– Молодой человек, скажите, что в моей внешности смешного?

– Ничего.

– А почему ваш приятель смеялся? Что его во мне его так развеселило?

– А-а, это он надо мной смеялся, над моим идиотизмом.

– Вот как?

– Ну, да. Он сказал, что вы красавица, а я не согласился. Наверное, я тогда и, правда, был дураком.

– Очень интересно. А теперь, значит, вы поумнели.

– Ну, это вряд ли, за минуту не поумнеешь. Я прозрел. Вот глянул на вас, и меня как будто по башке стукнули, а ведь блондинки тоже красивыми бывают. Как вы, например.

– Ага, а раньше вы так не считали?

– Вот именно, что не считал. Даже в голову такое не приходило.

И я честно рассказал о своих заблуждениях. Должно быть, ей понравилась моя непосредственность, но главную роль сыграла оценка её внешности. Всё-таки не каждая девушка выглядит так, что при одном только взгляде на неё, человек прозревает. Вот так я и познакомился с Женей, студенткой фармацевтом.

– Дядя Родион, а может и она запала на вашу внешность?

– Ну, не думаю, что при виде меня она испытала потрясение, хотя в костюме я смотрелся неплохо, и осуждающих взглядов не заметил. К тому же впечатление подпортил неудачно выбранный ритуальный рассказ. Во время провожания, я пересказал ей статью о производстве бумаги, начиная с лесозаготовок. Вижу, что она слушает с недоумением, а остановиться не могу. Но девушка она была вежливая, и в тот вечер ничего не сказала. Более того, согласилась встретиться снова. Но этот рассказ не давал ей покоя, и на следующем свидании поинтересовалась:

– Родион, а зачем ты мне про бумагу рассказывал?

– Да не в бумаге дело, это я себя показывал.

И объясняю ей назначение ритуального рассказа. Когда она поняла, то рассмеялась:

– Странный у тебя метод знакомства. И много девушек ты так охмурил?

– Нет ещё, не успел. Я же ведь молодой, и девушек у меня толком не было.

– А без толку?

– Дружил тут с одной, а она меня из-за милицейской формы бросила.

И я рассказал про Таню. Эта история здорово развеселила Женю, и к этой теме мы больше не возвращались.

Женя оказалась девушкой самолюбивой, временами экспансивной, и, к моему удивлению, ревнивой. Ведь по всем данным ревновать должен был я. Поэтому дружба наша была несколько напряжённой. Женя не решалась на близость, и месяца два мы только целовались и обжимались на улицах, но вот настал день, когда она решилась пригласить меня к себе домой, воспользовавшись отсутствием родителей. Уж этот день я не забуду никогда.

Эту историю Коновалов не любил вспоминать, потому что это было самое страшное приключение в его жизни. Хотя в тот день ничего не предвещало неприятностей. Более того, утренний звонок от Жени наполнил Родиона оптимизмом. В это воскресенье её родители собрались после обеда в гости, и Женя впервые пригласила Родиона к себе домой. Он подумал, что это приглашение означает конец поцелуйного периода, и обрадовался. К тому же холодная осень не располагала к длительным прогулкам при луне. Хотелось тепла и уюта.

Женя с родителями обитала в частном доме в районе «1 линии» почти на границе Нахичевани. Дом стоял на тихой улочке, пересекающей спускающиеся к реке так называемые «Линии». До троллейбуса на улице Советской было недалеко, но Женя заставляла Родиона провожать её кружным путём. Обычно они спускались по улице «7 февраля», затем поворачивали налево, но метров за пятьдесят до дома Женя всегда прощалась. В этот раз всё обещало быть по-другому.

Родион прибыл в два часа дня на автобусную остановку, где его уже ждала любимая девушка. На этот раз они пошли к дому коротким путём. Женя держала Родиона за руку, и лукаво поглядывала на него при ходьбе. Однако временами на её лицо ложилась тень озабоченности. Метров за сто до дома Женя остановилась, и сказала:

– Родион, миленький! Ты здесь постой за углом, подожди минут десять, от силы пятнадцать, а я сбегаю на разведку, и если родители ушли, то дам знак.

Родион топтался недалеко от угла, и нетерпеливо поглядывал на часы. В его голове проплывали сладостные картины предстоящего свидания. Минут через пять за его спиной в плотном заборе открылась калитка, и оттуда показалась среднего роста тётка лет сорока в домашнем байковом халате. Она приблизилась к Родиону, и начала его просить:

– Молодой человек! Мне надо тяжёлое зеркало на стену повесить, а сил нет. Выручи одинокую беспомощную женщину, и тебе воздастся!

Тётка не выглядела хилой и болезненной, а потому сочувствия не вызывала, и Родион с заметным раздражением сказал ей:

– В другой раз мамаша. Сейчас некогда.

– Да там дела на полминуты. Пока мы тут разговариваем, пять раз можно повесить. Такому здоровому парню на раз плюнуть, а мне проблема.

Родион понял, что баба не отстанет, и, чтобы отвязаться от неё, решил исполнить просьбу. Он выглянул за угол, вернулся и сказал:

– Ладно, давайте показывайте, только быстро.

Женщина обрадовалась и засеменила во двор, показывая дорогу. Средних размеров кирпичный дом из-за низкого фундамента казался вросшим в землю. Небольшие окна были закрыты ставнями. Внутреннее убранство свидетельствовало о скромных доходах хозяйки. В горнице единственным предметом мебели была простая металлическая узкая кровать, стоящая почему-то посреди комнаты. Белёные стены на метр от пола были окрашены зелёной краской, что придавало этой комнате учрежденческий казённый вид. Везде горело электричество. Женщина показала рукой на спальню, и зашла туда следом за Родионом. Старое зеркало в массивной деревянной раме стояло на полу возле стенки, в которую на высоте были забиты два специальных штыря. Предмет оказался не таким уж и тяжёлым. Родион легко поднял это зеркало, осталось только повесить его на штыри, но в этот момент он почувствовал укол в ягодицу. Рефлекс сохранения вещей сработал, Родион осторожно поставил зеркало на пол, и только потом обернулся. Эта задержка дорого ему обошлась. Тётка стояла в дверях и прятала в карман халата стеклянный шприц. Сосредоточенно-хищное выражение лица выдавало её истинную сущность. Родион заорал: – «Ты чего мне вколола сука?», и шагнул к ней, но она выскользнула за дверь, и подпёрла её снаружи деревянной шваброй. Не разумом, а каким-то седьмым чувством Родион понял, что угодил в какую-то непонятную ловушку, из которой нужно немедленно выбираться любой ценой. Он принялся таранить дверь плечом. После нескольких мощных ударов швабра сломалась, и он вылетел в горницу, но в этот момент хлопнула входная дверь, и в ней щёлкнул замок. Родион принялся и за эту дверь, но когда она затрещала, с той стороны её опять чем-то подпёрли. Тут Родион взглянул на окно, и пожалел, что сразу о нём не подумал, ведь любое окно вышибить легче, чем двери. Проклиная инерцию мышления, он двинулся к ближайшему окну, но его ноги вдруг сделались ватными, движения замедлились, а в голове раздался странный звон. Неудержимо захотелось прилечь, и, взявшись за подоконник, он сел на пол и заснул.

Родион очнулся на той самой кровати посреди горницы. Он лежал на спине абсолютно голый, даже без трусов на обычном ватном матрасе. Руки его были привязаны к железным уголкам кроватной сетки, а ноги к кроватной спинке… Позже он узнает, что именно так в психбольницах фиксируют сумасшедших. Поднять голову ему не давал железный ошейник на колодезной цепи. Один конец цепи бы прикручен к ошейнику сферическим болтом с гайкой, а другой конец был продет сквозь специально вырезанную дыру в матрасе, и внизу цеплялся карабином за кроватную перекладину. Просторный ошейник не затруднял дыхания, и не мешал вертеть головой, но и только. Звон в голове прекратился, но в глазах ещё туманилось.

Немного подёргавшись, он успокоился и задумался. Родиону было ясно, что ему сделали усыпляющий укол, но зачем? Происходящее выходило за рамки здравого смысла. Невольно вспомнилась мрачная городская легенда о благообразном дедушке и его улыбчивой бабушке. Как-то раз они заманили в свой тихий домик демобилизованного солдатика, угостили, а потом забили его на мясо. Первым делом они напекли пирожков, и разнесли их по соседям как поминание. Они попались на этом деле, но полсолдата успели съесть. Обстановка не вызывала оптимизма, и Родиону сделалось не по себе.