Миками был потрясен. Так вот оно что! Акаме нужно было чучело с каменной физиономией. Акама хотел подчинить себе СМИ, а не наладить с ними отношения. Он ненавидел представителей прессы.

Миками совсем не хотелось сдаваться. Если он будет слепо повиноваться приказам Акамы, управление по связям со СМИ будет отброшено на двадцать лет назад. Он чувствовал, что его реформы начинают действовать – их нужно продвигать дальше. Нельзя допустить, чтобы все его замыслы были погублены. Он сам удивился, насколько близко к сердцу принял все происходящее… Наверное, все дело в том, что он ощутил на себе дуновение ветра из внешнего мира. Как будто мощная стена отделяла полицию от общественности, а управление по связям со СМИ было единственным окошком, способным хотя бы чуть-чуть приоткрываться наружу. Конечно, и журналисты часто демонстрировали ограниченность или предубеждение, но, если закрыть окошко изнутри, полиция окажется полностью отрезанной от внешнего мира.

Миками понял: если он подчинится и станет играть роль чучела, как того хочет администрация, изменит самому себе. В то же время он не считал себя дураком, способным пойти против начальника, от которого зависят многие кадровые решения. Ведь вместо того, чтобы вернуть Миками в уголовный розыск, как было обещано, через несколько лет, его могут заслать в какой-нибудь заброшенный участок в горах, где о нем скоро все забудут. С другой стороны, если в будущем он все же вернется в уголовный розыск, то, что он противостоял самому директору административного департамента – второму по значимости человеку в полицейском управлении всей префектуры, – будет достаточно, чтобы оправдать его в «повторной судимости», и даже более того.

И Миками стал сопротивляться, правда с величайшей осторожностью. Он удвоил усердие, изображая верного подчиненного Акамы. Он вежливо выслушивал все замечания директора и осторожно выражал свое несогласие лишь в тех случаях, когда указания Акамы были совершенно невозможными. Кроме того, он постепенно приступил к реорганизации своего подразделения, меняя характер отношений полиции и СМИ.

Миками прекрасно понимал, что идет по тонкому льду. Он кожей чувствовал растущее раздражение Акамы. И все же упорно доводил до сведения начальства свое мнение. Вскоре он с удивлением понял, что опасность его подхлестывает. Уже полгода он делал вид, что не замечает пронизывающих взглядов Акамы. Миками испытывал прилив боевого духа. Возможно, он не побеждал, но и не проигрывал.

Но после бегства Аюми все изменилось.

Пепел с сигареты упал на стол. Он докуривал уже вторую… Миками взглянул на настенные часы. Краем глаза он видел профиль Курамаэ. Второе управление отказалось делиться сведениями. Означает ли это, что в уголовном розыске его больше не считают своим? Курамаэ ходил туда как представитель Миками. Все сотрудники «боевых» подразделений прекрасно осведомлены об этом.

Должно быть, дело в том, что он сам давно не поднимался в уголовный розыск и не общался с детективами. Ему все же приходилось подчиняться кое-каким требованиям Акамы.

Из коридора послышался шум.

– Пришли… – Сува и Курамаэ успели лишь переглянуться.

Дверь без стука распахнулась настежь.

Их тесную комнату заполнили журналисты из центральных изданий – «Асахи», «Майнити», «Ёмиури», «Токио», «Санкэй» и «Тоё». Кроме них, пришли и представители местных СМИ: «Д. Дейли», «Дзэнкен таймс», местного телеканала и радиостанции Д. Их лица были суровы. Некоторые откровенно бросали на него испепеляющие взгляды. Их напряженные позы также выдавали гнев. Миками опасался, что все его усилия, направленные на сближение с прессой, пошли прахом. По большей части репортеры были люди молодые: от двадцати с небольшим до тридцати лет. Миками невольно испытывал неприязнь к их молодости. Возраст позволял им так дерзко себя вести. В комнату гуськом вошли репортеры из «Киодо ньюс» и информагентства «Дзидзи-пресс». Пришел и представитель телерадиокомпании Эн-эйч-кей – ему не хватило места в комнате, и он топтался на пороге, вытягивая шею, чтобы лучше видеть.

Явились представители всех тринадцати членов пресс-клуба.

– Давайте скорее! – послышались из толпы недовольные голоса, и два стоящих впереди журналиста из «Тоё» сделали шаг вперед. В этом месяце они председательствовали в прессклубе и потому начали переговоры.

– Миками-сан! Во-первых, мы ждем от вас объяснений вашего вчерашнего неожиданного ухода, – заговорил Тэдзима, щеголявший в дорогом пиджаке.

Миками вспомнил, что ему удалось выяснить о Тэдзиме. Все сведения он записывал в блокноте. «Заместитель редактора «Тоё». Университет Х. 26 лет. В прошлом политикой не занимался. Крайне серьезен. Чрезмерно самонадеян».

– По словам Сувы, у вас заболел родственник. Может быть, и так – но оправдывает ли болезнь родственника то, что вы встали и ушли без единого слова? И, поскольку с тех пор от вас не было известий, я не мог не подумать, что вы обращаетесь с нами…

– Извините, – перебил его Миками. Ему не хотелось вспоминать, по какой причине вчера он вынужден был уйти.

Тэдзима покосился на стоявшего рядом с ним Акикаву.

«Редактор «Тоё». Университет К. 29 лет. Склонен к левым взглядам. Никогда не сдается. Неформальный глава пресс-клуба».

Вначале Акикава предпочитал держаться в тени, предоставив другим делать всю черную работу. Теперь он держался невозмутимо – стоял скрестив руки на груди.

– Прав ли я в своем предположении, что вы просите у нас прощения?

– Совершенно правы.

Тэдзима во второй раз покосился на Акикаву и повернулся к остальным:

– Вы согласны, что…

«Этого достаточно, продолжай», – жестами показали собравшиеся. Тэдзима кивнул и, подойдя к столу Миками, протянул ему листок с текстом. Миками прочел заголовок:

«Серьезное ДТП в городе Оита».

Читать дальше не было смысла – Миками и так прекрасно знал содержание. Перед ним была копия пресс-релиза, разосланного ими накануне. Домохозяйка, на своем авто, сбила пожилого мужчину, который получил тяжелые травмы. Дорожные происшествия сами по себе считались событиями довольно заурядными, подробности этого конкретного ДТП стали поводом для конфликта с прессой.

– Повторяю свой вчерашний вопрос: почему вы не хотите сообщить нам имя и адрес виновницы аварии? Вы обязаны предоставить нам полные сведения о ней!

Миками сцепил пальцы рук и посмотрел в глаза Тэдзиме. Тот ответил ему ледяным взглядом.

– Как я уже объяснил вам вчера, виновница происшествия на восьмом месяце беременности. Случившееся несчастье сильно потрясло ее. Мы не знаем, каковы будут последствия, если она увидит свое имя в газетах. Вот почему мы скрыли ее имя.

– Это неуважительная причина! Вы утаили даже ее домашний адрес – мы знаем только, что она проживает в городе Оита. Некая А., домохозяйка, тридцати двух лет. Вот и все, что нам сообщили… откуда нам знать, может, она и вовсе не существует в природе?

– Разумеется, она существует, она настоящая, и именно поэтому мы должны учитывать все последствия огласки для нее самой и для ее еще не родившегося ребенка. Объясните, что здесь не так.

Миками показалось, что журналисты восприняли его слова как свидетельство его высокомерия. Тэдзима заметно помрачнел; остальные сердито зашептались.

– С каких пор полицию заботят такие тонкости? Какая-то чрезмерная чуткость!

– Женщина-водитель не арестована. Пострадавший переходил дорогу в неположенном месте, кроме того, он был пьян.

– И тем не менее! Виновница не смотрела на дорогу. А пострадавший, как здесь написано, находится в тяжелом состоянии, хотя его лучше бы назвать «критическим». На самом деле пострадавший, старик по фамилии Мэйкава, сейчас в коме!

Миками краем глаза покосился на Акикаву. Долго ли еще тот позволит Тэдзиме разглагольствовать?

– Миками-сан, мы требуем от вас откровенности! Мы не имеем права закрывать глаза на подобные происшествия; возможные последствия слишком велики. Наш долг в данном случае – задаться вопросом о мере ответственности водителя.