— Спасибо, — прошептал он.
Сэкстон покачал головой.
— Кажется, благодарить тебя должен я.
Нет, подумал Ран. Едва ли.
Он наклонился и поцеловал мужчину. Когда кровь начала снова закипать в венах, он понял, что пора уходить… иначе застрянет здесь навсегда.
— Это я в первую очередь тебе благодарен, — прошептал он в губы Сэкстона.
Глава 21
— Кто такой Оскар?
Ново окончательно проснулась, когда услышала шепот возле своего уха. Поначалу, она не могла понять, на чьей теплой груди растянулась… но быстрый вдох решил эту проблему. Пэйтон. Они с Пэйтоном были…
Да, в больничной палате. Она все еще в клинике, восстанавливается после операции.
Подняв голову, Ново посмотрела на мужчину, которого использовала в качестве подушки. Пэйтон, казалось, совсем не возражал против этого, его обнаженное тело было расслаблено, веки опущены, раны на горле уже начали исцеляться. На полу, словно павший солдат, валялся его смокинг, костюм был разбросан по элементам там, где их снимали.
Его член, тоже истощенный, покоился на бедре.
У нее возникло ощущение, что он придет в боевую готовность за секунду.
— Любовник? — спросил Пэйтон.
— Кто?
— Оскар. Ты только что произнесла его имя во сне.
— А. Да никто.
— Правда? Ты казалась расстроенной… ну или твой голос.
— Наверное, кошмар на ровном месте.
— Ну да. — Он смахнул прядь волос с ее щеки. — Могу я спросить кое-что?
— Конечно.
— Не хочешь как-нибудь сходить на свидание?
Ново выгнула бровь.
— Свидание?
— Ага. Ужин. Танцы. В таком духе.
— Как думаешь, секс есть в этом списке?
— Я на это надеюсь.
— Тогда может быть.
Его улыбка проникла в ее сердце, как тот кинжал — медленно, уверенно, возбуждающе.
— Люблю вызовы.
— Я — не вызов.
— Ты и простота — несовместимые вещи.
— Тебе никогда не победить меня. В этом причина.
— И это ли не вызов?
— Нет, это называется кирпичная стена. Но ты всегда можешь попытаться.
— В один прекрасный день, — он вскинул вверх большой палец. — … я достучусь до тебя.
— Спроси у себя, почему тебя вообще это волнует? Добьёшься большего успеха, гарантирую…
— Ведь она стоит куда выше меняяяяя, она недосягаемаааа[52]…
Ново отшатнулась и попыталась перебить его вопли:
— Зачем ты запел?
— А она так прелеееестнаааа….
Ново рассмеялась.
— Ты ненормальный, ты в курсе…
— Как Клеееопатраааааа, как Жаннааааааааа д'Aрк…
— Боже, у тебя совсем нет слуха.
Когда она закрыла уши руками, он только прибавил громкость.
— …или Афроооодииииитааааа…
Обхватив ее руками, Пэйтон целовал ее, снова и снова. Но дело было не в сексе. Казалось, ему нравился тот факт, что она смеялась, и это соприкосновение губ было единственным способом сказать ей об этом.
— Почему ты такой шизанутый? — спросила она ему в губы.
— Потому что я готов на все, чтобы увидеть твою улыбку.
— Почему для тебя это важно?
— Разве может быть иначе?
Ново закатила глаза.
— Слушай, тебе надо прекратить.
— Я уже. Я ведь перестал петь. Но если хочешь, чтобы я исполнил весь свой репертуар Wham![53], то я готов хоть сейчас. Кстати, я также хорош с «Flock of Seagulls»[54].
— Я говорю о твоем очаровании. Ненавижу его. Просто будь собой.
— А что, если это и есть я?
— Несостоявшийся ресторанный певец?
— Тот, кто хочет быть причиной твоей улыбки.
Ново оттолкнулась от него и села… насколько это позволила капельница.
— Думаю, тебе пора.
Пэйтон просто закинул руки за голову и продолжил лежать на койке, словно лев под солнцем. Но он — не король джунглей, и, алло, солнце заменяли флуоресцентные лампы в ванной комнате.
Черт возьми, взлохмаченные светлые волосы и сонные голубые глаза были чересчур манящими. Особенно с учетом того, что это — всего лишь вишенка на огромном куске обнаженного торта.
— Не могу, — протянул он.
Стоп, о чем они говорили? А, точно. Обаяние Пэйтона.
— Ты сто процентов можешь выключить это дерьмо.
— Кстати, сейчас два часа дня. — Он кивнул на часы на стене. — Дневной свет — та еще срань, поэтому ты не можешь выгнать меня. Как бы я тебя не раздражал, уверен, ты не захочешь иметь мою смерть на своей совести.
— Не стоит недооценивать свой талант бесить окружающих. — Ново указала на дверь. — И неважно, какое сейчас время суток, ты всегда можешь покинуть комнату.
— Заставь меня.
Она моргнула.
— Что…?!
— Ты слышала меня, крутышка. Отцепи от себя провода и вышвырни меня, как пакет с мусором. В ином случае мне слиииишком удобно здесь. В смысле, эта двухдюймовая подушка… я словно лежу на пачке с хлопьями… просто божественна. И не заставляй меня упоминать простыни. Я ведь выброшу все свои от «Porthault»[55], как только доберусь до дома, и заменю наждачной бумагой. Просто лежа и дыша, я отполирую себе задницу до блеска.
Ново едва смогла сдержать смех. Была на грани.
— Прекрати. Это не смешно.
— Нет? Ни капельки? — Он подмигнул ей. — Как насчет моей самой лучшей шутки?
Ново скрестила руки на груди… а потом внезапно застыла. Посмотрев на себя, она судорожно глотнула воздуха.
Пэйтон внезапно стал серьезным и сел.
— Что случилось? Я позову доктора…
— Нет, я в порядке.
Дрожащими руками она потянула завязки на сорочке. Ослабляя верхнюю, она развела полы… и, посмотрев на себя, едва слышно прошептала:
— Он исчез. Шрам… исчез. Исцелился. Мое сердце… исцелилось. Боли нет.
Пэйтон подался вперед. А потом протянул руку и провел пальцем по идеально регенерировавшей коже. Там не осталось даже отметины.
— Я не хотела умирать. — Она прокашлялась, но хриплость не исчезла. — Там. Когда это произошло… я не хотела умирать.
— Ты, кажется, удивлена.
Ново закрыла глаза.
— Это так.
— Мне жаль.
Пытаясь взять себя в руки, она отгородилась от сострадания.
— Ты уже извинился за свою ошибку.
— Нет. — Пэйтон покачал головой. — Мне жаль, что в твоей жизни был период, когда ты хотела умереть.
— Я никогда не говорила такого.
— Это не обязательно.
Прежде чем она попыталась закрыть эту тему, Пэйтон сделал нечто странное.
Пэйтон обхватил ее руки, отцепил пальцы от завязок, а потом перевернул их. Опустив голову, он одарил оба ее запястья легкими поцелуями. А потом взял завязки, которые она держала до этого… и, полностью сводя полы больничной сорочки, повязал идеальный, симметричный бант, две петли были одинакового размера, а концы одной длины.
Положив руку на ее сердце, Пэйтон прошептал:
— Я рад, что с тобой все хорошо.
Ново противилась ему. Недолго.
А потом сдалась.
***
Дневные часы все тянулись, а Пэйтон так и не заснул. Он неспешно гладил спину Ново, с каждой лаской все лучше изучая контуры выступающих позвонков и мускулов.
Он осознавал ее силу, разве могло быть иначе? Но под силой таилось много боли… и он испытывал острую необходимость узнать все ее тайны, забраться внутрь и помочь ей победить своих демонов. Но, да ладно, что он мог сделать для нее? В вопросах спасения утопающих он скорее напоминал дырявую лодку.
В какой-то момент он, должно быть, задремал, потому что его разбудили вопли того пациента с психическим расстройством. Прислушиваясь к подвываниям, он гадал, сколько можно протянуть в таком состоянии.
Посмотрев на часы, Пэйтон выругался. Пять вечера.
Черт, он не хотел оставлять Ново и уж точно не хотел идти на встречу, назначенную на полшестого. Но он давно привык делать то, что ему не нравилось.