И всё бы ничего, если бы не алкогольная амнезия. Время, проведённое в состоянии автопилота, выпадало у Родиона из памяти. В зависимости от количества выпитого это состояние длилось от нескольких минут, до нескольких часов. Этот процесс казался Родиону неким скачком во времени и пространстве, а выход из состояния автопилота всякий раз оборачивался для него сюрпризом, и чаще всего, неприятным. Вот он сидит за праздничным столом, а потом вдруг оказывается в поезде, который едет неизвестно куда. Или просыпается в чужом доме у совершенно незнакомых людей. Но это ещё ничего. Однажды после банкета на дне рождения своего начальника, он пришёл в себя идущим по пустынной ночной дороге неведомо куда. Вокруг была глухая степь, а плечи оттягивал мешок неизвестного происхождения с двумя живыми поросятами. Только на другой день он узнал, что находится в восьмидесяти километрах от дома. В станицу он смог вернуться лишь через неделю. Очнувшись в незнакомом месте, Родион замирал, и начинал вспоминать предыдущие события. Это удавалось не всегда, и во многих случаях ему приходилось вести расследование с изучением улик и опросом свидетелей. Но даже это помогало не всегда, и некоторые события для него навсегда остались тайной. Однако выпивал он крайне редко, и в молодости этим явлениям особого значения не придавал.

Родион приехал в станицу на выходные как раз к началу сезона консервирования овощей и фруктов на зиму. Мать ему обрадовалась, и после обеда отправила его до одной своей торговой подруги за дефицитными в ту пору крышечками для закатывания стеклянных банок. Эта подруга работала на автолавке, и жила довольно далеко. Крышечки были упакованы в картонную коробку средних размеров. Взяв коробку подмышку, Родион зашагал домой. На Январской улице его захватил дождь, и коробка подмокла. Некогда самую грязную улицу замостили, но тротуаров ещё не проложили. Переждав дождь под большой акацией, промокший Родион заторопился дальше, но большого дома за синим забором коробка лопнула, и часть крышечек упала в грязь. Но не успел он за ними нагнуться, как из калитки выскочила корпулентная тётка лет сорока, и, невзирая на свои немалые габариты, проворно начала собирать крышечки в фартук, приговаривая: – «Не переживай Родя, сейчас помоем твои крышечки, и они станут как новенькие». Собрав крышечки, напористая женщина схватила ошалевшего Родиона под руку, и едва ли не силой затащила его в дом. Вырваться и убежать от явно ненормальной тётки Родиону помешала мысль о попавших в плен крышечках. Энергичная женщина с редким именем Манефа суетилась как на пожаре. Она высыпала крышечки в тазик и приказала вымыть их двенадцатилетней дочери Фаине. Старшей дочери восемнадцатилетней Тамаре было приказано ухаживать за Родионом. Своим длинным носом, скошенным подбородком и гладко зачёсанными светлыми волосами она напоминала Родиону гусыню, и совершенно ему не нравилась.

Вскоре Родион сидел за столом укрытый пледом. Тётя Манефа приняла все меры, чтобы промокший Родион не простудился. Он пытался уверить мнительную хозяйку, что промокал под дождём сто раз, и не болел после этого. Что он вообще ни разу в жизни не болел, в том числе и простудой, но тётя Манефа его не слушала. Она чуть ли не силой укутала его пледом, и ловко накрутила ему на ноги байковые портянки. А для гарантированного предотвращения возможного насморка было решено дать Родиону выпить. На его отговорки тётя Манефа сказала: – «Я знаю Родион, что водку ты не любишь, а уважаешь коньячок», и на столе тут же появилась бутылка трёхзвёздочного напитка. Такая осведомлённость посторонней женщины сильно его удивила, и он начал подозревать, что здесь не всё так просто. Первый стаканчик он выпил в надежде отвязаться от назойливой хозяйки, но не тут-то было. Всё завертелось в бешеном темпе, и не успел Родион что-либо предпринять, как стол оказался уставлен тарелками с холодцом, колбасой, пирожками и фруктами в большой вазе. На зов тёти Манефы из недр дома появился её муж с бутылкой самогона в руке. Было заметно, что этот худой мужичок сорока с лишним лет давно смирился с ролью статиста при своей энергичной супруге. За весь вечер он не сказал ни слова. За исключением Фаинки, надраивающей Родионовы крышечки, все расположились в горнице за столом, и тётя Манефа объявила тост за дорогого гостя. Пришлось выпить ещё один стаканчик. Родиону подливали коньяк, а тётя Манефа с мужем довольствовались самогоном.

Ласково улыбаясь, тётя Манефа спросила:

– Родион, как тебе наша Тамара? Симпатичная?

Родион покосился на сидящую рядом Тамару, затем глянул на её внушительные ногти, и ответил как можно дипломатичнее:

– Да ничего так девушка. Вполне.

Тётя Манефа всплеснула руками, и заголосила:

– Ой, как хорошо! Ведь наша Тамарочка тоже тебя любит! Правда, доча?

– Да, мамочка.

Тамара густо покраснела, повернулась к Родиону, и неловко чмокнула его в щёку. Родион сделал движение увернуться, но было уже поздно. В двери заглянула Фаинка, и позвала мать. Тётя Манефа вышла из комнаты, но быстро вернулась. Родион уже поднялся уходить, но она посадила его на место, и сказала, что крышечки перемыты, уложены в новую коробку, и отправлены с Фаиной к нему домой. Он снова сделал попытку удалиться, но тётя Манефа сказала, что сейчас к ним придёт его мать, и ему не надо никуда уходить. Родион спросил:

– Зачем?

– Как это зачем? Мать должна знать на ком сын женится.

– Кто женится?

– Ой, Родион! Ну не надо так поворачивать. Только что чувства открыли, перед родителями поцеловались, всё яснее ясного. Чего тебе ещё надо? Господи! Да какая ж вы красивая пара! Вот уж Гавриловне радость будет. Где она такую невестку ещё найдёт? Наша Тамарочка такая рукодельница искусница, каких поискать!

К великой радости тёти Манефы Родион только кивнул головой. Она поняла, что коньяк начал действовать, и победа не за горами. Впервые в жизни Родион выпил триста грамм крепкого алкоголя, с непривычки опьянел, и перешёл в состояние «робота». Он утратил волю к сопротивлению, и общение с внешним миром свёл к размеренным кивкам головой.

Фаина отдала крышечки Родионовой матери Полине Гавриловне, и на вопрос о том, где сам Родион, ответила, что он сейчас женится на её сестре Тамаре. Родионова сестра Нина сказала: – «Ух, ты», и побежала на огород сообщить горячую новость бабушке Фросе. Мать подумала, что ослышалась, и начала спрашивать девочку

– Как это, женится?

– Обыкновенно. Все сидят в горнице за столом, празднуют, и вас ждут.

– А он давно вашу Тамару знает?

– Нет. Сегодня познакомились.

– И вот так сразу же и свадьба?

Фаина по-взрослому вздохнула, сморщила лоб, и повторила чьи-то слова:

– А чего ждать? Пока молодость пройдёт?

У Полины Гавриловны закружилась голова, и она села. История выглядела полным бредом. Иногда люди женятся быстро, но всё-таки не по дороге из магазина домой, и вдобавок на незнакомой прежде девушке. Матери стало ясно, что Родион куда-то влип. Она сняла фартук, и в чём была пошла вслед за Фаинкой. В отличие от Родиона мать знала тётю Манефу, и знала не с хорошей стороны. Тётя Манефа встретила её во дворе, и заголосила:

– Здравствуй свашенька дорогая! Как хорошо, что ты пришла! У нас такая радость, такая радость! Но не обессудь Полина, Родион теперь у нас будет жить, уж не обижайся.

– Чего ты городишь Манефа? Он в городе живёт, на заводе работает, и в понедельник ему на смену выходить.

– И на что ему тот завод сдался! В станице работы хватит.

Зайдя в дом, и увидев сына за столом, Полина Гавриловна сразу поняла, что Родион не в порядке. Таким она его ещё не видела. Родион был каким-то деревянным. Даже холодец он ел как-то механически. Он делал это без отвращения, но и без удовольствия. Посмотрев на мать пустым взглядом, он отложил вилку, и степенно кивнул ей головой. Полине Гавриловне даже в голову не пришло, что Родион просто-напросто пьян, так как внешне он не походил на обычного пьяного человека. Тётя Манефа назойливо приглашала сесть за стол, но мать не обращала на неё внимания. Глядя на Родиона через стол, она спросила его: