Подавшись вперед к двери вестибюля, он не смог идентифицировать звук, понимая лишь одно — он исходил снаружи.

Если бы это были лессеры, то они бы ломились внутрь, а этот стук нельзя назвать громким или требовательным.

Поставив портфель на пол, Сэкстон обмотал шарф вокруг шеи, заправив концы в пальто в районе груди и застегиваясь на пуговицы.

А потом он открыл дверь…

Ветер со снегом ударил прямо в лицо, зрение затуманилось от жгучего холода. Но вскоре помехи исчезли. В следующую секунду, порыв устремился в другую сторону и, подобно рок-звезде, ведущей за собой толпу, снежинки последовали за своим лидером, оставляя за собой пустоту, открывающую для него обзор.

Шшшш. Бросок. Шшшш. Бросок. Шшшш. Бросок…

Ран кидал снег через плечо мощными движениями без единого признака усталости, он создавал тропу от парадного входа в сугробах высотой в три-четыре фута… невольно задумываешься, ради чего он старается. В любом случае до рассвета к ним никто не приедет и, уж определенно, в дневное время, даже несмотря на затянутое облаками небо…

У него было невероятно мощное тело.

Сэкстон, наблюдая за его движениями — выпад вперед, оттяжка назад, снова и снова — почувствовал, как что-то зашевелилось внутри него… и это было удивительно. После того как Блэй пронесся по его жизни, оставив после себя замерзший разрушенный ландшафт, Сэкстон особо не обращал ни на кого внимания. Да, в его жизни был секс, но он быстро обнаружил, что это нисколько не приглушало его боль, и никто не трогал его сердце. И вот он, стоит посреди снежной бури, оценивая размах плеч, разворот торса и мощные ноги.

Словно почувствовав его присутствие, Ран обернулся.

— О, прости, я загораживаю тебе путь.

— Вовсе нет.

Подул ветер, прогоняя поток снежинок между их телами. Потом Ран внезапно отступил в свежевыпавший снег и устроил лоток лопаты у ног. Опустив голову, он обхватил древко, принимая позу слуги, готового ждать до рассвета — или до смерти — пока мужчина с более высоким социальным статусом пройдет мимо.

— Что ты делаешь на улице? — спросил Сэкстон.

Ран удивленно поднял глаза.

— Я… нужно расчистить дорогу.

— У Фритца есть снегоуборщик.

— Он занят по дому. — Мужчина снова опустил взгляд. — И я хотел помочь.

— Он знает, что ты занимаешься этим?

Глупый вопрос. Несмотря на социальный статус Рана до переезда, сейчас мужчина был гостем Первой Семьи, а проживая в доме в таком статусе и занимаясь при этом чисткой снега в шторм? Дворецкого хватит удар.

— Я никому не скажу. — Сэкстон покачал головой, хотя мужчина даже не смотрел на него. — Обещаю.

Эти глаза цвета ирисок снова посмотрели на него.

— Я не… я не хочу причинять неудобства. Но, по правде…

На них налетел очередной порыв ветра, и Сэкстону пришлось сместить вес, чтобы его совсем не унесло. Когда природа угомонилась, Сэкстон все ждал, что Ран закончит фразу.

— Ты можешь поговорить со мной, — сказал он, потому что мужчина хранил молчание. — Я — адвокат. Это мой профиль — хранить чужие тайны.

В итоге Ран просто покачал головой.

— Мне это не по нраву.

— Что именно?

— Жить здесь и… ничего не делать. — Мужчина скользнул взглядом по серому камню огромному особняка. — Это неправильно.

— Ты — почетный гость.

— Нет, это не так. Так не должно быть. Я не хочу…

Когда мужчина снова замолк, Сэкстон подтолкнул его:

— Чего ты не хочешь?

— Я не хочу быть бесполезным. — Мужчина нахмурился. — Ты действительно собираешься уходить в бурю?

— Я выгляжу таким хрупким?

Ран низко поклонился.

— Прошу прощения. Я не хотел оскорбить тебя…

— Нет, нет. — Сэкстон шагнул вперед, протягивая руку, чтобы, может, успокоить парня. Но вовремя остановил себя. — Я просто шучу. И со мной все будет хорошо. Спасибо за заботу.

Повисла неловкая пауза. И, воистину, было невозможно не заметить, как снежинки приземляются на эти темные волосы, покрывают массивные плечи… а в воздухе чувствовался запах, дурманящий, сексуальный аромат здорового мужчины, занимающегося физическим трудом… и, Боже, посреди бури, при виде этого сурового профиля хотелось расслабить шарф.

— Мне стоит поторопиться, — сказал Сэкстон хрипло. — Оставайся здесь сколько хочешь. Нельзя держать все в себе.

На этой ноте он дематериализовался под вой ночи.

И путешествуя потоком молекул, он смутно подумал, что к следующему вечеру вся гора может быть расчищена от снега.

У Рана определенно хватит сил для этого.

В комнате физиотерапии в учебном центре, Ново вела внутренний спор с собой, прижимая мобильный к уху и прислушиваясь к щебетанью в трубке:

— … рада слышать тебя! О, Боже, сто лет прошло. Ну, с тех пор, как ты переехала и…

Когда голос ее сестры зашелся пением, Ново закрыла глаза и запрыгнула на массажный стол. «За» то, чтобы перезвонить, было решение оторвать уже пластырь с проблемы, которая все равно никуда не денется: ничто не будет грызть ее по ночам, если она перестанет откладывать неизбежное.

Когда Софи что-то хотела, то могла быть прилипчивой, как свежий слой краски.

«Против»? Ну, очевидно же. Женщина звонила, только когда ей что-то было нужно, и приторно-сладкая прелюдия к просьбе являла собой игру в дешевой мыльной опере, приправленной хорошей долей нарциссизма. А если сказать, что женщина могла бы и пропустить это дерьмо и перейти к сути? Тогда тебе выпадет честь прослушать часовой слезливый монолог, такой же искренний и трогательный, как посты ботов[13] в интернете.

Так что да, как бы ни было больно, намного эффективней позволить Софи провальсировать эту преамбулу. И это напомнило Ново о рекламе «Тамс»[14], где человек съедает что-то, что просится назад и задает жару. Но в ее случае приемы ниндзя показывает «Самсунг», прижатый к ее уху.

— Мама с папой так рады за меня и Оскара. В общем, я хочу, чтобы ты была подружкой невесты.

Стоп…. Чтооооооо?!

Когда по телу пронеслась волна жидкого холода… так всегда бывает, когда твоя лучшая-во-всем сестра звонит и сообщает, что выходит замуж за твоего бывшего… а ты отвлекаешь себя раздражением на Софи, которая настойчиво называет родителей человеческими терминами. Да ладно. Нужно ли притворяться человеком только потому, что считаешь это крутым?

Подружкой невесты? Что за хрень? Они собираются сочетаться по человеческой традиции, не вампирской?

— Ново? Алло? Ты слышишь меня?

Она прокашлялась.

— Да, слышу…

— Знаю, ты, должно быть, шокирована. — Голос Минни Маус понизился до уровня Мишель Таннер[15]. — Ново, я понимаю, что это, наверное, неудобно для тебя. Но ты моя сестра. Без тебя эта ночь не станет главной в моей жизни.

Понимай как: мой триумф над полученным трофеем не будет полным без тебя на этой церемонии награждения.

— Ново?

На мгновение она закрыла глаза и представила, что говорит от всего сердца: я уже знаю, что ты выиграла. Ты заполучила его, он твой. Давай озвучим это раз и навсегда и будем жить дальше?

О, и это известие не стало шоком. О неловкости нет и речи. На самом деле, это «счастливое» объявление стало кульминацией того, чему Софи положила начало два с половиной года назад. Единственный незначительный сюрприз состоял в том, что у нее ушло так много времени на то, чтобы затащить Оскара под венец.

— Пожалуйста, Ново. Ты должна быть там.

Нет, на самом деле, не должна. Самое здравое решение — вежливо отклонить предложение, пожелать женщине счастья и притвориться, что она не будет связана официальными родственными узами с мужчиной, который бросил ее и ушел к ее сестре.

К несчастью, это отговорка. Трусливое бегство. Большая часть Ново, та часть, которая отказывалась сдаваться, не позволяла себя бить, которая скорее лишится руки, чем позволит себе потерять лицо или гордость, эта часть приказывала ей идти.