- Орф - имеется в виду Орфей? - Тихо спросила Сандра.

Она четко чувствовала: она не только давно его знает, он родной, между ними теплота, между ними близость. Тем не менее, неуловимое воспоминание не сознания - подкорки - интуитивно отталкивало Сару от этого умного и очень-очень красивого мужчины.

- Слушай, - раздражённо сказал Алон. - Если тебе даны возможности медитировать и вникать, нельзя же вот так выбрасывать это на помойку. Ты, тренированая ясновидящая, азов не помнишь! Да, шестое чувство для человечества превратилсь в странный атавизм, нечто непознаваемое, недосягаемое, игра на вечеринке, способность охмурять для шарлатанов! И лично я уже вот теперь этому не удивляюсь. Конечно, если не только не развивали, а вообще перестали пользоваться... Даже ты... Оракул, называется...

Именно тем самым шестым чувством она вдруг поняла: у него есть право не только обращаться к ней "на ты", но и выговаривать; Сара и сама того не заметила, как стала неловко оправдываться, что и медитирует, и читает с Акаши (на это гость удовлетворительно хмыкнул), и лечит руками.

- Значит, недостаточно, - отрезал Алон. - Но об этом мы поговорим потом.

- Я тороплюсь, честно, - шепнула Сара.

- В резервацию, как же иначе, - презрительно угадал Полинер. - И каким же образом ты собираешься их защищать? Может, у тебя есть оружие?

- Нет у меня никакого оружия, - призналась девушка.

- Касс, - внушительно сказал Алон. - Если там начнется... избиение... - Он окинул ее долгим взглядом. - Ты только представь: на тебя прет разъяренная толпа. Слышать никто никого не хочет. Жаждут крови. Зачем тебе жертвовать собой? Что тебе эти обреченные на растерзание толстяки? Ты их даже не знаешь. Наконец, кто ты и кто эти людишки? Да пропади они все пропадом!

Сандра поняла: последний вопрос не только слышала не единожды, но знает наизусть и голос, и тон, которым оказался воспроизведен каждый звук.

- Кто я такая? - переспросила Сара, - кто я такая, чтоб спасать свою шкуру?

- Да с какой стати! - заорал Полинер. - Почему опять ты? Чем тебя так снова привлекает эта трижды проклятая амбразура!

- Извините, я, правда, тороплюсь, - окаменевшим голосом сказала Сара.

- Я, конечно, поеду тоже, - сообщил Полинер. - На этих всех мне плевать, - он вскочил и забегал взад-вперед по комнате, время от времени помогая себе взмахами указательного пальца. - Но на сей раз я ни на что не посмотрю, ни на твои великие убеждения... - Алон с сарказмом нажал на последние два слова, пробормотал: - ни на твоего... этого... - и закончил, набирая патетику и силу: - Не отдам тебя больше на растерзание. Уж найду способ разогнать банду злобных монстров... Не таких видывали! Да хотя бы в открытую - значит, появится еще один миф, пусть хоть десять!

Ей стоило огромного труда выдворить его из своего кабинета. Ундина Уайт была на сегодня очередным и последним посетителем.

Дина смотрела телевизор и нервно грызла орешки, пользуясь отсутствием Феликса: тот с утра укатил на работу. А на жену, похоже, махнул рукой. Видимо, понял: участь супруги предрешена, да ему, наверно, уже и не терпелось сплавить жену в резервацию.

Ундину же после демонстрации, которой сегодня весь день был занят экран, мысль о пристанище для толстяков пугать перестала: угрозой обернулись хозяева жизни. Молодой женщине было страшно слушать их выкрики, а искаженные ненавистью и злобой черты этих красивых поборников здоровья наводили ужас.

Но если Дина вчера почти успокоилась при мысли о резервации, то сегодня снова нервничала, страх подвергнуть опасности и лишить отца еще не рожденного ребенка вспыхнула с новой силой. Ундина с ужасом отбрасывала еду, но потом рука сама собой вдруг опять хватала горсть орехов и рот автоматически жевал, жевал и не мог остановиться. Хорошо, хоть не шоколад. И объяснения в любви с зеркалом помогать почему-то перестали.

Часы, как назло, не хотели двигаться. Может, есть смысл выйти пораньше и остановиться в какой-нибудь кафешке? Дина поежилась, посмотрев на себя в зеркало. А вдруг ее где-нибудь узнают и примут за жителя резервации? Вот ведь и ее собственное лицо примелькалось сегодня на экране. Кас-Сандра сказала: можно паркануться к гаражу ее дома. А дорога... Ну кто же вглядывается в окна автомобилей... Нет, это параноя. Просто обычная для интересного положения боязнь за ребенка. Все же лучше обойтись сегодня без кафешки, не подставляться.

Молодая женщина снова взглянула на часы.

К дому Кас-Сандры она подъехала на четверть часа раньше срока. Оставалось тихонько посидеть в машине, радуясь тому, что хоть пятнадцать минут не обязательно жевать. К самому гаражу приткнулся роскошный золотистый Мерседес. Вдоль домов с их непременными лужайками существовала пешеходная дорожка, отделявшая от них асфальт проезжей части, но Дина гулять не стала. Остановилась через дорогу на крошечном кусочке кромки загородного подобия тротуара и открыла водительское и верхнее, в крыше, окна машины.

Коттеджики здесь, компактные и без изысков, в отличие от других районов Сан-Франциско, походили друг на друга, как родные братья. Улочка казалась очень тихой и солнечной. Звуки моторов от авто с большого бульвара почти не прорезались. Воздух пропах ароматом скошенной травы и озерной свежестью. Бульвар упирался в пляж на океане, но дальше, за зоопарком, а здесь проходил чуть ли не по берегу озера, разделенного надвое узким перешейком, на котором красовалась лодочная станция. Дина знала эти открытые всем ветрам районы; казалось, совсем недавно Феликс возил ее повсюду, показывал местные красоты и гордился ими, будто сам все и создавал.

Очень скоро дверь нужного дома раскрылась, чтбы выпустить Алона Полинера. Дина сжалась, но он не заметил вчерашнюю свою гостью, даже не глянул в ее сторону. Красавец атлет вальяжно прошагал к элегантному Мерсу, уселся на водительское кресло и с места в карьер сорвался в сторону бульвара.

Вот и подошло время встречи. Молодая женщина поставила свою Короллу на место отъехавшего автомобиля, выключила мотор и вышла из машины. Заперла двери и двинулась ко входу в дом. Почему память вдруг снова подсунула мысль о Яшке? Цыган, худощавый, безбашенный и какой-то незащищенный мысленно возник перед глазами. На душе вдруг сделалось теплее. Дина вспомнила, что никогда не чувствовала этого тепла при мысли о Феликсе. Вообще никогда не чувствовала.

Дверь отперлась. Хозяйка с ярко-выраженной семитской внешностью: брови вразлет, иконописные глаза, мягкие светло-коричневые кудряшки, длинный с горбинкой нос, сочные губки, характерные лодыжки, крошечные ступни смотрят друг на дружку, - невысокая пышечка, округлые выпуклости, а их как раз, сколько и где полагается, намекают на мягкость и упругость одновременно, - ну никак не тянула она в представлении гостьи на роковую провидицу.

Улыбалась девушка сердечно, открытым и одновременно успокоительным жестом приглашая Дину в дом. Прежде, чем усадить клиентку в кресло, Сара подошла к ней поближе, взяла за руку теплой мягкой ручкой и снова улыбнулась, глядя в глаза. Ундина посмотрела в это распахнутое библейское чистосердечие и поняла, что проницательные лучи заглядывают ей в душу. И согревают ее.

Молодая женщина почувствовала, как все ее страхи понемножку отпускают, а сама она успокаивается и, в свою очередь, освобождает свои тревоги, отдавая будущее на волю провидения. Пусть случится, что должно, - эта мысль принесла облегчение. Дина окончательно расслабилась, даже размякла, и ком, который так давно стоял в горле, заставляя рот постоянно жевать, чтобы с едой как-нибудь проглотить и его, начал медленно рассасываться.

Перед Ундиной почему-то возникли очертания огромного рыбьего хвоста, который незамедлительно стал биться плашмя о воду. Откуда-то из подсознания выплыли образы русалок, их компания резвилась в волнах океана. Рядом с той, которая, видимо, была ею самой, задорно забрасывая вверх головку с треугольной улыбкой, плыла подружка, в которой по каким-то неуловимым признакам вырисовывалась Фиана. Совсем не такая, как сейчас, но узнать легко. Она.