И вот когда я увидел её вблизи, то у меня как будто повязку с глаз убрали, и в этот момент я понял, что девушка чудо как хороша. Причём хороша именно своей белокуростью. Нет, будь она брюнеткой, то тоже ничего, но очаровательный эффект был бы не тот. Зазвучала песня «Ночным Белградом» на мотив «Маленькой девочки», и мы смешались с толпой из танцующих парочек. Всё было не просто так. Оказывается девушки очень зоркие и чувствительные к проявлению внимания. Женю заело, что после того, как мы посмотрели на неё, Метис захохотал, и она решила узнать, в чём дело. Строго поглядев на меня, она спросила: