- Еще как! - в ту же секунду отрапортовала раскрасавица. - Просто ты мне нагадила и забыла... А я все помню! Ведь это из-за тебя тогда он намылился к кентаврам! - Дада всхлипнула. - И сам погиб, и меня бросил... На растерзание... Как будто ты могла оценить его песни, как я.

Дина, совершенно ошалев, пожала плечами: - Да я вас впервые вижу! Господи, еще и кентавры какие-то...

Сильнее всего ее шокировали метаморфозы Алона Полинера от щедрого романтического красавца до... нет, невозможно даже определить степень хамства человека, пригласившего гостей для... чего???

- Кем надо быть, чтоб ТАКУЮ бросить, - подумал Феликс. - Она, конечно, не идеал собеседницы, но ни ума, ни такта от такой внешости и не требуется. - Уайт не мог отвести глаз от красавицы. - Да еще имя-то, имя какое. Дада - нарочно не придумаешь!

- Как же, разумеется, впервые, - с издевкой и горечью произнесла та. - Может, и не я потом показала ему тебя, уже замужнюю и с детьми? Это ж надо, хотела отомстить, а получилось? Как будто позарез мне нужно было то яблоко, червивое, ко всему прочему.

Алон ее перебил: - Фадита, придержи лошадей. Эвридика смертная, ты что, не понимаешь? В смысле, она все позабыла. Все предыдущие жизни!

- Ты ошибся, Аполлон! - с торжеством и неожиданно сама для себя воскликнула Дина. - Я помню себя Эвридикой, но только Феликс действительно не Орфей! Тут ты дал маху. И чтоб я уводила любимого от нее (Дина с победной ухмылкой показала побородком на Даду-Фадиту, в свою очередь) - не было такого!

Феликс изумленно уставился на жену. Та только сейчас начала соображать, что именно высказала лощеному хозяину яхты.

- А где тогда Орф? - завизжала раскрасавица. - Где этот подонок?

- Откуда ты знаешь? - недоверчиво поинтересовался Алон у Дины, не реагируя на выкрики Фадиты. - Вероятно, ты уже встретила его в этой жизни? Такой же бабник и пьяница?

- Где он? - вопила Дада.

- Зачем вы ищете Орфея? - спокойно спросила Дина.

- В рожу его наглую хочу плюнуть! - незамедлительно проорала та. - Мечтаю!

Алон снова сморщился: - Тебе лишь бы в кого-то плевать.

- Так зачем вы его ищете?

Полинер неопределенно пожал плечами: - Да просто хотел взглянуть, в кого он превратился в этой жизни. Все ли еще пытается со мной соревноваться. - Он снова пожал плечами. - Нет, это ж надо было ему - со мной состязаться!

Феликс теперь не мог оторвать глаз от собственной жены. Она то была собой, Диной Уайт, молчаливой, в меру насмешливой любительницей плотских утех, то преображалась в одухотворенную... Он никак не мог подобрать нужное слово. Воительницу? Амазонку? Тигрицу? Актрису? Пожалуй, кто перед ним - один бог знает. Да и знает ли?

- Ты не меняешься в своей жестокости, Аполлон! - (Уайт снова не сумел подыскать правильного эпитета к окраске эмоций своей супруги - презрительно? - это слово обозначало так мало) обличило хозяина яхты очередное перевоплощение Дины. - Что ты намереваешься с ним сделать? Кожу с него содрать?

Алон поморщился, в который раз за короткое время: - Да сдался он мне... С какой стати вы все вообще пристали к этому забияке - Марсию? - Все молча смотрели на Полинера, ожидая откровений, и те незамедлительно последовали. - Несколько тысячелетий назад случился у меня спор с одним... Философ доморощенный, тоже мне еще... Он пытался убедить меня в необходимости реинкарнаций эго для эволюции. Я же утверждал: таким образом эго скорее деградирует, в каждой жизни наживая себе новых врагов, новые комплексы и со всем этим новые недостатки. Никто не исправляется. Все наоборот. На примере этого щенка... Орфа... Хотел доказать свою теорию.

- Так и философ твой тоже здесь? -впервые за визит Феликс улыбнулся.

- Должен появиться, - кивнул Алон. - Во всяком случае, приз наш... переходящий из жизни в жизнь, по-моему, обнаружился... В Сан-Франциско... Философ всегда появляется, где она.

- Та женщина? - спросила Дина, которая снова была собой. - Любимая?

- Ну да, - кивнул Полинер.

- Приз переходящий, - уточнила Ундина.

Алон густо покраснел.

- Стоп! - пронзительно вскрикнула Дада. - Орф где?

- Да не знаю я, - Дина пожала плечами. - Я только о себе поняла, да и то недавно.

- Эвридика - ведь это символ любви, - подумал Феликс. - Лицо возлюбленной... Ничего, кроме еды, ее не интересует. Та самая, кого воспел мифический Орфей, превратилась в подобие жвачного животного. Как могла стать такою Эвридика? Стоп, выходит, вся история, изображенная в мифе, произошла на самом деле? А, кстати, что еще за намеки с яблоком?

- Ты нашел эту... свою? - брезгливо поинересовалась Фадита.

Алон кивнул и подошел к инкрустированному лакированому столику, на котором валялась газетная страница. - Вот, - похоже, ее объявление. - Он поднес ближе к стене-экрану страницу с объявлениями, одно из которых было обведено.

- Кас-Сандра, - прочитала красавица и с отвращением хмыкнула: - Мне-то она на кой? А ты, конечно, уже звонил? Призу своему?

- Пока нет, - гордо ответил Алон. - Но собираюсь, конечно.

- Можно взглянуть? - с замиранием сердца попросила Дина.

Ундина сама не знала, чего ждет от этой Кас-Сандры, но какое-то шестое чувство подсказывало: хуже не будет.

Кас-Сандра, она же Александра Гродман, родилась в Силиконовой Долине, в солнечном Калифорнийском городке с птичьим названием Купертино.

Родители ее, еврейские эмигранты из Москвы, родину свою ненавидели и иначе, как злобной мачехой не называли. Даже само слово "родина" вызывало у обоих рвотные рефлексы или, в лучшем случае, - саркастические замечания.

Единожды эмигрировав в Америку, никогда не возвращались в родные пенаты. И в Европу избегали ездить: - Они помогали нацистам убивать евреев! - возмущалась мама. - У всего этого континента руки в еврейской крови.

Папа немедленно подхватывал: - А о героизме евреев, об участии в Сопротивлении, о подвигах на фронте, о восстании в Варшавском гетто - обо всем этом забыли мгновенно, вернее, нарочно вычеркнули из памяти, ведь для всех так удобнее. Хоть в России, хоть во Франции... Не говоря уже о Польше... Придумали же издевательство, - "евреи сражались в Махачкале" - и уже сколько лет поют эту мерзость.

- Да? - вспомнила мама. - А речи на празднествах победы? Кого угодно вспомнили и благодарили за участие в борьбе и триумф успеха, только не евреев. Да одно это невозможно простить!

- Все по Сартру! - вздохнул папа.

Как-то в подростковом возрасте Сара наивно поинтересовалась, откуда антисемиты могут узнать, что папа с мамой евреи, ведь это в документах не написано.

- Бьют не по паспорту, а по морде, - тут же отозвался папа.

- У нас на носах написано, - одновременно объяснила мама.

- Религия написана на носу? - Не сдавалась Сара.

- Бедный мой ребенок, - вздохнула мама.

- В Европе быть евреем - не религия, как здесь, а раса, - отчеканил папа. - Которую отличают специфические черты лица.

- И узнают евреев соответственно по носам и по глазам, - закончила мама.

Когда Сандре было семнадцать, она сдуру написала на русском сайте знакомств красивому Питерскому парню. В ответ получила длиннющее матерное послание, полное проклятий пархатым жидам и тупым америкашкам.

Девушка долго плакала, стеснялась показать сообщение маме, но, в конце концов, показала, заодно расспросив, что такое пархатые, что такое жиды, почему американцы - америкашки, что это вообще такое и почему тупые. В смысле, разве мы все тупые? А заодно - что такое - дальше шло перечисление каждого матерного слова целым списком по отдельности, причем с сильным акцентом.

- А чего ты тогда ревела и стеснялась показать нам? - ввязался папа, которому онемевшая мама передала бразды правления.

- Почувствовала сильную злобу, - ответила Сандра, не задумываясь. - От самого духа сообщения. Не то, что там было написано, а то, чем оно дышало, как давило.